Крылатый воин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 62

80

Девятнадцатого мая оставшиеся в строю экипажи Восьмой эскадрильи, передав уцелевшие самолеты Восемьдесят девятой, полетели на пассажирском «Дугласе» в Сидней за новыми самолетами. Там нас уже ждало пополнение — недавние выпускники военных летных школ. По прибытию узнали из газет, что очередная «Летающая крепость» с прозвищем «Мемфисская красотка» совершила двадцать пятый вылет. Главной ее особенностью было то, что всего один член экипажа получил «Пурпурное сердце», остальные во время боевых вылетов отделывались моральными травмами. Бывают такие исключения. Рядом гибнут пачками, а кому-то удается пройти между убитыми и ранеными, порой даже не запачкавшись их кровью.

В Австралии застряли на пять ночей. Нас разместили в казарме на военном аэродроме. Младшие офицеры жили в двухместных комнатах со всеми удобствами и обязательным вентилятором под потолком. Жара здесь стояла круче, чем на острове Новая Гвинея, хотя воздух был суше, поэтому переносилась легче.

В первый вечер я вышел прогуляться за пределы военной базы. Выход для нас был свободный, австралийские военные на контрольно-пропускном пункте ничего не спрашивали, лишь шутливо предупреждали, что на обратном пути не надо перелезать через ворота, которые были сварены из тонких труб и покрашены в цвета британского флага. Видимо, это было любимое развлечение пьяных янки, возвращавшихся ночью из баров, которых на отрезке в полмили я увидел десятка два.

Дальше начиналась окраина города. В одном из домов на первом этаже между магазинами продуктов и одежды я заметил вывеску — красным на синем поле — из английского названия профессии и французского имени и фамилии, причем последняя обозначала ту же профессию «Taylor Henri Tailleur». Принадлежало заведение пожилому сухощавому носатому французу с густой черной растительностью в длинных ушах.

Я поздоровался с ним на французском языке и спросил шутливо:

— Можно заказать костюм у дважды портного Австралии?

— Конечно, можно! Тем более, что вы первый, кто правильно понял смысл моей вывески! — заулыбавшись радостно, ответил он. — Откуда так хорошо знаете французский язык?

— Мама была француженкой, — ответил я. — Погибла в автокатастрофе два года назад.

— Пусть покоится с миром! — перекрестившись, пожелал портной по фамилии Портной и спросил: — Вы, действительно, желаете заказать штатский костюм, а не форму?

— Да, — подтвердил я. — Мне осталось сделать два боевых вылета, после чего получу возможность демобилизоваться. Подумал, что надо бы подготовиться к этому. Военная служба явно не то, чему я хотел бы посвятить жизнь. Попробую себя в гражданской авиации.

Мы выбрали дорогую ткань «джентльменского», темно-серого цвета, портной обмерил меня и пообещал уложиться в четыре дня. Костюм обошелся мне в двадцать два американских доллара. В Грейт-Фолс столько же стоил в магазине готовой одежды. Австралийский француз взял доллары США без колебаний, потому что сейчас это самая твердая валюта, задвинувшая далеко и, как я знал, надолго британский фунт стерлингов.

Через день на базу залетел генерал Кенни и заодно наградил экипажи бомбардировщиков и истребителей, получавших новые самолеты. Мне и стрелку Ренделлу вручили за потопленный эсминец и двадцать боевых вылетов по два бронзовых дубовых листика на ленту «Воздушной медали». В Европе ее дают за каждые пять вылетов. У нас норма выше, потому что считается, что опасность меньше. При получении награды в пятый раз все предыдущие снимают и прикрепляют серебряный дубовый листик и потом добавляют бронзовые до следующей пятерки.

Из-за этого мероприятия я опоздал на примерку к портному. Месье Портной отнеся к этому с пониманием.

— При таком количестве наград я бы остался служить в армии, — сделал он вывод.

Французы, как никто, предпочитают синицу в руке журавлю в небе.

Костюм он сшил великолепный и уложился до моего отлета. Задержались бы в Сиднее дольше, заказал бы еще один, светлый летний.

