На грани - Френч Никки - Страница 4

— У меня целая гора письменных работ.

— Я ненадолго.

Он швырнул остатки чипсов в переполненную урну, обошел собачью кучу на тротуаре и обнял меня за плечо длинной рукой. Исходящий от Фреда запах сигарет и сена перебивал вонь выхлопных газов и прогорклого масла из забегаловок, торгующих кебабами и чипсами. Он высоко закатал рукава рубашки, его предплечья были загорелыми и исцарапанными. Светлые волосы падали на глаза. В этот душный вечер в большом городе от Фреда веяло прохладой. Я не устояла.

Фред — мой новый парень, а может, и не просто парень. В отношениях мы достигли идеальной стадии. Трудности и смущение первого периода, когда чувствуешь себя комиком перед неподатливой аудиторией, скупой на смех и аплодисменты, мы уже миновали. Впрочем, смеха я и не добивалась. Но те времена, когда слоняешься по квартире, не обращая внимания на партнера, еще даже не маячили у нас на горизонте.

Почти весь год Фред проработал садовником, стал жилистым и сильным. Было видно, как при движениях мышцы перекатываются у него под кожей. Его руки, шея и лицо покрылись густым загаром, а грудь и живот сохранили молочную белизну.

Мы еще не дошли до того, чтобы аккуратно и методично снимать одежду и тщательно развешивать ее на стульях. К тому времени как мы добрались до моей квартиры — а она всегда оставалась только моей, — нами уже овладело нетерпение, перед которым отступило на второй план все остальное. Иногда днем в классе, когда дети капризничали, а мне нездоровилось от жары, я вспоминала про Фреда, про предстоящий вечер и сразу ощущала прилив энтузиазма.

Потом мы закурили, лежа в моей тесной спальне и слушая музыку и гудки за окном на улице. Кто-то заорал: «Тварь, сука, я тебе покажу!» По тротуару прогрохотали подошвы, вскрикнула женщина. Ко всему этому я более-менее привыкла. И уже не просыпалась по ночам от топота и визга.

Фред включил лампу на тумбочке, осветив унылую, убогую неприглядность квартирки. Как меня угораздило купить ее? Сумею ли я теперь сбыть ее с рук? Даже если я приведу ее в порядок — выброшу застиранные оранжевые шторы, оставленные бывшим владельцем, прикрою ковром вытертый паркет, оклею обоями бежевые стенные панели, покрашу оконные рамы, повешу на стены зеркала и картины, — никакой, даже самый продуманный дизайн не замаскирует тесноту и мрачность этой дыры. Из одной и без того крохотной квартиры кто-то предприимчивый выкроил целых две. Окно в комнате, гордо именуемой гостиной, разделяла пополам перегородка, через которую я часто слышала, как сосед осыпает кого-то бранью. В порыве горя и тоски, подгоняемая отчаянным желанием иметь хоть какой-нибудь дом, я потратила на эту халупу все деньги, оставленные мне отцом. Здесь я так и не прижилась, просто застряла, когда цены на недвижимость взлетели до небес. В жару мне приходилось каждый день мыть окна, и все-таки к вечеру они покрывались жирной копотью.

— Я заварю нам чаю.

— Молока нет.

— А пива? — с надеждой спросил Фред.

— Тоже нет.

— Что же у тебя есть?

— Кажется, хлопья.

— Что толку? Молока-то нет.

Это было скорее утверждение, чем вопрос, ответа на который от меня ждут. Фред деловито принялся натягивать брюки. Я уже знала, что будет дальше: он чмокнет меня в щеку и уйдет. Визит закончен.

— Чтобы пожевать, сойдет, — вяло отозвалась я. — Просто похрустеть.

Почему-то я все время думала об ограбленной женщине, вспоминала, как летело по воздуху ее тело — точно сломанная кукла, выброшенная из окна.

— Завтра, — напомнил он.

— Ага.

— С друзьями.

— Само собой.

Я села на постели, глядя на гору непроверенных письменных работ.

— Спокойной ночи. Вот тебе сегодняшняя почта.

Сверху лежал счет, который я просмотрела мельком и отложила его на тумбочку, к другим счетам. Под ним обнаружился конверт, надписанный крупным, размашистым почерком.

