"Перевал Дятлова". Компиляция. Книги 1-9 (СИ) - Барчук Павел - Страница 273

На следующий день нашлась-таки попутка, и дятловцы двинулись в 41-й квартал — проделали весь путь в открытом кузове грузовика, изрядно промерзнув. Именно там и тогда Юрий Юдин заполучил болезнь, заставившую его сойти с маршрута.

На самом деле с этой простудой не все так просто, и разговор о ней впереди, но официальная и общепризнанная версия звучит именно так: Юдин не смог продолжить путь, застудившись в кузове машины.

Есть любопытный исторический факт (или легенда, не столь важно). В сохранившейся юношеской тетради Наполеона Бонапарта самые последние слова: «Св. Елена, маленький остров». Будущий полководец и император написал их, когда изучал в военном училище географию среди прочих наук и никак не мог знать, что жизнь его после всех головокружительных взлетов и падений завершится именно на этом островке, затерянном в океане.

А вот чем завершается походный дневник Зины Колмогоровой.

«Ремпель», — написала она и больше не писала ничего.

Итак, к вечеру 26 января дятловцы попали в 41-й квартал, где обратились за содействием к Георгию Ивановичу Ряжневу. По должности он был начальником лесного участка, а по сути — верховной властью на вверенной территории и над вверенным контингентом. Всеми тремя ветвями власти в одном лице был.

Поселок 41-го квартала в недавнем прошлом — лагпункт в гулаговской системе. Колючую проволоку сняли и вышки убрали, но жилища — все те же лагерные бараки, и одежда у лесорубов на всех снимках характерная: одинаковые черные бушлаты, одинаковые черные ушанки. Зековская «униформа», только нашивки с номерами спороты (их чаще всего нашивали в двух местах: маленькие белые на груди и огромные белые на спине — последние играли роль знаменитого «бубнового туза» на спинах каторжан царских времен: легче целиться в бегущего по лесу).

Позже следствие допросило Ряжнева. Если почитать протокол его допроса, открываются такие бездны, что удивляешься: как же следователь Ивдельской прокуратуры юрист 1 кл. Кузьминых немедленно Ряжнева не задержал? Для начала по 95-й статье (за дачу ложных показаний), а там, глядишь, и потянулась бы ниточка…

Стоит отметить, что Ряжнев был допрошен не в апреле и не в мае, а 6 марта — после визита в поселок группы Дятлова прошло не так уж много времени. Но показания начальника участка переворачивали всю картину этого визита с ног на голову.

Он заявил, что дятловцы провели в подведомственном ему поселке не одну, а две ночи!

Ночь на 27.01 и ночь на 28.01 — после чего двинулись в путь вместе с подводой, которую он, Ряжнев, предоставил туристам, и которая доставила их рюкзаки в заброшенный и нежилой поселок 2-й Северный; сами же туристы добирались туда на лыжах, налегке. Вышли дятловцы, по версии Ряжнева, 28.01., в десять утра.

Это утверждение противоречило всей картине похода, как ее на тот момент представляло следствие, основываясь на найденных дневниках дятловцев и на словах Юрия Юдина (и до сих пор противоречит всему, что мы знаем о роковом походе).

И дневники, и Юдин были единодушны: группа провела в 41-м квартале лишь одну ночь и отправилась во 2-й Северный на день раньше, чем утверждал Ряжнев, — 27.01. Тронулись в путь около 16.00 и прибыли в заброшенный поселок уже затемно.

Ряжнев, надо полагать, не знал ни о дневниках, ни о том, что рассказал Юдин, и подробно расписывал, как проводили время туристы-фантомы в то время, как их оригиналы двигались по льду Лозьвы к 2-му Северному: они, дескать, пели песни, хорошо общались с лесорубами, подарили одному из них книгу с дарственной надписью и даже импровизированные танцы устроили вечером там, где квартировали.

И Юдин, и дневники ни словом не упомянули о танцах. Песни пели, да. А танцы — это что-то новенькое в истории похода, следствие услышало о них в первый раз, равно как и о книге с дарственной надписью.