К сожалению, на следующее утро мы полетели на аэродром Дободура, полоса номер семь Хоранда или в честь командующего Пятой воздушной армией — Кенни-стрип (полоса Кенни). Всего взлетных полос в том районе сделали пятнадцать. Находился аэродром в ста сорока пяти километрах северо-восточнее Порт-Морсби, по ту сторону горного хребта Оуэн-Стэнли, возле городка Попондетта и недалеко от берега Соломонова моря. Оттуда ближе до острова Новая Британия и так любимого нашей авиацией города Лаэ.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В Порт-Морсби на Трехмильном дроме расположилась Триста сорок пятая бомбардировочная группа. В ней четыре свежие, полнокровные эскадрильи «Б-25б» «Митчелл». Они каждый день совершают в нашем районе учебные полеты. Видимо, за штурвалами одни сопляки.

81

Двадцать седьмого мая Восьмая эскадрилья в полном составе — двадцать бортов — во главе с командиром майором Уилкинсом отправилась по настоятельной просьбе австралийских сухопутных подразделений бомбить японские позиции южнее Саламауа, возле деревни Мубо. Бомбы осколочные М41 в восьми контейнерах М1 общим весом четыреста шестьдесят девять килограмм. Полетное время до цели двадцать пять минут. Противовоздушная оборона, если и есть, то слабая. Легкое задания для «обкатки» молодых пилотов. Риска минимум, а боевой вылет будет засчитан.

У майора Уилкинса, как и у меня, двадцать три боевых вылета. Разница только в том, что он кадровый военный и демобилизоваться без потери выслуги военной пенсии не может. Видимо, сработала шумиха вокруг «Мемфисской красотки», и командиру эскадрильи захотелось попасть на страницы газет. Злые языки утверждают, что он мечтает — похвальное желание! — получить «Медаль Почета», но не вставая из-за штабного стола. Эта награда дает много плюшек, из которых, как подозреваю, главная для майора Уилкинса — все военнослужащие, включая главнокомандующего, первыми отдают честь. Уж очень он болезненно реагировал, если кто-то не козырнет, и строго наказывал провинившихся из нижних чинов. Получив такую награду, он бы с утра до вечера ходил возле Белого дома и кайфовал от того, что президент США салютует первым. Плюс добавка к пенсии, дети зачисляются в военные академии вне конкурса и квот, место на Арлингтонском кладбище, бронзовая табличка в Зале Героев в Пентагоне, приглашения на инаугурацию президента и прочие мелочи.

Мы слетали по-быстрому, скинули с высоты десять тысяч футов бомбы на районы, указанные ракетами наземных корректировщиков. Гарантировано сбили изрядное количество листвы и тонких веток с деревьев. Досталось ли японцам — не наше дело. Майор Уилкинс порывался сделать второй вылет, но командир Третьей бомбардировочной группы сказал, что надо дождаться запроса пехоты. Может, они сейчас атакуют.

Запрос пришел вечером, когда нам дали отбой и большая часть членов экипажей заняла привычные места в баре. Это огромный шатер, возле входа в который расположена импровизированная стойка с нехитрым выбором спиртных и безалкогольных напитков. Дальше были столики четырехместные. Их обычно составляли по два-три-четыре, чтобы поместилась все друзья или эскадрилья. В шатре горит несколько мощных электрических ламп, сзывавших на тусовку крылатых насекомых. Судя по количеству, слетались туда со всей Новой Гвинеи. Можно пить под запись. Потом вычтут из зарплаты. Это расслабляет, кажется, что денег тратишь мало. Некоторые умудряются спустить всю зарплату.

Второе развлечение — публичный дом, тоже расположенный в шатре, разделенном на узкие отсеки, где только кровать и стул для одежды. Цены от доллара за полчаса со страшненькой папуаской. Есть две белые австралийки, как они сами говорят, жены погибших воинов. Это, наверное, должно разжалобить и оправдать цену втрое выше.

Я редко захожу в бар, а в публичную помойку и вовсе не заглядывал. От скуки валяюсь на койке в длинной, на сорок человек, палатке, читаю книги, оттачиваю английский язык. Время от времени нам привозят пачки старых, с вырванными страницами, как догадываюсь, списанных в общественных библиотеках, хотя изредка попадаются новые, наверное, пожертвованные каким-нибудь образованным патриотом. Мои сослуживцы считают, что я говорю как-то слишком правильно, как профессор. Они не догадываются, насколько правы.