Топи - Глуховский Дмитрий Алексеевич - Страница 47

СОНЯ

Влады́ко Христе́ Бо́же, И́же страстьми́ Свои́ми стра́сти моя́ исцели́вый и я́звами Свои́ми я́звы моя́ уврачева́вый, да́руй мне́, мно́го Тебе́ прегреши́вшему, сле́зы умиле́ния; сраствори́ моему́ те́лу от обоня́ния Животворя́щаго Те́ла Твоего́, и наслади́ ду́шу мою́ Твое́ю Честно́ю Кро́вию от го́рести, е́юже мя́ сопроти́вник напои́; возвы́си мо́й у́м к Тебе́, до́лу пони́кший, и возведи́ от про́пасти поги́бели: я́ко не и́мам покая́ния, не и́мам умиле́ния, не и́мам сле́зы уте́шительныя, возводя́щия ча́да ко своему́ насле́дию.

Пока она читает – Лиза идет вперед шаг за шагом, но каждый новый шаг дается ей со все большим трудом, будто она идет против усиливающегося ураганного ветра. На подступах к двери Лизу начинает шатать, она чуть не падает, но хватается за дверной косяк, рывком бросает себя вперед, но кричит от скрутившей все ее тело дикой судороги, падает на колени в дверном проеме – и ее рвет кровью.

СОНЯ

Нет! Ну пожалуйста! Нет!

ИНТ. ПОДВАЛ ПРОПАВШЕГО. ДЕНЬ

Эля по-прежнему сидит в одной клетке с собакой. Пропавший сидит на перевернутом ведре, на котором Эля раньше с петлей на шее. Смотрит на нее.

ЭЛЯ

Слушай… Ну правда, дай мне во что переодеться, а? Зуб на зуб не попадает. И вообще… Чего в подвале сидеть?

ПРОПАВШИЙ

Без приказа нельзя, говорю же.

ЭЛЯ

Ну а что он тебе прикажет, твой командир? Он же нормальный человек, как и ты. Я так воспаление легких схвачу.

Пропавший тяжело вздыхает. Собака щерится, глядя на Элю.

ЭЛЯ

Ну хоть собаку можешь обратно забрать?

ПРОПАВШИЙ

Не любите вы собак, а? Не любите. И они вас не любят.

Собака начинает рычать.

ЭЛЯ

Она у тебя нервная какая-то. Не бросится?

Собака рычит громче. Пропавший смеется.

ПРОПАВШИЙ

Без команды не бросится. Да, Азорка? Не бросишься же? Или бросишься?

Собака подходит к Эле ближе, рыча. Эля, растерявшись, делает шаг назад.

ЭЛЯ

Это ты ее заводишь?!

ПРОПАВШИЙ

Нет. Он сам. Зверя чувствует. По запаху. Вспотела и стала подванивать сразу.

ЭЛЯ

Забери ее… его… пожалуйста.

ПРОПАВШИЙ

Да… Чувствует. Все чувствует.

(смеется)

И я чувствую. Это оттуда. С войны. И вот мы когда этот аул-то… Когда командир ровнять его сказал… Тебе зеркало дать, говорит, чтоб ты вспомнил, где ты, блядь, и кто ты? Или ты сам справишься? Я говорю – не надо зеркала. Приказа достаточно. Все три машины разом орудия развернули… И этот приказ, он мне… У меня все внутри перекручено было, и не отпускало, а командир… Снял вопрос. Давай, говорит. Действуй. Это знаешь, как хорошо было? Как когда чесотка у тебя, а тебе чесаться нельзя, руки связаны. А потом тебе развязывают их и говорят: на, чеши. И ты чешешь, чешешь. Чешешь. До крови.

В Эле что-то меняется. Она перестает жаться в угол. Выпрямляется.

ЭЛЯ

Чтоб ты сдох. Давай, мразь. Натрави на меня свою псину. Все равно сдохнешь. Ты прав. Эта война тебя везде найдет.

