Крылатый воин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 40

Вернувшись на аэродром, не забираю сагайдак из кабины, приказываю снарядить самолет по-новой. Вражеские истребители не летают, зениток у отступающих румын нет, так что сделаем как можно больше вылетов, о чем и сказал командиру полка, который был в штабной землянке один.

— Давай-давай, делай цифры себе и нам! — пожелал подполковник Пивенштейн.

Второй раз отбомбились западнее и тоже по румынам. Отважные вояки уматывали в сторону реки Дон, до которого оставалось еще километров пятьдесят-шестьдесят. Закидали их бомбами, добавили реактивными снарядами и из пушек и пулеметов. На фото наша работа будет выглядеть шикарно: белый снег, черные воронки, коричневатые тела в разных позах…

Я собирался совершить и третий за день боевой вылет, сказал об этом Аникеичу, но механик сообщил:

— Вылеты запрещены. Кто-то по нашим ударил, разбираются.

В нашем штабе сидел только сержант-связист у телефона, который сказал:

— Иди в столовую, там все.

До обеда оставалось с полчаса, но столы не накрыты. За ближними от входной двери сидели командир, начальники штаба и особого отдела полка, начальник особого отдела дивизии, майор, и какой-то капитан с малиновыми петлицами НКВД. Они рассматривали фотографии. Чуть поодаль стоял побледневший от страха фотометрист, который, видимо, проявил и отпечатал снимки.

Я доложил по форме об успешном выполнении боевого задания.

— Капитан Изюмов у нас… — произнес начальник особого отдела дивизии и заглянул в список.

— Командир Второй эскадрильи, четыре самолета, — подсказал подполковник Пивенштейн упавшим голосом.

Ни разу не видел Борю таким перепуганным.

— Свободен! — коротко бросил майор.

— Есть! — произнес я, развернулся через левое плечо, вышел из столовой, тормознувшись возле крыльца.

Там стояли летчики и техники из нашего полка. Обычно минут за пятнадцать до обеда самые голодные подтягиваются к столовой, чтобы зайти сразу, как откроют дверь, запертую, пока официантки не накроют на столы.

— Что случилось? — спросил я.

— Звено из трех «Горбатых» ударило по нашей механизированной колонне. Два танка, несколько машин и с сотню солдат, — ответил командир авиаремонтной мастерской, пожилой мужичок, похожий на дотошного бухгалтера, который, почти не отлучаясь с рабочего места, узнавал все новости первым и, как предполагаю, фиксировал в личном журнале.

По три самолета в строю сегодня было в Первой и Третьей эскадрильях нашего полка. Возможно, и в других штурмовых полках были сегодня вылеты тремя бортами, так что переживать рано, хотя настроение сразу испортилось. У меня появилось предположение, что это Армен Айриев, благодаря географическому кретинизму, вышел не туда. К счастью, ошибся.

— Пойдем обедать, столовую открыли, — позвал заглянувший в земляку лейтенант Зайцев.

— Что, не наши прокозлились? — спросил я.

— Наши. Старлея Кириллова арестовали, — ответил он.

Позже выяснилось, что этот тип предпочитал брать бомбы с замедленными взрывателями и на бреющем полете скидывать на первого, кто попадется, а не туда, куда приказали. Так по нему труднее попасть зениткам и перехватить вражеским истребителям. Проскочил, разгрузившись по-быстрому, на обратном пути сфоткал — и домой. Боевой вылет совершен, ущерб какой-никакой нанесен, а риск сведен к минимуму. За это его и поперли из предыдущего полка.

53

Два дня была нелетная погода, шел снег с короткими перерывами. На третий распогодилось. К тому времени отремонтировали еще один самолет моей эскадрильи, вылетели впятером. По данным разведки в районе хутора Большая Россошка немцы формирует танковый кулак для прорыва окружения. Приказано найти и уничтожить.

— Только будьте внимательны, убедитесь, что это немцы, — напомнил командир полка, который в последнее время ходит снулый.

