Намбандзин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 4

После еды иезуит отправился в новую церковь, освятил ее и провел первую службу. Пришли все жители деревни, но внутри были только мужчины. Они расположились на циновках, которыми был выстелен пол. Аборигены сидели в официальной позе сейдза: спина прямая, ягодицы на пятках, ступни подошвами кверху, большие пальцы ног рядом, руки на бедрах ладонями вниз. Всех, включая Афонсу Гомеша, удивило, что и я принял такую же позу. Освоил ее, когда занимался каратэ, а потом в Китае частенько приходилось. Мне не в тягость просидеть так час-полтора. Если дольше, начинают неметь ноги, как у японцев, когда сидят на стуле. Видел в японских скоростных поездах, как мужчины, разувшись, сидели в креслах в неформальной позе агура (со скрещенными ногами), а женщины — в позе ёкодзувари (задница рядом с ногами, направленными коленями немного вбок, будто промахнулась).

Иезуит начал с молитвы на латыни, а затем очень артистично, эмоционально произнес проповедь на японском языке. Моего словарного запаса не хватило, чтобы оценить ее по достоинству. Зато остальным слушателям вставило. Лица у них были зачарованные, как у детишек, которые смотрят фантастический мультик о сверхчеловеках. Затем было причастие, во время которого пирожки из гречихи заменяли хлеб. Вино мирянам сейчас не полагается, только священнослужителям, поэтому заменять его на сакэ не пришлось, хотя, уверен, рыбаки не отказались бы.

Этот напиток сейчас производят только в монастырях и городских винокурнях по, так сказать, лицензии, купленной у даймё. Продают не в бочках, с которыми только познакомились, благодаря португальцам, а в деревянных и глиняных кувшинах разной емкости. В будущем эти бочки, разрисованные и оплетенные веревками, будут везде, особенно много в храмах буддийских. Монахам запретят самим изготовлять сакэ, поэтому снабжать их будут прихожане. Видимо, количество пустых бочек будет означать статус богоугодного заведения. Это как возле церкви выставлять ящики с бутылками из-под водки, выдутой попом и прихожанами. До пастеризации тоже еще не додумались, поэтому пьют, пока напиток свежий. Со временем сакэ мутнеет, становясь кислым и вонючим.

Отработав, Афонсу Гомеш покинул деревню, пообещав вернуться через несколько дней. Четыре рыбака несли его в каго (паланкин), который отличался от европейского тем, что пассажир полулежал в деревянном коробе, установленном на длинные жерди, которые несли на плечах крестьяне. Рикш пока нет. Сзади шли еще два человека, несли корзины с вяленой рыбой, подаренной иезуиту благодарными неофитами.

По пути Афонсу Гомеш рассказал мне, что лошади здесь имеются, правда, мелкие, не чета европейским. Используют их в основном, как вьючных. Верхом ездят только состоятельные самураи. Перевозят грузы на вьючных лошадях и изредка на повозках с двумя колесами большого диаметра, в которые чаще запряжены люди, чем волы или коровы. Может, поэтому лошади и коровы считаются грязными животными и в пищу не употребляются. Впрочем, любое мясо не в чести у аборигенов. Буддизм, понимашь! Едят только местных кур, мелких и жестких, и их яйца.

Положив свое барахло на крышу паланкина, я шел справа от него. Дорогие грунтовые, но, благодаря почти полному отсутствию колесного транспорта, не разбитые. Движение левостороннее и строго соблюдается, хотя дорожных полицейских нет и в помине. По совету иезуита кольчугу и шлем не снимал, и мой лук лежал сверху с натянутой тетивой. На дорогах шалили. В основном этим занимались ронины — самураи, оставшиеся без хозяина. По байкам, добравшимся до двадцать первого века, они обязаны были сделать харакири, но романтичных идиотов пока мало. Большинство ронинов предпочитало найти нового хозяина и во время поиска перебивалось грабежами.

