Инго и Инграбан - Фрейтаг Густав - Страница 2

Юноша бросил поводья коню на шею, и послушно, словно собака, шел за ним жеребец, которому неровная дорога была нипочем. С удовольствием измерив глазами широкий прыжок, сделанный незнакомцем через ручей, страж стал разглядывать следы на мягкой почве.

– Слишком могуч шаг твой для утомленного человека, – сказал он, – и сдается мне, что прежде ты уже широко прял шаги на ратном поле. По следам твоим вижу я, что ты принадлежишь к нашему народу, потому что носок ноги твоей выдается вперед, и сильно напирает ступня на мякоть. По твоему говору поначалу я принял тебя за чужеземца. А случалось ли тебе видеть следы римлян?

– Нога у них мала и ходят они короткими шагами, опираясь на всю подошву, как утомленные люди…

– То же самое говорят и наши, которым случалось побывать на западе. Но до сих пор я видел только безоружных торговцев черноволосым народом, – прибавил юноша.

– Да удалят жены судеб ноги римлян от пределов наших! – ответил незнакомец.

– Ты говоришь, как наши старики, но мы, молодые, полагаем, что если римляне не придут к нам, то мы сами отправимся на них. Ибо дивна земля их: все дома из разноцветного камня, целый год кротко светит солнце, а зимой зелена земля; из серебра скамьи и стулья, в золотых украшениях и шелковой одежде пляшут девы и в полном величии является властительный воин.

Напрасно он ждал ответ от незнакомца; они безмолвно шли друг подле друга, наконец юноша схватил коня за поводья.

– Здесь дорога становится лучше, – сказал он, – садись на коня, чтобы к вечеру мы прибыли на место.

Незнакомец схватился за загривок коня и резко вскочил в седло. Его проводник одобрительно кивнул головой и тихонько свистнул; конь большими скачками понес всадника в долину, а юноша побежал подле него, потрясая копьем и порой покрикивая на коня, который тогда поворачивал голову и издавал ответное ржание.

– Что это за жены в светлых одеждах? – спросил незнакомец, остановившись близ прогалины на возвышении и заглянув через ограду.

– А! – воскликнул страж. – Это служанки пришли из господского дома. Вот бурая корова Фриды. Слышишь бубенчик, который висит у нее на шее? А вот и сама девушка.

Его зардевшееся лицо показывало, что эта встреча была ему приятна.

– Взгляни на эти старые хижины. В них живет древний пастух; летом деревенское стадо отправляется на лесные пастбища, а наши девушки приходят и уносят в господский дом содержимое погреба.

Они вступили на прогалину; страж снял жерди, заграждавшие вход в загон, и незнакомец въехал за ограду, где с ревом бегали коровы, в то время, как жена пастуха со своими служанками вносила молочную утварь в прохладный погреб, сложенный из камня и мха и предохранявший от солнца длинные ряды посуды с молоком.

– Желаю тебе удачи, незнакомец! – вскричал страж. – Сама Ирмгарда, дочь нашего господина, находится здесь, чтобы взглянуть на стадо. Если она будет к тебе благосклонна, то можешь ожидать хорошего приема.

– Которую же назвал ты так по имени? – спросил незнакомец.

– Вон ту, что распоряжается служанками, впрочем, ты легко узнаешь ее.

Девушка стояла подле телеги, запряженной двумя быками и долженствовавшей свозить в господский дом творения молочной: сбитое масло в бочках из дерева дикой сливы и приправленные тмином сыры, завернутые в зеленые листья.

– Поди к ней, друг, и скажи, что чужеземец пришел с просьбой. Я опасаюсь говорить с дочерью твоего господина, прежде чем ее отец не укажет мне место у очага. Но раз уж мы приятели, то, насколько это возможно, благосклонно поговори обо мне.

Незнакомец соскочил с коня и издали приветствовал девушку.

Свободно вились золотистые кудри вокруг ее высокого стана, обрамляя крепкие формы девственного облика и ниспадая до самых бедер. Выложенный серебром пояс стягивал ее белое полотняное платье, поверх которого была накинута короткая верхняя одежда, вытканная из тонкой шерсти и нарядно вышитая иглой. Она взглянула на незнакомца своими большими глазами и легким движением головы ответила на его почтительный поклон.

Страж подошел к дочери своего господина.

– Чужеземец просит уголка на нашей скамье и места у очага для своей утомленной в пути головы; я провожаю его во двор, чтобы вождь решил его участь.

