Соль под кожей. Том второй (СИ) - Субботина Айя - Страница 72

— Скажите вашим коновалам, что если к Валерии кто-то хотя бы пальцем притронется — я разнесу ваш ебучий госпиталь по кирпичикам, до ёбаного основания. А того пидара, который рискнет ее тронуть, просто, блять, загрызу. Вцеплюсь в глотку и его из моих зубов смогут забрать только дохлым.

— Дмитрий Викторович, я понимаю ваше состояние, но счет идет на минуты.

Судя по ее ни на пол тона не изменившемуся голосу, эта тетка не воспринимает меня всерьез.

— Мое состояние? Очень не советую вам игнорировать мое «состояние», потому что это может стоить вам прекрасной старости с переломанными ногами!

Какой-то, еще способной трезво мыслить частью мозга понимаю, что веду себя как кусок говна, но страх за Лори одним махом сносит все мои бастионы трезвомыслия.

Никогда, блять, не был суеверным, но почему именно сейчас, когда я рассказал о ней могиле Алины — случилась эта хуйня? Лори всегда очень аккуратно водит, я бы даже сказал — раздражающе осторожно, слишком рано притормаживая уже на желтый и слишком редко выжимая в черте города даже разрешенные шестьдесят. Не представляю ситуацию, в которой она могла бы попасть в варию по собственной вине.

— Я буду на месте через десять минут. Только попробуйте сделать так, чтобы с ней за это время что-то случилось!

А про себя добавляю, что уложусь в эти блядские шестьсот секунд даже если ради этого придется научиться преодолевать скорость света.

Глава двадцать восьмая: Данте

Глава двадцать восьмая: Данте

Прошлое

По пути в больницу вызваниваю Павлова и коротко посвящаю его в проблему. Даже не удивляюсь, что в ответ на мое требование найти мне лучшего в мире специалиста и больницу, он обещает приехать на место и прежде чем пороть горячку, ознакомиться с ее анамнезом.

— Ненавижу всю вашу белохалатную братию, блять, — говорю едва разжымая губы, потому что в них зажата вторая о счету сигарета за последние несколько минут. Прошлую я скурил за четыре затяжки, и только после этого у меня перестали трястись руки. Но жопа так и не разжалась. — Перестраховщики ебаные. Я что — так много прошу?!

— Дмитрий, ради Валерии я сделаю что угодно, — напряженным голосом говорит Павлов, и я слышу знакомый щелчок зажигалки. Поборник здорового образа жизни, блять. — Но есть такие травмы, при которых категорически противопоказана любая транспортировка. И да, чаще всего это именно черепно-мозговые травмы. Мотая ее из больницы в больницу ты можешь сделать только хуже.

— Я не дам этим мясникам раздолбать ей череп!

— Эти, как ты выразился, мясники, профессионалы своего дела и спасли огромное количество жизней.

— Да пошел ты! — уже вообще не понимаю, что несу и на каком свете нахожусь. Может, я уже давно сдох? Окочурился на могиле Алины и мою жалкую грешную душонку колбасит на первом кругу моего персонального ада?

— Все, я выезжаю. Успокойся, Дмитрий, не забывай, что сам под богом ходишь.

К больнице я приезжаю до того, как истекает назначенный мною же лимит времени.

Взлетаю на крыльцо, оттуда — к регистрации. Называю ее фамилию и когда здоровая мужеподобная тетка открывает рот, сразу понимаю, что это с ней я разговаривал по телефону. Не удивительно, что после всего, что я наговорил, она смотрит на меня как на грязь из-под ногтей.

— Доктор Павлов уже здесь?

— Кто? — Она как будто делает огромное одолжение, просто раскрывая рот в мою сторону.

— Значит, не приехал, — говорю себе под нос и, махнув на нее рукой, иду о направлению к реанимации.

Сначала это просто обычный коридор, который дважды «спускается» ниже уровня пола несколькими короткими ступенями. Но постепенно он превращается в тонкую, обложенную мертвенно-белым кафелем, в которой каждый мой шаг рождает громкое зловещее эхо. И здесь почти нет людей, а светильники под потолком выглядят так, словно их взяли из реквизита какого-нибудь документального фильма про концлагеря. Да блять, черта с два я позволю, чтобы мою Лори разрезали как рыбину в этом уродливом месте!

