Клан Борзых: Приемыш (СИ) - Шаман Иван - Страница 78

— И электричество пока есть, значит…— сказал Данила.

— Значит, нельзя останавливать огонь. Пока на стенах видят, что мы сопротивляемся, взрывать не станут. Лучше подумайте, как дольше продержаться, — оборвал я, переводя разговор в конструктивное русло.

— И то верно, — кивнул Семён. — Пока дерёмся — не бесполезны.

— Вот только снарядов у нас хватит на десять часов, — напомнил я.

— Значит, снижаем норму в два раза. Может, к тому времени из крепости подойдёт подкрепление, или связь восстановят, — решительно сказал Данила и, сняв трубку, объявил по форту переход на половинную смену. Что с учётом усталости и ранений было воспринято на ура.

Я же сосредоточился на сборе ресурсов. С каждой новой волной тварей вал наполнялся, хотя пока только до уровня второго этажа. Но когда включат пресс, было совершенно непонятно, а паразиты новой толпой ринулись к нам. Хорошо, люди уже знали, как себя вести: намертво перекрыли бойницы, отошли от стен и били лишь тех тварей, что приближались к ним.

Приходилось бегать с этажа на этаж, вылавливая миньонов с заполнившимся хранилищем, а заодно перепрограммировать новых, забирая себе самые удачные и прочные комбинации. Ни одной элиты мне не попалось, но после того как Сара накопила достаточно данных, выяснилось, что и у нейрочипов были свои апгрейды. Уже после официальной смерти носителя.

Связано это было с целым рядом условностей и модификаций, которые тяжело было объяснить чем-то кроме эволюционного процесса. История заражённых всё ещё не складывалась, но стало понятно, что пострадавшие люди, заражённые техновирусом, стремились к бессмертию, частью которого становился перенос сознания в защищённый мобильный блок — бывший нейроинтерфейс.

Таких нам, естественно, не попадалось, но и достигших конечной точки — цифрового бессмертия, — были единицы. А вот вставших на такой путь — очень много. Вот и нападали на форт паразиты с разным прогрессом. Какие-то на самой ранней стадии, а другие — получившие укреплённый корпус, множество лапок и прочее.

«Слушай, я не понимаю, почему мы вместо того, чтобы собирать по крупицам эти наномашины, просто с их помощью не создадим станок, а на нём уже делать что угодно? Те же пропеллеры для дрона», — спросил я, в очередной раз смотавшись сверху вниз и собрав за один проход жалкие двести миллиграмм нанитов.

«Просто⁈» — появившееся у меня перед глазами изображение девушки закатило глаза. — «Просто… Думаю, моя ошибка в твоей недостаточной образованности и мотивированности. Наномашины — не панацея и не волшебное средство. Это двигающиеся с естественными жидкостями или с помощью магнитных полей микроскопические механизмы, получающие энергию из среды. Механизмы, которые требуют для выполнения работы чёткие программы, которые заложены в аппаратно-программный комплекс. То есть в нейрочип. И если в нём нет каких-то данных, то и выполнить эту команду нельзя».

«Но ты же выкачиваешь информацию из чипов. Вряд ли там всё стандартное, должны быть и различия».

«Их хватает. Но большая их часть была направлена на спасение жизни носителя чипа. Больше девяносто пяти процентов всего кода — симуляция мозговой деятельности для контроля повреждённых тел, и она почти стандартная у всех. Пять последних процентов могут содержать как программные модули, которые я сканирую и храню, так и особо важную информацию».

«И среди этой информации — инженерной нет?»

«О, я, вероятно, не очень верно выразилась. Особо важную информацию для прошлого носителя. А у вас, людей, с логикой важности всё крайне странно. Например, у меня есть расписание уроков, календари менструальных циклов, просроченные пятьсот лет назад напоминания о встречах, коллекция фото и видео эротического, и не очень, содержания», — начала перечислять и даже демонстрировать Сара. От некоторых примеров хотелось провалиться сквозь землю. — «И всё это было помечено как важное или ценное. Возможно, нам когда-нибудь попадётся человек, который самым важным считал не свои каракули, а программы, на основе которых они были сделаны. Пока же будем довольствоваться продвинутым прицельным комплексом, анализатором улик и некоторыми другими программными блоками, применения которым я не нашла».