– Три дня отдыха даем мы путнику, посылаемому нам богами. Кто бы ни был приходящий с просьбой к очагу нашему, добрый ли он или лихой человек, но в течение трех дней он пользуется помещением и затем уже отец спросит, добрый ли он человек и достоин ли крова нашего. Тебе известно, Вольф, что много буйных людей бродит теперь по стране, навлекая проклятие, идущее по их стопам, на дом честного человека.

– Он выглядит человеком, честно поступающим в отношении друзей и недругов, – сказал юноша.

Девушка быстро взглянула на незнакомца.

– Если он таков, как ты говоришь, то мы рады его приходу. Дай ему кружку молока, Фрида!

Незнакомец напился и, отдавая кружку Фриде, сказал:

– Да будет благословенна твоя благодетельная рука. Первый привет в этой стране был предложен мне от души добросердечным человеком, да будет же и второй предвозвестником того, что и в господском доме я найду мир, которого так страстно желаю.

Между тем страж поймал для себя одного из коней, бегавших в отдельном загоне. Он уже приготовился было сесть на коня, как вдруг к нему подошла краснощекая Фрида.

– Тебе посчастливилось во сне, Вольф, – начала подтрунивать она. – Когда ты дрыхнул, на межевом кусте терновника уселась залетная птичка. Как спалось тебе, караульщик, на тернистом ложе?

– Сова не давала мне спать и все выла она по Фриде, что стоит по ночам у плетня да думает-гадает, откуда приедет к ней муженек.

– Видела я щегленка на засохшем кусте и собирал он старый пух репейника для брачного ложа богача Вольфа.

– А я знаю одну гордячку, – гневно возразил Вольф, – которая, отыскивая фиалку, растоптала ее, угодив при этом в крапиву.

– Только не в крапиву на твоем поле, глупый ты Вольф! – ответила рассерженная Фрида.

– Знаю я кое-кого, кому не кину мяча на первом хороводе, – ответил Вольф.

– Когда Вольф пляшет, то гуси взлетают на дерево и хохочут, – насмехалась Фрида.

– Свей себе венок из овсяной соломы, госпожа гусыня! – с коня прокричал Вольф и отъехал с незнакомцем в сторону, который из чувства приличия держался от этого разговора на полет копья.

– Невежа! – пожаловалась Фрида своей госпоже.

– Как аукнулось, так и откликнулось, – улыбаясь, ответила та. И взглянув вслед незнакомцу, продолжала: – Он выглядит властелином над многими людьми.

– Однако ж завязки его обуви изорваны и кафтан так пострадал от тягот пути, – сказала Фрида.

– Не думаешь ли ты, что каменья режут только ногу бедного путника? Кто приходит издалека, о том мы думаем, что он многое видел и многое испытал. Прискорбно нам, если сделался он недобрым человеком из алчности или от нужды, но если возможно, мы охотно предложим ему мир.

Между тем солнце склонилось к западу, и деревья отбрасывали на дорогу длинные тени, когда всадники достигли конца долины. Горы отступили назад, вдоль ручья расстилалась светлая трава и пестрые луговые цветы; красная лисица шмыгнула через дорогу.

– Рыжеголовая смекает, что недалеко человеческое жилье, – сказал юноша, – и охотнее всего бродит она там, где слышатся крики домашних петухов.

В вечернем свете перед ними открылась деревня, обнесенная рвом и валом, обсаженным деревьями; в промежутках между деревьями там и тут виднелись белые стены под темными соломенными крышами, над которыми поднимались облачка дыма. В стороне от деревни, на небольшом холме возвышался господский дом, обнесенный особым частоколом и рвом; над частыми домами и конюшнями возносилась кровля храмины, с коньком, украшенным резными рогами.

На лугу толпа мальчиков упражнялась в воинских играх; устроив высокие подмостки, они поочередно то взбирались вверх, то с криком спускались вниз. При приближении всадников толпа высыпала на дорогу, дерзко посматривая на чужака. Позвав одного из мальчиков, страж тихонько поговорил с ним, и широкими прыжками, подобно молодому оленю, мальчик пустился к господскому дому, а всадники между тем с трудом умеряли шаг своих беспокойных коней. На пыльной деревенской улице хороводом плясали дети; мальчики – почти нагие, в одних только шерстяных курточках, девочки – в белых сорочках; они пели и босыми ногами шлепали по пыли. При приближении всадников круг расстроился; в отверстиях деревенских домов показались женские лица, из каждой двери повыскакивали кучки голубоглазых детей; мужчины тоже вышли к дверям, соколиными глазами наблюдая за чужеземцем, а страж не преминул напомнить своему спутнику, чтобы тот поглядывал по сторонам и приветствовал обитателей домов. «Ласковый поклон, – сказал он, – располагает к нам сердца, а вскоре, ты можешь иметь нужду в благосклонности соседей».