Попытаться как-то состыковать показания Ряжнева с тем, что мы знаем о походе, можно лишь при помощи абсолютно бредовой версии: дятловцев чем-то опоили так, что они проспали две ночи и день между ними, не заметив того и сбившись в счете дней. И все даты в их дневниках неправильные. Но дикая версия гибнет, едва появившись на свет: Юрий Юдин, вернувшись, непременно обнаружил бы, что из жизни неведомо куда выпали сутки.

Гораздо проще предположить, что Ряжнев банально ошибся, перепутав две тургруппы и приписав дятловцам чужие поступки. В конце концов, человек Георгий Иванович занятой, и главное его занятие — давать план по лесозаготовкам, а не нянчиться с какими-то студентами.

Ну, так проверить-то недолго. Посмотреть дарственную надпись на книге: кем подписана? — и все встанет на свои места.

Следователь поинтересовался, кому подарили книгу, Ряжнев не стал изображать склероз, ответил уверенно: мастеру Венедиктову подарена. А можно с ним побеседовать, книжицу посмотреть? Нет, никак нельзя, уволился и уехал. И книгу с собой увез.

Та-ак… А с кем еще туристы общались? Кажется, с Тутниковым Алексеем, но в этом он, Ряжнев, уже не так уверен — вроде общались и вроде что-то тоже подарили, но что именно, он не знает.

А с Тутниковым поговорить можно? Никак нет, перевелся и уехал.

Фокус в том, что все дятловцы, включая Юдина, отметили свое общение совсем с другими людьми.

Во всех дневниках нам встречается Николай Огнев по прозвищу Борода. В дневнике Зины Колмогоровой сразу после адреса Бороды упомянут некто Иван Рудик, без пояснения, кто это, — запись явно относится к пребыванию в 41-м квартале. В обрывочных записях Юдина на первых страницах блокнота упомянуты, кроме самого Ряжнева, бухгалтер Шалашов и некая Суслова Татьяна Поликарповна. Дубинина отметила в личном дневнике лесоруба Валю, хорошо игравшего на гитаре.

Совсем другие люди. Не говоря уж о том, что названные Ряжневым лесорубы подозрительно дружно исчезли из поселка.

Следователь поинтересовался возницей, доставившим во 2-й Северный вещи дятловцев.

В этом вопросе напустить туман Ряжнев никак не мог. Лошадь у него в хозяйстве имелась одна-единственная. Соответственно, и «водитель кобылы» был один.

Впервые за весь допрос прозвучало нечто, стыкующееся с данными следствия: Велюкевичусом звали возчика, Станиславом Александровичем (дятловцы называли его «дедушкой Славой»).

Отлично! Вот с кем надо непременно пообщаться! Уж он-то все расставит по местам.

Кто угадает, что сказал в ответ Ряжнев?

Правильно, он сказал именно это: с Велюкевичусом тоже не поговорить, тоже уволился и уехал.

Три из трех. Всех, названных Ряжневым якобы общавшихся и действительно общавшихся с дятловцами, внезапно посетила охота к перемене мест. Воздушно-капельным путем передалась, не иначе. Остался лишь Ряжнев, который врал, как сивая кобыла дедушки Славы.

А в завершение допроса — вишенка на торте. Ряжнева спросили о манси. О них тогда всех спрашивали, и все не-манси твердили одно: очень дружелюбный народ, к русским отлично относятся, а святилища их — далеко от места трагедии, в верховьях реки Вижай, больше сотни километров до них.

Ряжнев ЕДИНСТВЕННЫЙ, кто попытался перевести стрелки на манси. Сделал он это достаточно аккуратно, но все же сделал: о дружелюбии ни слова не сказал, зато поведал, что на Лозьве — то есть там, где должны были проходить дятловцы, — у манси имеются некие «священные ямы».

И что же юрист 1-го класса Кузьминых? Как разбирался с этим диким клубком противоречий?

Никак. Оформил ни с чем не сообразные слова Ряжнева протоколом и распрощался. Возможно, даже руку на прощание пожал.

Самое любопытное, что в дневниковых записях дятловцев о пребывании в поселке 41-го квартала зафиксированы вещи не менее дикие и небывалые, чем в показаниях Ряжнева. Туристы попросту не поняли, с чем столкнулись. Но любой, кто имел достаточное понятие о том, как происходят лесозаготовки на Севере и в Сибири, сразу бы почуял неладное, насторожился бы: что-то неправильное творится в поселке, не бывает так и не должно быть.