Аукцион невинности. Его трофей (СИ) - Покровская Т. Е. - Страница 9

— М-м-м? — издал он вопросительный звук, удобнее устраиваясь на мне.

Ах да, он же требует, чтобы я на его вопросы отвечала. Что там было-то?

— Ты что-то говорила про «зря», — вкрадчиво помог он.

В его голосе слышалась улыбка. Развлекается.

— Зря ты не дал мне отделать Аньку, — обречённо выдохнув, сказала я. — Тебя бы бить не лезла.

— Так может для этого и не дал?

Пока я пыталась понять его непостижимую логику, он встал и поднял меня на ноги. И вдавил спиной в стекло, обхватив ручищами меня за шею и пах.

— Руки! — неожиданно сказала ему я глядя в глаза.

Всё же красивый гад. И так мило озадачивается.

Он улыбнулся и вопросительно приподнял бровь.

— Мои руки свободны, — с доброжелательной улыбкой гадюки сообщила я. — Ими можно много сделать. Глаза твои красивые выцарапать, например.

Адам широко улыбнулся.

— Мне лестно, что фотограф с фантастическим глазом и чутьём прекрасного считает меня красивым. И что же тебя привлекает в моих глазах?

Похоже, я совсем тронулась рассудком, потому что краснею от удовольствия — человек с нереально крутым вкусом, настолько богатый, что имеет доступ к лучшему — назвал меня фантастическим фотографом…. Кстати да, он же видел мои снимки.

А кроме моих снимков он видел…

Эта мысль помогает, возвращая злость, напоминая, что вообще-то он мой враг, он купил меня, и сейчас играет со мной. Ненавижу. Срочно думай, Викуль, чем ещё он способен тебя разозлить.

— Так что насчёт душа? — провоцирующе спрашивает он.

Точно, душ. Я смотрю в его глаза и тут меня накрывает…

Ох тыж твоюж мать… Крутилки! Я принимала душ и материлась на крутилки!

Какова вероятность того, что он может это слово использовать просто так?

Я же чувствовала себя в безопасности, я же расслабилась! А у него тут, оказывается, жучки и камеры, он специально же меня провоцирует и даёт это понять!

— Твои глаза… — хрипло говорит Адам, — это космос просто. Злость делает их такими…

Договорить у него не получается. Злость, которой он так восхищается, даёт мне сил.

В этот раз я делаю всё идеально верно. Выворачиваюсь, как по учебнику.

Мой кулак впечатывается в его идеально красивый нос, меня оглушает хруст. Этот гад и бровью не ведёт, таращится на меня, скалясь, но руки разжимает.

Я подныриваю под его руки и несусь к выходу.

Не знаю, на что я рассчитывала.

Он меня хватает, вырывает из халата пояс — стягивает им мои руки за спиной.

Поднимает меня, закидывает на плечо и несёт к лестнице наверх.

— Игнорируешь мои вопросы. Смелая девочка. Тогда насчёт душа я решаю за тебя, — хрипло говорит Адам, удерживая меня на плече так, чтобы не могла его больше ударить. — Вперёд, Виктория! Мы идём изучать крутилки!

11. Изучение

Болтаюсь на его плече.

Идёт быстро. Размашисто.

На лестнице на второй этаж перемахивает сразу через две ступени.

Упираюсь руками в широченную спину. Под пальцами напрягаются тугие мышцы.

На полу за ним капли крови. Вспоминаю хруст от моего удара. Я что, ему реально нос сломала?..

Вика, похоже, что ты реально дура…

На всякий случай затаиваюсь на его плече как мышка, не пытаюсь сопротивляться, даже дышу едва-едва. Страшно шо пипец. Влипла, вот же влипла!

С другой стороны, он этого и добивался. Как он сказал на помосте, когда видел, что я пыталась бить связавшего меня амбала? «Не стоит бить меня прилюдно».

Я снова прокрутила в голове воспоминание, как он говорил мне эту фразу. С едва заметным нажимом на «прилюдно».

А сейчас мы наедине. И как довольно он назвал меня драчуньей…

Точно извращенец. Может, обойдётся? Но на всякий случай надо будет держать себя в руках, чтобы не лезть на него с кулаками. Хотя провоцирует. Вот специально же провоцирует!

Адам заносит меня в ванную комнату. Она мне больше всех понравилась: огромная, с застеклённым отделением от пола до потолка под душ. Именно там прямо в стене были крутилки и отверстия.

