Лица его, пламенники пасти его - Желязны Роджер Джозеф - Страница 4

— Этот день войдет в историю, — улыбнулась она. Я согласился, над нами закрылись створки люка. Когда Вагон вернулся на место, мы закончили разговор и разошлись в разные стороны. Все же она сказала, в ответ на мой смешок, "до свидания", что свидетельствовало как о хорошем воспитании, так и о хорошем самообладании.

Позже, вечером, мы с Майком набили трубки в каюте Малверна. Ветер гнал волну, а дождь и град колотили по палубе, будто по жестяной крыше.

— Погода — дрянь, — сообщил мне Малверн. Я согласно кивнул. После двух стаканов бурбона комната стала родной и уютной: мебель из красного дерева (давным-давно я по какой-то блажи доставил ее с Земли), обветренное лицо Малверна, постоянно удивленная физиономия Дабиса между двумя тенями от спинок стульев, все это освещено крохотным ночником и видно как бы сквозь бурое стекло, гадательно.[1]

— Хорошо, что я здесь.

— А как оно в такую ночь там, внизу?

Я выпустил клуб дыма, представляя, как луч фонаря прорезает внутренности слегка подрагивающего черного алмаза. На мгновение я увидел молниеносный бросок случайно освещенной рыбы, мерное колыхание странных, наподобие папоротников, водорослей — сперва они в тени, потом вспыхивают яркой зеленью, исчезают… Думаю, именно так себя чувствует, если он способен что-то чувствовать, космический корабль, летящий между мирами — и тишина, сверхъестественная, жуткая тишина, и спокойствие, будто во сне.

— Темно, — сказал я. — И уже на глубине в несколько метров волна почти не чувствуется.

— Отчаливаем через восемь часов, — заметил Майк. — А через десять двенадцать дней будем на месте, — добавил Малверн.

— Как вы думаете, что сейчас делает Ихти?

— Спит на дне морском с миссис Ихти — если у него, конечно, есть хоть капля мозгов.

— Нету. Я видел реконструкцию его скелета, сделанную АВИ по собранным на берегу костям.

— А кто ж ее не видел?

— Так он же будет больше сотни метров длиной. Верно, Карл?

Я согласился.

— А черепная коробка совсем крохотная, при такой-то туше.

— Он достаточно умен, чтобы не попадаться в наш холодильник.

Смешки — ведь, кроме этой комнаты, по-настоящему не существует ничего. Окружающий мир — это пустая палуба, по которой колотит дождь пополам со снегом. А мы сидим себе, развалясь, и выпускаем клубы дыма.

— Наша командирша не одобряет несанкционированную рыбную ловлю.

— Наша командирша может идти куда подальше.

— Чего она там тебе наговорила?

— Она сказала, что мое место — на дне, вместе с рыбьим дерьмом.

— Ты не управляешь Вагоном?

— Я наживляю.

— Посмотрим.

— Ничего другого я не делаю. Если ей потребуется оператор Вагона, она должна будет попросить, и очень вежливо.

— Думаешь, попросит?

— Думаю, попросит.

— А если она попросит, ты-то сумеешь?

— Резонный вопрос, — я выпустил клуб дыма, — ответа на каковой я не, знаю.

Я согласен акционировать свою душу и отдать сорок процентов выпущенных акций за ответ на этот вопрос. Я согласен отдать за этот ответ два года жизни. Только что-то мои соблазнительные предложения не встречают отклика у темных сил. Видимо, темные силы и сами не знают. Ну, скажем, нам повезет и мы найдем Ихти. Более того, мы подцепим его на крючок. Ну и что? Если мы подтянем его к кораблю, выдержит ли Джин или сломается? Что, если она прочнее Дэйвитса, охотившегося на акул с пневматическим пистолетом и отравленными стрелами? Что, если она и вправду поймает Ихти, а Дэйвитс так и будет стоять рядом, словно пень?

Хуже того, если, скажем, она попросит Дэйвитса, а тот все равно будет стоять, словно тот самый пень или, лучше сказать, как конек бздюловатый?

Это случилось, когда я приподнял Ихти выше уровня палубы и посмотрел на его тело, косо уходящее вдаль и вдали теряющееся из виду, словно зеленая горная гряда. А еще огромная голова. Маленькая для такой туши, но все равно огромная. Широкая, пупырчатая, и эти выпученные, лишенные век рулетки, крутившие свое красное-черное еще тогда, когда мои предки только собрались осваивать Новый Континент. И голова эта качалась — туда-сюда, туда-сюда…

Подсоединили новые баки с наркотиком. Ему требовалась еще одна доза, и побыстрее. Но меня парализовало.