Ясно, что наказанием одного лишь командира эскадрильи старшего лейтенанта Кириллова разбор происшествия не закончится. В СССР главная обязанность руководителя любого уровня — сесть, если во вверенном ему подразделении (предприятии) случится что-нибудь. Виновен или нет — не важно. Иначе полетит голова у руководителя уровнем выше. Так что и о присвоении названия «гвардейская» тоже можно забыть, как и о наградах личному составу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Части, собранные для прорыва окружения мы нашли быстро. Точнее, они нас нашли первыми, открыв огонь из передвижных зениток, включая восьмидесятивосьмимиллиметровые, которых, по моему мнению, всех вместе было больше, чем танков и бронетранспортеров, которые они прикрывали. Техника вся была покрашена в белый цвет, сливалась с местностью. Стояли кривыми рядами, образуя широкий прямоугольник. Не начни зенитки стрелять по нам, проскочили бы мимо, а потом еще долго искали, если бы вообще нашли. Я развернулся, приказал перестроиться широким клином. Цель площадная, хватит всем. Зашли на высоте триста метров, отстреляли реактивные снаряды, скинули «сотки». На обратном пути отработали из пушек и пулеметов и на той же высоте полетели на аэродром, потому что для «худых» погода нелетная.

По возвращению быстро перезаправились и полетели еще раз. На том месте, где во время предыдущего налета стояла немецкая бронетехника, горели и дымились более двух десятков единиц. Мой стрелок сделал фото. Командир полка сравнит с предыдущими и выберет, какое показать начальству для отчета о проделанной работе.

Догнали части прорыва на марше рядом с линией фронта. Мы перестроились в линию и на малой высоте, чтобы не промахнуться, отработали 'РС-132. После разворота и подъема на высоту четыреста метров спикировали под углом градусов тридцать, скинули ФАБ-100. Далее два захода со стрельбой из пушек и пулеметов и фиксированием нанесенного урона. Как минимум, еще двадцать единиц бронетехники подожгли.

На аэродром вернулись к концу обеда. Первым делом отправились в столовую, а не в штаб. Доклад подождет. Наши пайки, конечно, никто не съест, но, чем позже придем, тем холоднее будет пища.

Столовая была почти пустая. За столом старшего комсостава сидел подполковник Пивенштейн, пил в одно рыло компот. Заметив меня, позвал за свой стол. Официантка на сером алюминиевом подносе перенесла туда мои тарелки и два стакана: в одном сто грамм коньяка, в другом компот.

— Добавлю? — предложил командир полка, показав опустошенную на две третибутылку коньяка.

— Наливай, — согласился я, потому что погода испортилась, больше не полетим.

Он разлил содержимое бутылки на двоих, поставив пустую на пол у ножки стола.

— За победу! — как-то безрадостно предложил он и махнул полстакана, не закусив, хотя я придвинул к нему свою тарелку с макаронами и жареной треской, порядком мне надоевшие.

Я выпил треть, проглотил пару ложек жиденькой ухи с картошкой и спросил:

— Что случилось?

— Меня переводят в Пятьсот четвертый полк командиром эскадрильи, — ответил он.

— Не объявили врагом народа — уже хорошо. Сделаешь десять вылетов, как положено штрафнику, и опять станешь командиром полка, — подбадриваю я.

— Для меня это смертный приговор. Я не такой фартовый, как вы с Арменом, меня быстро собьют, — печально произнес он.

— Вот только мне не ной, что ты не фартовый, — тихо начал я. — Когда ты мне рассказал, как малолеткой проскочил мимо тюрьмы и сумел поступить в летное училище, я сразу понял, что ты очень везучий.

— Особенно мне повезло с Каманиным! — саркастично молвил Боря Пивенштейн.

— А тебе не приходило в голову, что он тебе жизнь спас? — полюбопытствовал я.

— Неужели⁈ — продолжил он тем же тоном.

— Да, — подтвердил я. — Если бы ты стал Героем Советского Союза, известной личностью, к тебе бы многие присмотрелись внимательнее, и кто-нибудь вспомнил бы твоего отца, выпускника химического отделения Императорского Новороссийского университета, и твоего деда, владельца химического завода по производству красок. Так что скажи спасибо этому подонку.

Сарказм сменился страхом, даже черная щетина затопорщилась на побледневшем лице.