Грунтовая дорога шла между полями, разделенными на небольшие возделанные участки. С них собирают по три урожая в год: во время сезона дождей сажают рис, потом овощи, потом просо, гречку, ячмень, пшеницу… Вся земля принадлежит императору, точнее, его представителям на местах — даймё. Налоги составляют от половины до двух третей урожая. В Европе и России в эту эпоху — процентов двадцать-тридцать. Впрочем, при трех урожаях в год у японского крестьянина оставалось больше. При этом арендатор земельного участка имеет второй по значимости статус после самурая, даже император засевает рисом небольшой клочок, метра два на три. Ниже находятся ремесленники и рыбаки, за ними — купцы, торговцы, которые, по мнению аборигенов (трудно с ними не согласиться!) ничего не производят, а замыкает всякая шваль типа бродячих актеров, акробатов, певцов, музыкантов… Через четыре века, как предсказано в Евангелие, последние станут первыми, а первые — последними.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

4

Иезуиты, несмотря на малое количество их на Японских островах, довольно широко раскинули сети. Недаром считают себя потомками рыбаков-апостолов Петра и Андрея. Почти в каждом крупном населенном пункте была церковь, пусть маленькая, построенная из бамбука и циновок, но всё же. Афонсу Гомеш в одиночку обслуживал целую провинцию и, по его словам, обратил в христианство несколько тысяч язычников, как он называл синтоистов и буддистов. С горящими глазами иезуит убеждал меня, что лет через десять-двадцать, самое большее пятьдесят, все здесь будут исповедовать истинную веру. Я не стал говорить ему, что вскоре христиан на островах останется ровно столько, сколько потребуется, чтобы показывать нормальным людям, до чего можно докатиться, если слушать намбандзинов, и почти все будут собраны в порту Нагасаки.

Маршрут был извилистым. Как я понял, Афонсу Гомеш совершал регулярный объезд своей паствы. На ночь мы останавливались в поселениях, в которых была бамбуковая, как по мне, во всех смыслах слова, церковь. Там нас кормили ужином в доме самого богатого жителя и укладывали спать. Ночи были теплые, поэтому я предпочитал ночевать на свежем воздухе. Так меньше отвлекающих моментов от приятной процедуры. Утром еще раз кормили, иезуит исполнял свои служебные обязанности в церкви, после чего отправлялись дальше с новыми носильщиками. Предыдущие отправлялись домой.

Не знаю, зачем он поперся в Дзинга, расположенный рядом с городком Исэ. Наверное, есть особый кайф лягнуть ослабевшего конкурента. Дзинга можно перевести, как храм. Поскольку это главное священное место империи Нихон, типа Ватикана у католиков, личного названия у него нет. В двадцать первом веке я видел рекламу в туристических агентствах этого исторического объекта, в то время очень раскрученного, с десятками миллионов паломников в год, но так и не удосужился съездить, хотя время и деньги были. Может показаться странным, но мне в Японии нравилось ездить на остроносых скоростных поездах-синкансэнах. Два с половиной часа из Осаки в Токио (пятьсот км) и на другом в обратную сторону. Купил недешевый билет на правое сиденье у окна — и смотришь на стремительно проносящиеся мимо пейзажи, как первозданные, так и урбанистические. И то, и другое впечатляло намного больше, чем многолюдная, шумная суета улиц и заведений.

Синтоизм — это типичная для всех примитивных народов вера в духов (ками). У каждого рода деятельности, природного явления и объекта есть свой ками. Плюс люди с уникальными способностями и души умерших. Что интересно, синтоистские боги смертны и могут вступать в самые разные отношения с людьми. По одной из версий индивиды с неординарными способностями — дети от смешанных браков. В двадцатом веке синтоизм станет основой анимэ и прочего японского фольклора.

Располагался Дзинга на берегу реки Исузу, сейчас неглубокой, чуть выше колена. Наверное, в честь нее назовут автомобильную компанию по производству грузовиков. Комплекс состоит из внутренней части (Найку), где обитает Аматэрасу, богиня Солнца и основоположница императорской семьи, и хранится ее подарок — бронзовое зеркало, которое никто, кроме императора и старших служителей храма, не видел, и внешней (Гэку), где обосновалась ее кухарка — богиня еды Тоёукэ. Обе огорожены высоким бамбуковым частоколом, в котором не хватало половины или больше стволов — заходи кто хочет. Раньше главными жрицами была принцессы, но лет двести назад им, видимо, надоело заниматься всякой ерундой. Расстояние между кухней и столовой километра четыре. Середина дороги заросла травой, потому что надо там ходят ками, а остальные обязаны двигаться по краям. В том месте, где путь пересекал реку, на обоих берегах стояло по тории — высокие ворота с двумя верхними перекладинами и без створок. Как рассказал иезуит, у язычников, то есть синтоистов, проход через тории и пересечение реки вброд было заодно процессом омовения перед вступлением на «чистую» территорию.