"Уважаемая мисс Аратюнян,

судя по фамилии, вы иностранка, хотя на фотографиях похожи на англичанку. Разумеется, я не расист, у меня много друзей среди таких людей, как вы, но..."

Я отложила письмо и потерла виски. Дерьмо. Псих. Только этого мне не хватало.

Глава 3

Меня разбудил звонок в дверь. Сначала я решила, что это розыгрыш или что какой-нибудь выпивоха перепутал дверь подъезда с входом в паб. Раздвинув шторы в гостиной, я прижалась лицом к стеклу, пытаясь разглядеть стоящего у двери, но так ничего и не увидела. Я посмотрела на часы. Восьмой час. В такую рань ко мне никто не заходит. Чтобы не одеваться, я набросила ярко-желтый нейлоновый плащ и спустилась к двери.

Дверь я приоткрыла опасливо, выглядывая в узкую щелку. Подъезд выходил на Холлоуэй-роуд, и мне вовсе не хотелось создавать аварийные ситуации, выскакивая на порог прямо из-под одеяла. При виде почтальона у меня упало сердце: когда почту отдают тебе прямо в руки, обычно это не предвещает ничего хорошего. Чаще всего приходится расписываться, подтверждая, что получил гигантский счет и последнее требование уплатить по нему под угрозой отключения телефона.

Но как ни странно, почтальон улыбался. За его спиной начинался новый день, обещающий жару. Этого почтальона я видела впервые и не знала, новичок он или нет. На нем были симпатичные синие саржевые шорты и отутюженная голубая рубашка с коротким рукавом — очевидно, официальная, но довольно-таки щегольская летняя форма. В этом немолодом служащем было что-то от «Спасателей Малибу». Я стояла на пороге, с интересом разглядывая его, а он с таким же любопытством смотрел на меня. Спохватившись, я вспомнила, что плащ у меня куцый, полупрозрачный, к тому же не застегнут. Я плотно закуталась в него, совершив еще одну ошибку. Происходящее начинало напоминать сцену из низкопробных комедий начала 70-х, которые крутят по ТВ в пятницу поздно ночью. Порнушку для невзыскательных зрителей.

— Квартира С? — спросил почтальон.

— Да.

— Вам почта, — сообщил он. — В ящик она бы не влезла.

И верно. «Почтой» оказались десятки разнокалиберных конвертов, связанных в пачки эластичной лентой. Это что, шутка? Чтобы одной рукой взять кипы конвертов под мышку, второй продолжая придерживать полы плаща, понадобился замысловатый маневр.

— Празднуете день рождения? — Почтальон подмигнул.

— Нет, — ответила я и голой ногой захлопнула дверь.

Поднявшись к себе, я сгрузила почту на большой стол в гостиной. Из беспорядочной кучи я выбрала элегантный сиреневый конверт, уже зная, что найду внутри. Иметь прадеда или прапрадеда, сотню лет назад эмигрировавшего из Армении с одним рецептом йогурта в кармане, плохо прежде всего тем, что твой адрес очень просто найти в справочнике. И чего он не сменил фамилию по примеру других иммигрантов? Я прочла письмо.

"Уважаемая Зоя Аратюнян,

сегодня я прочла в утренней газете о вашем героическом поступке. Прежде всего позвольте выразить восхищение отвагой, которую вы проявили, останавливая преступника. Если разрешите еще немного злоупотребить вашим терпением..."

Я дочитала до конца всю страницу, потом вторую и третью. Всего их было пять. Некая миссис Дженет Иглтон исписала их зелеными чернилами. Это письмо я приберегла напоследок. Вторым я вскрыла ничем не примечательный конверт.

"Дорогая Зоя, поздравляю!

Вы совершили настоящий подвиг, и будь в Лондоне побольше таких людей, как вы, жить в нашем городе было бы гораздо приятнее. На фотографии в газете вы очень симпатичная, поэтому я и пишу вам. Меня зовут Джеймс Гантер, мне двадцать пять лет, я вполне прилично выгляжу, но почему-то никак не могу найти хорошую девушку, свою родственную душу..."

Я свернула письмо и положила его поверх письма миссис Иглтон. Следующее послание, больше напоминало бандероль. Я скрыла его. В конверте обнаружилась пачка бумаг — наполовину сложенная, наполовину скатанная в рулон. Я увидела какие-то схемы, стрелки, столбцы списков. Но судя по первой странице, и это письмо предназначалось мне.