Баламут (СИ) - "Alexander Blinddog" - Страница 28

Алексей прижал оружие поближе к груди, словно боялся выронить.

— Что же, — Баламут огляделся во все стороны, будто где-то могли остаться забытые вещи. — Вроде всё. Не будем заставлять богиню смертинас дожидаться. Пора в путь-дорогу.

Алексей всё время урчал, как довольный кот, то и дело поглядывая на меч Сварога. Убрал его в свои ножны, но поминутно доставал, любовался красным свечением и убирал обратно. Затем снова доставал. Баламут тяжко вздохнул.

— Видел ты когда-нибудь меч столь красивый и легендарный? — спросил Алексей, сияя как алмаз в лучах солнца.

Баламут призадумался.

— Слышал, — наконец сказал он, — про один легендарный меч. Жил да был некий витязь в Новгородском княжестве. Пришёл он как-то раз в город и говорит. Нашёл я, стало быть, меч. Да не простой меч, говорит, а самого Перуна. Начал рассказывать, как он его со дна озера поднял, все только уши развесили, да слюной белой от зависти на пол капали. Через пару дней в другом кабаке, правда, он уже рассказывал другое. Как ему этот меч птица Сирин в лапах принесла, приняла облик прекрасной девы, сказала этому везунчику, что он лучший воин во всей Руси, потом они занялись жаркой любовью… Но суть не в том. Одни словом, таскался этот парень по всему княжеству и везде хвастался своим мечом. Меч, надо отдать должное, действительно был прекрасен, как будто его не руки смертного кузнеца смастерили, а сами боги на горниле Солнца сковали. Да и сам хозяин богатство своё расхваливал, не замолкая. Был этот меч, дескать, настолько сильный, что никакая напасть не могла приключиться с его владельцем, ни в одном бою, якобы, он не мог проиграть, меч за него всё сам делал. Рубил железо, как раскалённый нож пронзает масло. Махнёшь налево — горы рассекает. Махнёшь направо — вековые дубы рубит, как тростинки. В общем, владелец меча в битве был непобедим, по его собственным словам.

— И что же случилось потом? — Алексей заёрзал в седле от нетерпения, так ему захотелось услышать продолжение этой истории. — Он стал былинным воином? С кочевниками дрался или с норманнами? На земли франков ходил?

Баламут покачал головой.

— Столько со мной общаешься и всё ещё считаешь, что история будет про ратные подвиги? Нет, прознали люди, всякие разные, совестью не обременённые, про такое сокровище. Да здраво рассудили, что если в бою такого витязя не одолеть — то и пытаться незачем. Поэтому, как только хозяин меча, после целого дня рассказов о своём замечательном оружии, улягся на сеновале, да заснул, его во сне-то и прирезали. Прям совсем насмерть.

Княжич подождал продолжения, но его не последовало.

— А что потом было? — не выдержал он.

— Не знаю. Пропал меч. И всё на этом.

— Меч-то этот правда был мечом Перуна?

— Понятия не имею. Если интересует лично моё мнение, думаю, что нет. Нашёл этот балбес железку красивую где-то, или спёр у кого, бог знает. Ну и решил немного приукрасить историю. Как показала практика — напрасно.

Алексей несколько минут переваривал услышанное.

— И в чём смысл этой истории? — наконец спросил он.

— Вот уж не знаю, — ответил Баламут. — Разве во всём должен быть смысл? Это только бабкины сказки все несут в себе какую-то мораль. Не бегай от дедушки с бабушкой. Не разбивай золотые яйца и тому подобное. Но некоторые истории рассказываются только затем, чтобы быть рассказанными при случае, и скрасить двум одиноким путникам лишнюю версту дорог. Но если ты такой зануда, что тебе обязательно нужна какая-то мораль, чтобы вынести из неё ценный урок для себя… Ну не знаю, скажем, хм. Не свети лишний раз добром, которое не можешь защитить и во сне. Как ты, например, светил своим медальончиком золотым при мне, соблазняя на грех, почём зря. Вот и побудил мысли нехорошие.

Алексей призадумался.

— Подожди-ка, — сказал он. — Ты чего же это? Меня изначально во сне ограбить хотел?

— Ага, — не стал запираться Баламут. — Хотел, но совесть, знаешь, что-то заела, решил не грабить. Такой вот я человек, высоких моральных устоев. Спас тебя от ограбления.

— Ох, спасибо великодушное, — княжич поклонился в седле. — Совесть твоя, правда, не остановила тебя от того, чтобы привязать меня к дереву, да уехать прочь.