Он ставит меня на пол, а мне уже и не хочется ни драться, ни сопротивляться — ничего мне не хочется.

Я просто смотрю на здоровенного пугающего красавца, чувствуя, как в животе всё стягивается в узел, губы немеют, а пальцы начинают подрагивать, потому что мне очень, очень страшно.

Его нос припух, но вроде ровный. Из носа на губы, подбородок и на рубашку льёт кровь. И улыбается. Синие глаза расширены. Скалится, показывая ровный ряд белых зубов.

Адам начинает раздеваться. Я отступаю от него на шаг.

Снимает рубашку. Брюки. Снимает браслет. Складывает всё аккуратно на тумбочку у двери.

Отточенные неторопливые движения. Идеальное тренированное тело с извилистыми линиями чёрных татуировок. Капли крови из разбитого мною носа.

Остаётся в чёрных боксерах. Под ними внушительный такой, основательный бугор.

— Открывай дверь и заходи в душ, Виктория, — тихо говорит он. — Спиной к двери, смотри на стену.

Слушаюсь сразу. Страшно же до потери сознания. Вцепляюсь в махровую ткань халата, запахиваясь сильнее. Хоть бы не заставлял раздеваться.

Меня потряхивает. Но я всё равно открываю прозрачную стенку душа, встаю на пороге, смотрю на стену из белой крупной плитки с блестящими кругляшками.

— Начнём с подсветки, — говорит он. — Крутилки с белой окантовкой. Если нажать в центр…

Следующие пять минут он реально мне рассказывает, как пользоваться душем. Где подсветка. Как выглядят регуляторы напора для боковых струй. В каком месте включается массаж ног.

Я в полном ахере слушаю. Следую его командам, нажимая и поворачивая всё это обилие сверкающих кругляшков на стене. Дёргаюсь, когда в меня бьёт очередная струя. Говорю «да», когда он уточняет, точно ли я поняла.

В отражении замечаю движение за моей спиной — он ходит, выдвигает ящики, чем-то шебуршит и продолжает методично погружать меня в тёмное дело душевого управления.

Движение за спиной стихает. Только его низкий хрипловатый голос, которому я следую, подрагивая в ожидании, что же дальше будет.

Наконец, не выдерживаю. Оглядываюсь.

Адам стоит рядом спиной ко мне рядом с раковиной — смотрит в большое зеркало. Не отрывая от меня глаз через отражение в зеркале, вытирает салфетками подсыхающую кровь под носом.

На какое-то время забываюсь от вида широкой рельфной спины, подтянутой задницы в боксерах, прорисованных мышцах на бёдрах и икрах.

— Не отвлекайся, Виктория, — усмехается он. — Включи красную подсветку у пола.

Я тяну дрожащую руку к блестящей кнопке включения подсветки.

Пол душевой подсвечивает красным. Адам что-то нажимает на панели у зеркала — яркий потолочный свет гаснет. Остаётся лишь полумрак, окрашенный красным.

Я замираю, боясь даже думать, что дальше будет.

— На стену смотри, — говорит он.

Вздрагиваю, отворачиваюсь к стене. Слишком долго длится молчание.

— Я тебя коснусь, — раздаётся сзади его тихий голос, — а ты будешь просто стоять.

Киваю, потому что голос меня точно подведёт.

— Ударишь меня снова? — спрашивает.

В тёмной комнате, с красной подсветкой, происходящее кажется особенным сюрром.

— Это просьба? — спрашиваю я.

Мой голос всё же дрогнул.

— Нет, — смеётся приятным бархатистым смехом, — мне не нравится, когда меня бьют. Если ты об этом. Твой удар мне тоже. Очень. Не понравился.

Стою. Жду, что будет дальше.

— Если ты меня ударишь снова, мне не понравится, Виктория.

— Зачем провоцировал? — спрашиваю, чувствуя, как меня затапливает злоба.

Я не шевелюсь, всей кожей чувствую, как он стоит позади меня. Молчит.

Не выдерживаю, спрашиваю снова:

— Зачем? Ты же..

— Хотел посмотреть, — неожиданно отвечает, — насколько всё запущенно. Не забивай голову. Сформулирую вопрос по-другому.

Его руки касаются ворота халата. Рывок — халат спущен с моих плеч.

Распускает мои волосы, перекидывает через одно плечо, сдавливает ручищами мои руки, касается губами шеи.