"Мир приключений" 1926г. Компиляция. Книги 1-9 (СИ) - Коллектив авторов - Страница 40

Но он не обращал на эти возгласы никакого внимания, так как все оно было поглощено женой. Он проклинал ее и бранил всевозможными словами. Когда же запас бранных слов был исчерпан, он сердито повернулся ко мне:

— Ведь если бы она утонула, я потерял бы все, что заплатил за нее, и у меня не осталось бы ни жены, ни вещей. Ее отец ни зачто не отдал бы мне ни граммофона, ни остального: он очень жадный человек!

Таким образом, Джимми смотрел на свою жену, как на капитал, и храбрость его была вызвана исключительно коммерческими соображениями.

По моим наблюдениям, жители Соломоновых островов, как и вообще дикари, очень суеверны и верят в колдовство. Ежедневно при заходе солнца они ставят по дорогам, ведущим к деревне, рогатки, чтобы испугать духов, так как духи разгуливают преимущественно по ночам. А были и такие места, куда ни один туземец не пойдет даже днем.

Одним из таких мест были «Острова духов» — десяток высоких скал, расположенных среди чудной, тихой лагуны. Жители считали, что здесь духи занимаются рыбной ловлей, так как у них такие же потребности, как и у людей, и что если кто-нибудь попробует ловить рыбу в их воде, то погибнет мучительной смертью.

Когда я поехал на эти острова, чтобы сфотографировать их, мне пришлось самому грести, так как никто не соглашался ехать со мной.

Впрочем был один «дух», которого они совершенно не боялись. Это — «спиртный дух». За спирт они готовы были делать, что угодно, и мне приходилось прятать свои запасы в особо сохранное место. Они пили все, что имело какую-нибудь остроту. Как то раз я попал на небольшой островок к северу от Велла-Лавелла и застал все население, мущин и женщин, после попойки, причем многие из них чувствовали себя очень плохо.

Я никак не мог понять, где они достали, чем напиться, так как торговцев на острове не было, а поехать куда-нибудь за запасами они не могли за отсутствием лодок.

Уже гораздо позже я узнал, в чем дело.

Один европеец-натуралист, занимавшийся на этом островке, как-то уехал на своем катере за провизией, оставив препараты и два боченка с денатурированным спиртом. Жители не выдержали искушения и выпили весь спирт, в котором сохранялись змеи, ящерицы и проч.

Между прочим, на Соломоновых островах я встретился с одной оригинальной личностью. Она принадлежала к племени Самоа, вышла замуж за европейца и овдовела. У нее было огромное состояние: несколько островов принадлежали ей целиком, и на этих островах обрабатывались тысячи десятин земли; наконец, для объезда своих владений она завела собственную яхту, обставленную с необычайной роскошью.

И все-таки в глубине души эта женщина оставалась дикаркой. Местные обычаи и суеверия были ей дороже, чем все блага цивилизации. Бывали времена, когда она сбрасывала с себя культурный облик и пускалась в дикие пляски со своим соотечественниками.

Вообще в ней происходила постоянная борьба между желанием иметь вид, соответствующий ее богатству и положению, и врожденными, наследственными наклонностями, и это составляло трагедию ее жизни.

38

Мы сидели с губернатором на балконе его дома в Тугали и занимались разборкой только что полученной корреспонденции.

Я заметил, что при чтении одного из пакетов губернатор сильно нахмурился.

— Что-нибудь случилось? — спросил я.

— Опиум! Прочитайте! — сказал он, передавая мне бумагу, где выражалась уверенность, что «губернатор немедленно примет меры к прекращению противозаконной его доставки».

— Чорт знает что! — воскликнул он, — как же я могу это прекратить, если мне не дадут достаточного числа людей?

Все мы отлично знали, что в северном округе процветает торговля опиумом, но борьба с этой отравой была невозможна при наличии всего двух наших офицеров и дюжины туземных полицейских. Между тем берег был длиною около ста миль и весь был изрезан небольшими бухтами и заливами.