Он издал звук, ну словно сам Господь ударил по клавишам синтезатора.

И посмотрел на меня!

Не знаю, так же видят его глаза, как наши, или нет. Сомневаюсь. Может, я представлялся серым расплывчатым пятном за черной скалой, а отраженное от пластика небо слепило их до боли. Но только они остановились на мне. Возможно, змея на самом деле не парализует кролика — может, это просто кролики трусливы по природе. Но только Ихти начал сопротивляться, а я смотрел на него как завороженный.

Завороженный этой мощью, этими глазами… Таким вот и нашли меня пятнадцать минут спустя. Голова моя и плечи оказались несколько покуроченными, а кнопка «инъекция» — ненажатой.

Я вижу эти глаза во сне. Я хочу еще раз взглянуть в них, даже если поиски продлятся до скончания века. Я должен узнать, есть ли во мне нечто, отличающее человека от кролика, от жестко заданного набора рефлексов и инстинктов, разваливающегося, стоит только дернуть за нужную веревочку.

Я посмотрел вниз и увидел, что руки мои трясутся. Я взглянул вверх и увидел, что никто этого не увидел.

Тогда я допил стакан и выбил трубку. Было уже поздно, и птички певчие своих не пели песен.

***

Я сидел, свесив ноги с кормы, и строгал деревяшку, щепки кувыркались в кильватерной струе. Три дня плавания. Никаких действий.

— Эй!

— Я?

— Да, ты.

Волосы — золото, зубы — жемчуг, глаза такого оттенка, которого и на свете не бывает.

— Привет.

— В правилах техники безопасности есть специальный пункт, запрещающий то, чем ты сейчас занимаешься.

— Знаю. Уже все утро на этот счет мучаюсь.

Тонкий завиток забрался по моему ножу, улетел, приземлился в пену, покрутился, затем его утащило вглубь. Я смотрел на отражение девушки в лезвии и тайно наслаждался тем, как оно корежится.

— Измываешься?

Я повернулся на ее смех.

— Кто, я?

— Я могу тебя отсюда столкнуть, очень свободно.

— Я догоню корабль.

— А потом какой-нибудь темной ночью столкнешь меня?

— Тут все ночи темные, мисс Лухарич. Нет, я лучше подарю вам эту вот штуку, которую вырезаю.

Она села рядом со мной; закрытый купальник и белые шорты; нездешний загар, который всегда казался мне таким привлекательным. Я почти ощутил вину за то, что спланировал всю эту сцену заранее, но моя правая рука все еще скрывала деревянную зверюшку от ее глаз.

— Ладно, глотаю наживку. Что это у тебя?

— Секундочку, сейчас закончу.

Я церемонно вручил ей деревянного ослика. Я чувствовал себя виноватым и немного по-ослиному, но остановиться уже не мог. Со мной всегда так. Рот расплылся, ну еще немного — и в правду заржу. И уши торчком.

Джин не улыбнулась, не нахмурилась, а просто взяла мой шедевр и начала его рассматривать.

— Хорошо получилось, — сказала она наконец, — как и почти все, что ты делаешь. И, возможно, соответствует ситуации.

— Отдай, — протянул я руку.

Она вернула мне осла, а я швырнул его в воду. Ни в чем не повинное животное не попало в пену и некоторое время держалось на поверхности, словно карликовый морской конек.

— Зачем ты его выкинул?

— Плохая шутка. Извини.

— Может, ты и прав. Может, на этот раз я откусила столько, что не прожевать.

— Тогда почему не заняться чем-нибудь более безопасным, — фыркнул я, вроде космических гонок?

— Нет, — помотала она тем самым своим золотом. — Мне нужен Ихти.

— Зачем?

— А зачем он был нужен тебе? Ты же угробил на него целое состояние.

— Много разных причин. — Я пожал плечами. — Некий психоаналитик, лишенный диплома и незаконно практикующий в подвальной конуре, сказал мне однажды следующее:

"Мистер Дэйвитс, вам необходимо укрепить образ своей мужественности, поймав по рыбине каждого из существующих видов". Рыбы — очень древний символ мужественности. Вот я и взялся за дело. Осталась всего одна рыбина. А вот ты-то, чего ради ты захотела укрепить свою мужественность?