Феномен колдовства в Средневековье - Рассел Джеффри Бартон - Страница 16

В течение VIII века в феномене ведовства произошли два значительных изменения. Первым стало распространение идеи договора с дьяволом. История VI века о священнике Феофиле, который заключил договор и отрекся от Христа, чтобы получить епископат (он раскаялся и был спасен заступничеством Пресвятой Девы), была переведена на латынь Павлом Диаконом и к концу столетия стала набирать все большую популярность, породив множество подражаний.

Второе существенное изменение заключалось в том, что идея малефициума все больше ассоциировалась с языческими чертами ведовства, поэтому в конце концов в позднее Средневековье слово «malefica» стало одним из двух наиболее распространенных на латыни, означающих понятие «ведьма». Второе слово – «striga». В предыдущем столетии укоренилось представление о том, что стрига – это скорее преступник, а не дух. Теперь же существовало разграничение между ее злодеянием и другим преступлением. Если раньше слово «malefitium» означало любое преступление, то теперь – почти исключительно ведовство[116]. Когда в последующие века ведьмам стали приписывать, помимо поклонения дьяволу и прогулок с демонами по ночам, использование злой магии с их помощью, большая часть низкой магии могла быть приравнена к ведовству и колдуны могли быть привлечены к ответственности за то, что уже считалось не простым преступлением, а ересью и преступлением против Бога.

Миссионеры, короли и папы, трудившиеся над созданием христианского общества, были озабочены не только обращением в свою веру оставшихся языческих народов, таких как германские саксы, но и упорядочением недавно христианизированного общества в более цивилизованных местах. Как священники, так и миряне продолжали практиковать обряды, которые мало чем отличались от языческих. Григорий II был настолько потрясен сообщениями о плохо замаскированном идолопоклонстве, которые ему прислал Бонифаций из Германии, что приказал миссионеру проверить их подлинность[117].

Короли и церковные соборы присоединились к борьбе против идолопоклонства языческим богам, замаскированного под поклонение святым или мученикам. Идолопоклонство преследовалось по Бигоцианскому пенитенциарию. Магия, идолопоклонство и все, что связано с демонами, были объявлены вне закона в большом собрании канонов, составленном Дионисием Малым и в дальнейшем исправленном папой Адрианом I (772–795). Карл Великий включил это собрание канонов в свод законов на Ахенском соборе в 802 году, который впоследствии приобрел значительное влияние на франков[118]. Пристальное внимание, которое светское законодательство впредь будет уделять ведовству, уже стало очевидным с изданием капитулярия Admonitio generalis, состоящего из посланий к государевым посланцам (missi dominici) и написанного Карлом Великим в 789 году. Эти послания обличают малефиков (злых колдунов), проводя различие между ними и магами. Кроме того, они запрещали использовать какие-либо имена ангелов, которых нет в Библии. Смешение языческих божеств и духов с христианскими ангелами является еще одним свидетельством живучести язычества и дает представление о зарождающейся народной демонологии.

Призвание демонов и принесение им жертв (так все чаще стали называть языческих духов) считалось особенно греховным действием. Таким было мнение святого Бонифация и оказывавших ему поддержку великих пап[119]. Бонифаций обнаружил священника, приносящего жертвы Юпитеру, а Григорий III запретил жертвоприношения демонам у источников и деревьев. Эти и другие авторы начала VIII века отличали мелкое жертвоприношение демонам от крупных идоложертвенных актов[120]. Папа Захарий, комментируя Бонифация, пишет, что суеверные священники «окружают себя единомышленниками и продолжают свое лжеслужение не в лоне католической церкви, а в сельской местности, в хижинах землепашцев, где их невежество и беспросветная глупость могут быть сокрыты от епископов»[121]. Прилагавшийся к канонам Лептинского собора 744 года Indiculus superstitionum[122] запрещает делать жертвоприношения святым, а не Богу, что является признаком того, что в народном сознании святые и старые божества перемешались. Формула крещения, прилагающаяся к актам этого же собора, доказывает, что старые боги все еще были живы в умах людей:

Я отрекаюсь от всех деяний демона, от всех его наущений, и от Тора, и от Одина, и от Сакснота[123], и от всех злых существ, подобных им[124].

Единственное упоминание человеческих жертвоприношений в том столетии можно найти в капитулярии, изданном Карлом Великим для контроля над недавно завоеванной и насильно обращенной Саксонией. В девятой главе говорится: «Да будет предан смерти тот, кто по языческим обычаям принесет человека в жертву дьяволу и приносит жертвы демонам». В шестой главе устанавливается такое же наказание для тех, кто поедает плоть ведьм. Это единственное упоминание не доказывает того, что подобные зловещие практики существовали на других территориях Европы[125].

Из существующих языческих праздников наибольшее внимание властей привлекал звериный маскарад на Новый год с сопутствующей ему верой в возможность обращения человека в животное. Осуждения этого праздника были настолько похожими друг на друга, что трудно понять, насколько они отражали масштаб существующей проблемы, а насколько были просто повторением ранее звучавших обвинений. Наиболее распространенное обвинение заключалось в том, что люди обряжались в костюмы оленей или телят, хотя встречается и более любопытный вариант – «в повозке». Другие виды костюмов приводятся в испанском пенитенциарии, который осуждает ношение шкур или переодевание в женское платье. В Indiculus superstitionum упоминается обряд, который включал в себя переодевание в женское платье, рваную одежду или в шкуры, чтобы изображать животных[126].

Наряду с новогодним маскарадом праздники в честь Водана и Меркурия в среду и Тора или Юпитера в четверг также подвергались осуждению, как и Спуркалия – древнегерманский праздник, день весеннего равноденствия, на котором приносили в жертву свиней, и Брумалия – вакхический праздник, отмечающийся 25 декабря. Празднования часто обозначались глаголом sabbatizare, что, возможно, повлияло на более позднюю историю термина «шабаш ведьм». Единственным доказательством оборотничества, помимо содержащегося в капитуляриях и постановлениях соборов, является осуждение Бонифацием саксонской веры в оборотней и стриг как суеверий[127].

Трансформации праздничных оргий сообществ инакомыслящих начались в VIII веке. К старым языческим пиршествам с их плясками теперь был добавлен элемент сексуальной распущенности, пришедший из ересей. Отчасти это проистекало из потребности еретиков сохранять секретность и из крайностей духовного антиномизма, а отчасти было проекцией ортодоксами своих собственных похотливых желаний на инакомыслящих. Оргиастические пиршества устраивались во время Спуркалий и Брумалий, однако конкретные обвинения в сексуальной распущенности, которые впоследствии станут обычными в поздних судебных процессах над ведьмами, впервые были выдвинуты в 740 году против еретика Альдебера.