— Раз на раз не приходится. Где-то услышал я голос совести. Где-то заткнул её глотку здоровенным куском золота.

— Вот если бы я умер там? Что тогда? Не дотянулся бы до кинжала, или новая виверна пришла и съела меня?

Баламут развёл руками.

— А что если бы ты пошёл ночью до ветра, поскользнулся на навозной куче и голову об порог разбил? Или вон, молния сейчас с небес прямо в темечко клюнет? Смотри на такие вещи проще, княжий сын, жить будет легче. Вот ты неправ и смотри почему. Ты себе представляешь только неприятности…

— Не представляю я себе ничего, а у тебя спрашиваю.

— Да не перебивай. Представляешь ты себе только неприятности одни. Это так, и не спорь. Ты же не спросил, мол, дружище Баламут, а что если бы пока я был привязан к берёзке, подползла бы ко мне прекрасная русалка и совратила бы меня, невинного и беспомощного, до трёх раз подряд? Нет, не спросил. Почему? Потому что мыслишь ты только о грустном, гадостях всяких и печалях. А думать надо как? Например, вот я выберусь сейчас отсюда и такую-то интересную историю про это злоключение получат мои маленькие внучата-карапузы. И сразу всё смотрится в другом свете. Вот так, поучись, пока я жив.

— Урок был ценный, что и говорить, — сказал Алексей. — За него я, правда, чуть собственной жизнью не поплатился, но на ус намотал.

— Вот, другое дело. Так и думай. И даже не благодари меня, а то я опять расплачусь, от твоей сердечной признательности.

— Слушай, Баламут.

— Чего опять случилось?

— Расскажи что-то из своих приключений. Только те, которые в самом деле были, а не те, которые ты по ушам доверчивым простофилям, вроде меня, развешиваешь.

— Чего это вдруг я должен опять что-то рассказывать? — спросил Баламут.

— Не должен, конечно, но за хорошей историей и время летит незаметно, а заняться тут особо-то и нечем.

Княжич огляделся на безжизненные пейзажи.

— Кроме как, разве что, ехать и думать о том, как от седла кожа с зада слезает, — добавил он, хихикнув.

Наёмник оценивающе покачал головой.

— Ладно, правда твоя. Чем ещё отвлечься от мыслей про предстоящую битву с богиней смерти, чем не хорошей историей. Есть у меня одна байка. Слушай внимательно, да не перебивай. Приблудился я как-то в окрестности одного города. Называть его опять же не буду, ни к чему, всё-таки, лишний раз самому на себя наговаривать, будем считать это моей выдумкой. В общем, сначала я, как обычно, покрутился в окрестных деревнях, да по предместьям. Народ деревенский живёт ближе к природе, так что куда больше верит во всякую нечисть, чем городские. Кстати, кто бы мог подумать, но правы-то они как раз. Не важно, впрочем. Покрутился я туда-сюда, постучался по домам, пооббивал околицы — тщетно всё. Никому не нужны услуги наёмника. Нечисти, главное, говорят, полным-полно кругом. И домовые и лесные и банные, какой только нет. Нечисть у них водится всякая, а денег не водится совсем. Печаль, тоска. Так что оно мне неинтересно стало, я за спасибо не работаю. Даже пожрать ничего не предложили. Ничего не сделал, за что кормить? За байки мои они не слишком щедры оказались. Ну, делать нечего, иду в город. Только пришёл, только рот раскрыл, что я охотник на нечисть, как глазом моргнуть не успел и на базарной площади с петлёй на шее оказался.

Алексей присвистнул.

— Ничего себе, как же так?

— Оказалось, что до меня приходил туда бродяга какой-то. Выдал себя за охотника на нечисть, деньги собрал на какой-то там подвиг будущий, и был таков. Я не он, а повесить решили меня, дескать, все вы, наёмники, одним миром мазаны, мошенники. И вот получается, стою я на жёрдочке, балансирую из последних сил, удавка шею давит… Но тут, на моё счастье, сам светлый князь вышел посмотреть, кого это там вздёрнуть решили, под радостное улюлюканье. Вот на этом-то я и проскочил. Пока шарился в окрестностях города, наслушался сплетен местных. Как увидел его, заорал во всю глотку. Князь мой милостивый, ору я ему. Прискорбные вести! Брат ваш, старшенький, дескать, с которым вы на охоту пошли, а он из лесу не вернулся и вы княжий стол себе тогда прибрали… Нашёл я его, кричу. Кости его в лесу лежат, якобы, подрала вашего брата старшего кикимора лесная. Напраслину на вас возводят злые языки, что вы брата родного укокошили, дескать.