Черный дембель. Часть 4 (СИ) - Федин Андрей - Страница 18

Об этой истории мне напомнили билеты денежно-вещевой лотереи, которые мы с братом весной получили в подарок. Я даже припомнил, что о рассказанной Лемешевым истории читал в интернете — было это уже в конце двухтысячных годов. Вот только в статье не упоминались имена и фамилии фигурантов той истории. Зато с кого она началась мне говорил дядя Саша, и имя того человека я запомнил: с ним у меня были связаны не самые приятные воспоминания. Лемешев утверждал, что началась та история в день рождения его жены, когда он в обед приехал в комиссионный магазин на проспекте Мира и встретил там знакомого.

Тем знакомым был (как утверждал дядя Саша) Игорь Матвеевич Сельчик, второй секретарь горкома партии Новосоветска. Тогда я его больше знал, как отца Вени Сельчика, главного комсорга Новосоветского механико-машиностроительного института. Зато теперь я понимал, что свой пост Игорь Матвеевич получил не так давно. И только поэтому ещё не обзавёлся «Волгой» и не прикупил автомобиль своему единственному сыну. Дядя Саша говорил, что «заскочил в комиссионку» за капроновыми колготками для жены (утром ему о появлении этого жуткого дефицита просигналила директорша магазина). И встретил там второго секретаря горкома.

Почти все сделки по купле-продаже машин в Новосоветске совершались именно в комиссионном магазине на проспекте Мира. Хотя самих машин в том магазине в продаже обычно не было. Но именно там у директора магазина всегда была информация от продавцов машин и от покупателей. Одни объявляли свою цену, другие оставляли «заявки» на товар. Те и другие (при посредничестве директрисы) приходили к соглашению. Оценщик магазина получал стандартные двадцать пять рублей и вписывал в документы сильно заниженную цену подержанного автомобиля (от которой государство получало семь процентов комиссионного сбора).

Покупатель через директоршу передавал продавцу разницу между «реальной» ценой и «официальной». Директорша становилась гарантом сделки. И брала себе от ста пятидесяти до двухсот пятидесяти рублей с этой суммы — так утверждал дядя Саша. Продавец оформлял бумаги в магазине — получал «залог» (который часто был больше «основной» суммы). И только после этого бывший в употреблении автомобиль «по бумагам» попадал на продажу в магазин, где его уже дожидался покупатель — тот оплачивал «официальную» стоимость машины через кассу и становился счастливым обладателем транспортного средства.

В тот день, о котором говорил Лемешев, он встретил в комиссионке Игоря Матвеевича Сельчика. И видел, как тот выходил из кабинета директорши магазина в компании черноволосого бородатого мужчины в полосатом костюме (это всё, что Лемешев запомнил из внешности того человека: цвет волос и бороды, полоски на костюме). Тогда дядя Саша даже не подумал, что присутствовал при начале «громкой» истории, которую позже в интернете называли «Приключения лотерейного билета». А Лемешеву о ней рассказал «знакомый из КГБ» — дядя Саша не удержался и вечером «под коньячок» поделился «секретной информацией» с Артурчиком и со мной.

Лемешев и интернет утверждали, что к директорше комиссионного магазина обратился некий мужчина. Он сообщил, что выиграл в денежно-вещевую лотерею автомобиль ГАЗ-24 «Волга». Пояснил, что автомобиль ему не нужен. Но и нести его в сберкассу он не хочет: считал, что официальные девять тысяч двести рублей — это мало за столь престижную машину. Мужчина заявил директорше, что продал бы выигрышный билет «заинтересованному лицу» за двенадцать тысяч. Предъявил женщине и сам билет, и газету с перечнем выигрышных номеров. Я помнил, как Лемешев похвалил директоршу комиссионки «за профессиональное чутьё».

Потому что работница торговли не выкупила тот билет сама, хотя в теории озолотилась бы на его перепродаже. Но она и не отказалась от выгодной сделки. За «мизерный процент» она свела продавца лотерейного билета со вторым секретарём горкома, который как раз подыскивал автомобиль для своего сына. Игорь Матвеевич Сельчик встретился с продавцом билета в магазине в тот самый день, когда дядя Саша явился туда за колготками для жены. Сверил номер и серию приобретаемого билета с таблицей выигрышных номеров (принёс на встречу собственную газету). А на следующий день передал продавцу пока виртуальной «Волги» деньги.