Плюет в него.

ПРОПАВШИЙ

Вот. Во-от. Вот ты и запела, сучка ты моя сладкая. Только знаешь, в чем разница между мной и тобой? Ты зверь, а я солдат. Это ты можешь глотки рвать. А я на войне. Я приказа дождусь.

ЭКСТ. ДЕРЕВНЯ ТОПИ. СУМЕРКИ

Деревня вся уже залита туманом. К деревне вместе с этим густым, белым и непроглядным как молоко туманом приближается черный непроницаемый «Гелендваген».

ЭКСТ. МОНАСТЫРСКИЙ ДВОР. СУМЕРКИ

Денис стоит во дворе, курит. Выходит Соня – плачущая, всхлипывающая.

СОНЯ

Дай мне тоже.

Денис смотрит на нее вопросительно – только что ведь отказывалась, достает сигарету, прикуривает ей.

СОНЯ

Я не понимаю, в чем дело. Я не понимаю, в чем дело.

Ее трясет, она приникает к Денису.

ИНТ. КЕЛЬЯ ОТЦА ИЛЬИ. СУМЕРКИ

Отец Илья в окно смотрит на обнявшуюся пару во дворе монастыря. Видно не очень хорошо, и он осторожно приоткрывает занавеску. И в этот самый момент Соня поднимает взгляд – и смотрит прямо в КАМЕРУ, в глаза отца Ильи. Тот судорожно задергивает занавеску, но слишком поздно.

ЭКСТ. МОНАСТЫРСКИЙ ДВОР. СУМЕРКИ

Соня вздрагивает, отстраняясь от Дениса.

СОНЯ

Он там! Отец Илья! Я его видела! В окне!

ДЕНИС

Брось… Сонь, не надо…

СОНЯ

Отец Илья! Отец Илья!

Она отталкивается от Дениса – и бросается к дверям в монастырские покои.

ДЕНИС

Его нету там! Соня, постой…

СОНЯ

Что значит – нет? Что значит – нет?! Только что же был!

Денис делает несколько шагов ей вслед, пытается поймать ее за руку, но она вырывается.

СОНЯ

Пусть объяснит мне, что это все значит! Она что… Она оттуда никогда выйти не сможет, что ли?!

ДЕНИС

Соня! Сонь!

Но Соня уже врывается в монастырские покои…

ИНТ. МОНАСТЫРСКИЕ ПОКОИ. СУМЕРКИ

…и срывающимся в бег шагом мчится по ним.

СОНЯ

Отец Илья! Отец Илья!

Денис бежит за ней. Соня, захлебываясь в слезах, твердит:

СОНЯ

Это же как тюрьма! Это хуже! Как Господь с ней так может?! За что?! Отец Илья…

Они опять останавливаются перед запертой дверью. Соня принимается барабанить в нее.

СОНЯ

Отец Илья! Я видела вас! Видела! Денис, пожалуйста…

Денис тогда выбивает дверь ногой. Дверь распахивается – и они видят отца Илью, который стоит на табуретке, голова в петле. Он в одном исподнем, его колотит. Он вытягивает руку вперед, предостерегая их.

ОТЕЦ ИЛЬЯ

Уйдите! Не мешайте!

ДЕНИС

Как это… Это как?..

Соня в истерике.

СОНЯ

Объясните! Лиза… Это не чудо, это наказание! За что ей такое?! Она мучается! Вы не видели, как она мучается!

Отец Илья вздыхает тяжело и рвано. Его трясет так, что зуб на зуб не попадает.

ОТЕЦ ИЛЬЯ

Чудо… Чудо… Кто тебе сказал, что чудеса все от Бога только?! Дура… Тут у нас другой хозяин. Прости меня, Господи…

Он крестится и прыгает с табуретки. Слышен хруст ломаемых позвонков – и его тело обвисает безвольно.

СОНЯ

Нет! Боже, это же грех, грех…