«Ладно, большинство людей — идиоты, тут спорить бесполезно. Но можно же пойти обратным путём? Самим создать программу, на основе которой наномашины будут выполнять нужные действия».

«Рой наномашин ведет себя как жидкость, и в большинстве своём подчиняется именно законам, распространяющимся на жидкости. По этой причине их так легко использовать в кровеносных сосудах, перекачивать между ёмкостями и так далее. Хочешь создать программу поведения для выполнения определенной операции? Ну скажем, смещения молекулы вещества в нужную сторону. Я могу тебе предоставить такую возможность. Тебе даже не понадобится знание языка программирования. Наблюдай, отдавай команды, проверяй выполнение работы и выбирай лучший из возможных результатов. Я на это выделю, ну скажем две миллиграмма нанитов. Развлекайся».

После этих слов у меня перед глазами появилась условная капелька. Очень и очень условная, потому что она фактически не имела объёма. По моему желанию она перемещалась по плоскости, могла разделяться на несколько, собираться обратно, окружать какую-то, опять условную, молекулу и толкая собой перемещать её.

В начале я обрадовался успехам. Ну что сложного — переместиться, взять то, что нужно и… а потом, собственно, до меня дошло то самое «И». Операции сложнее движения требовали четкого алгоритма выполнения, который для псевдожидкости очень сильно отличался от моего представления. Даже просто совместить два строительных «кирпичика» оказалось нетривиальной задачей, а уж что-то более сложное…

Через несколько часов экспериментов я был готов признать, что нам и в самом деле нужен программный инженерный комплекс. Без него все мои попытки сводились к детской игре в куличики, только вместо песка была жидкость, которая не сохраняла форму, а растекалась, меняя очертания.

Замораживать жидкость — значило строить из нанитов, теряя рабочее тело с каждой операцией. Собственно, так поступала Сара, усовершенствуя наш нейроинтерфейс. Вот только я прекрасно осознавал, что это был тупиковый путь. Тратить на усовершенствование наномашины — всё равно что расстреливать тварей золотыми патронами. Можно, когда нет другого выхода, но чрезвычайно глупо.

Так что я не сдавался. Хоть и отложил это развлечение на время отдыха. Любое обучение идёт через повторение сотни раз одних и тех же операций и выбор среди них самых оптимальных. Машинное обучение — не исключение. Просто оно происходит виртуально и миллионы попыток могут занимать куда меньше времени.

Но как ребёнок не знает, хорошо у него получилось или нет, так и машина не знает, какой результат вышел, и для оценки всегда нужен сторонний человек.

Это было нашей надеждой.

— Осталось меньше двух с половиной тысяч снарядов, — отвлекая меня от мыслей, сообщил Белков. — Нужно переходить на жёсткую экономию.

— Пока не нужно. И так работает нормально только третий этаж, второй наполовину отдыхает, а первый вовсе забаррикадирован. Из тридцати пушек — стреляют десять, не торопятся. Снарядов хватит на двое суток, — возразил я, сверившись с расчётами. — Но, если хочешь, сообщи свои мысли княжичу.

— Хотелось бы пожить больше двух ночей, — теребя в руках блокнот с результатами инвентаризации, проговорил Белков. — Вам бы народ успокоить, а то слухи разные ходят. Что мы от крепости отрезаны, что подвоза и подкрепления не будет.

— Куда они денутся с подводной лодки? Бастовать пойдут?

— Нет, конечно. Но когда пузо сытое, а голова спокойная — и работается лучше.

— Объявим дополнительные часы отдыха и досуга, — подумав решил я. — Пусть спят вволю, меньше есть будут. Главное, чтобы дежурные не проспали очередную напасть. А что сказать, я подумаю.

— Спасибо, господин комиссар, — улыбнулся Белков и, коротко поклонившись, пошёл дальше.