За получением выигрыша Игорь Матвеевич не пошёл. Он перепродал лотерейный билет своему знакомому из «южной» республики за двадцать тысяч. Лемешев предположил: Сельчик не решился пересесть на столь «престижный» автомобиль, потому что первый секретарь горкома партии Новосоветска всё ещё колесил по городу на «старой» модели «Волги» (ГАЗ-21). Дальше лотерейный билет несколько раз переходил из рук в руки. Затем (этот момент дядя Саша нам рассказывал, рыдая от смеха) он очутился у «очень уважаемого человека» директора одного из хлопковых совхозов — ему он достался за сорок пять тысяч рублей.

Игоря Матвеевича Сельчика и чернобородого незнакомца дядя Саша видел в комиссионном магазине девятого сентября. А опрашивали его (как свидетеля) по этому поводу в мае — моего младшего брата к тому времени уже перевели в следственный изолятор. Я прикинул, что лотерейный немало поколесил по Советскому Союзу, пока не осел в кармане хлопкороба. И его стоимость с двенадцати тысяч (полученных бородачом в полосатом костюме) до сорока пяти тысяч (которые отстегнул за него «самый обыкновенный» директор совхоза, чтобы «не выделяться» среди коллег) выросла не за одну-две перепродажи.

Хлопкороб, как я теперь предполагал, обратился за выигрышем только весной тысяча девятьсот семьдесят пятого года. И узнал, что его лотерейный билет поддельный. Точнее (как я после прочёл уже в другой статье), тот лотерейный билет был вполне настоящий. Вот только некий умелец вытравил на нём прежний номер — заменил его на выигрышный. Я читал статью о бывшем работнике Гознака, что подделывал выигрышные лотерейные билеты в семидесятых годах. Помнил, что его деятельность «навела шороху»: за его поимкой следил лично министр МВД Николай Анисимович Щёлоков. Но имя и фамилию того умельца я не вспомнил.

Зато не сомневался, что именно одна из подделок «того самого» бывшего работника Гознака досталась в сентябре тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года Игорю Матвеевичу Сельчику. Если верить интернету, то продажи своих подделок умелец из Гознака совершал лично. И приметная чёрная борода на его лице красовалась неспроста: дядя Саша говорил, что бородача видели лишь в комиссионке и на железнодорожном вокзале — больше нигде в нашем городе милиционеры его следов не обнаружили. Я предположил, что приехал и уехал торговец поддельными лотерейными билетами гладко выбритый.

В моей прошлой жизни «фальшивобилетчика» задержали в конце семидесятых годов. И так же, как и моего младшего брата, приговорили к исключительной мере наказания. Умелец из Гознака, без сомнения, был талантливым человеком. Вот только превратился в обычного преступника — никакой симпатии к нему я не испытывал. И если ставить его судьбу на другую чашу весов с судьбой той же Марго, то без сомнений и угрызений совести обменял бы этого «фальшивобилетчика» на развод Маргариты Лаврентьевны. Поэтому я без раздумий зачислил бывшего работника Гознака в список доступных мне «заклинаний».

Лемешев «тогда» утверждал, что видел Сельчика и чернобородого «в обед». Я плохо представлял, какому именно времени его «обед» соответствовал. Поэтому запасся ещё тёплыми жареными семечками и пахнувшими типографской краской газетами. Натянул штаны (от пылившейся в шкафу с прошлого года «парадки») и тельняшку. Уже утром я уселся на лавку в сквере (с которой просматривался вход в комиссионный магазин) — успел к открытию комиссионки. Изобразил беспечного гуляку: почитывал купленную в киоске «Союзпечать» «свежую» прессу, зевал, сплёвывал себе под ноги шелуху от семян подсолнечника. Привлекал к себе внимание бродивших по скверу с колясками скучающих молодых мамаш, отгонял газетой едва ли не запрыгивавших мне на колени нахальных голубей.