Однако за последнее время этот яд распространялся не только между китайцами, но и среди туземного населения, и как раз накануне было получено известие, что в Софале несколько человек умерли, а другие заболели от опиума.

Губернатор был очень расстроен всем этим и неожиданно, глядя в сторону, произнес:

— Придется вам, Грант, взять это дело на себя.

— Почему же мне? Чем я заслужил такое наказание? Ведь для этого нужно ехать в окресности реки Кенаи, где свирепствует малярия и заедают москиты, и притом население настроено к нам враждебно.

— Это слишком важное дело, Грант, и я не могу поручить его полиции. Придется ехать вам.

Мне оставалось только повиноваться.

В этот же день, в десять часов вечера, казенная моторная лодка «Кроун» отчалила от берега и, вышедши в открытое море, направилась на север к Софале. На палубе, завернувшись в одеяло, лежал шкипер Фразер. У руля поочереди дежурили два туземных матроса, а внизу, в каюте, доктор Бэтхем и я старались заснуть, чтобы прибыть на заре в Софалу со свежими силами.

Нужно заметить, что на нашей территории жили всего три китайца: один — глубокий старик — не мог заниматься контрабандой; другой служил в казенном госпитале, пользовался общим уважением и был вне подозрений; третий — портной, и за ним уже давно было установлено наблюдение.

Уезжая я не составил себе никакого плана действий; я надеялся, что удастся напасть на кое-какие следы при посещении больных.

Рассвет застал нас стоящими на воде неподвижно. Невдалеке, над рифами, отделяющими открытое море от лагуны, ревел прибой. На носу стоял с багром в руке Самми, а Толио напряженно держал руль, следя в то же время за каждым движением Самми.

Вдруг Самми издал глухой звук, и руль повернулся немного влево. Мы взлетели на гребень огромной волны и пролетели сквозь узкий проход между рифами; через минуту мы спокойно плыли к видневшему невдалеке мостику.

Здесь жил старик француз Пьер Лямотт, поселившийся много лет назад, после того, как его лодка разбилась, и сам он был выброшен волнами на берег.

Мы дали три свистка, чтобы предупредить его о своем прибытии, и вскоре у мостика появился высокий добродушный старик и пригласил нас к себе.

После завтрака я обошел с Бэтхемом больных, и, как выяснилось, положение было серьезное; трое умерли и около двадцати человек были тяжело больны. Однако, ни один из них не дал ни малейшего намека на причину болезни. Даже их начальник, — Толио, — относившийся к нам дружелюбно, не хотел или не мог ничего объяснить. Пьер Ламотт тоже ничего не знал.

Границей владений Толио служила река Кенаи, а по ту сторону ее были владения другого вождя Моореи, относившегося к белым враждебно.

И вот, в сумерки принесли племянника Толио в очень плохом состояний. Он рассказал, что работал на реке, потом его пригласили выйти на берег, и когда там он чего-то выпил, то ему сделалось дурно.

Этого мне было достаточно. Вечером я сказал, что завтра я пойду в деревню Сутеа и Салота и буду собирать коллекций бабочек. Возвращусь же в воскресенье.

На другой день я пустился в путь, захватив лишь сетку для бабочек. Я считал, что это будет вполне миролюбивая, хотя и не легкая экскурсия, и надеялся выведать что-нибудь в деревнях.

Чтобы отвлечь подозрение, я пошел сначала в сторону, собирая бабочек, а затем перешел в брод Сутеа, приток Кенаи, впадающий в нее как раз около деревни Сутеа. Здесь я решил сделать привал и позавтракать.

Только что я развел костер против москитов, как заметил туземную лодку, которая тихо кралась под противоположным берегом. Как только туземцы увидали дым от костра, они быстро причалили к берегу, вытащили лодку и исчезли в чаще.