Но когда коридор заканчивается, я оказываюсь около белоснежных дверей, над которыми ярко горит табличка: «Реанимация». На двух лавочках у стен сидят люди — разношерстные, по которым тяжело сказать, чем они занимаются и сколько зарабатывают. Обо всех, кроме, пожалуй, сморщенной сутулой бабульки, которая держится особняком ото всех. Она единственная, кто замечает мое присутствие: смотрит прямо на меня, хотя из-за обилия сладок вокруг ее глаз, я вообще с трудом понимаю, есть ли они у нее вообще.

— Мне нужен врач, — громко привлекаю к себе внимание. — Где я могу поговорить с врачом?

Седой мужик что-то мямлит о том, что они все здесь по той же причине. Длинная и сухая как стебель женщина приговаривает, что доктора нет уже больше часа, что так нельзя относится к людям, которые ничего не знают о своих родных и тут же начинает громко плакать. Сидящий справа от нее парень громко сморкается в мятый носовой платок.

Да твою ж мать.

Я делаю короткий реверс обратно по коридору, надеясь найти незамеченный коридор или дверь, или любое другое место, попав в которое, смогу найти человека, способного ответить на мои вопросы. Но в этом проклятом царстве Аида вообще ничего нет! Только какие-то далекие звуки сирен, вздохи, громкое сморкание мелкого придурка и причитания обездоленных родственников. Они наперебой делятся друг с другом своим горем, как будто эта боль уже слишком невыносима, чтобы нести ее в одиночку. Хотя со стороны это похоже на попытку хромого переложить свою ношу на безногого.

Я подхожу к двери и, наплевав на все, громко стучу в нее кулаком. Это производит два эффекта: по-первых, плакальщики мгновенно затыкают рты, а во-вторых — за дверью раздаются шаги.

— Вы чего тут хулиганите, молодой человек?! — громко спрашивает девчонка, которой на вид не больше чем моей Лори. Белый костюм и шапочка намекают, что она — медсестра.

— Валерия Ван дер Виндт, — произношу четко по словам, потому что знаю, как эти казенные сотрудники любят по десять раз переспрашивать ее фамилию. — Привезли только что. Черепно-мозговая. Я хочу забрать ее в другую клинику, где о ней позаботятся профессионалы.

Она смотрит на меня как на полоумного, интересуется, кто я такой.

— Любимый братец, — говорю с издевкой, потому что мои нервы уже не выдерживают этого потока ебучей бюрократии. Единственный минус в том, чтобы работать на себя и крутится в мире серьезного бизнеса заключается в том, что со временем полностью теряешь иммунитет к паразитам государственной системы и их «специфическому» отношению. — Где Валерия? Я хочу ее забрать. Что для этого нужно? Персональная машина «скорой»? Личный самолет?

Достаю телефон давая понять, что не шучу и если нужно — по одному моему звонку сюда подгонят хоть всю спасательную технику.

Девица окидывает меня высокомерным взглядом, а потом, бросив короткое «Ожидайте, доктор скоро выйдет», захлопывает дверь прямо перед моим носом.

Когда я в сердцах снова фигачу в нее кулаком, она больше не открывается.

— Мы все здесь ждем, — нервно приговаривает молчавшая все это время тучная тетка в платке. — Вы как будто особенный, молодой человек.

— Особенный, да, — огрызаюсь без зазрения совести. Какого хуя она придумала меня стыдить?

— Не грубите, — вступается мужик в спортивном костюме, который выглядит так, словно пришел сюда с намерением вывести кого-то на спор и устроить мордобой.

— А то что? — охотно ему «подыгрываю», потому что сам с удовольствием оторву кому-то голову.

— Сопляк, ты совсем что ли берега попутал! — напирает мужик, в повадках которого уже очень хорошо угадываются характерные «изюминки» работников сфера правопорядка.

Я верю в то, что в природе существуют четные неподкупные менты, но это явно вымирающий вид.

— И охота вам петушиться, — внезапно подает голос та сухонькая бабулька, и я чувствую себя так, словно мой рот только что просто стерли с лица.