Отдай туфлю, Золушка! (СИ) - Разумовская Анастасия - Страница 43

— Подожди, — дошло до меня, — ты… ты прежде не была такой? Ну то есть, ты была обычной девушкой с меня ростом?

— Повыше, — засмеялась она. — Да.

Мне вспомнилась угроза колдуна уменьшить меня в размерах.

— Но ты же сказала, что тебя зовут Мари?

— Верно.

— А он говорил про Рапунцель…

Фея не стала уточнять, кто говорил, и что я имею ввиду. Затрепетала крыльями, взлетела и приземлилась мне на нос:

— Рапунцель это фамилия, — пояснила деловито. — Мари Рапунцель.

Итишь твою налево!

— И за что тебя?

— Наверное, потому, что она не хотела замуж, — хмыкнул Гильом. — Верно, Эль? По крайней мере, сегодня, после ухода Фаэрта, Мари долго жужжала о том, что брак никому не нужен, и что свадьбы и любови крайне мешают изобретать машины и всякие штуки.

Да. Утром я наделала кучу антинаушников про запас. Гильома, конечно, тоже ими снабдила. Так что возможность поговорить у них была.

— Да, всё так, — фыркнула Мари. — Но уменьшили меня не за это. Скорее, мой здравый смысл вывел меня из сюжета сказки, что позволило сотворить со мной такую пакость, в результате которой я не могу держать в руках даже отвёртку!

— Так что же с тобой случилось?

Я попросила у безмолвных слуг мороженное, не забыв про шахматиста и фею-поневоле.

— Ну… Я просто перебросила одного человека в Первомир, — неохотно призналась недо-Рапунцель.

— Что?

Я вскочила. Стаканчик с мороженным упал, сиреневая клякса потекла по полу.

— И не проси, — сурово отрезала Мари. — Если после первого раза я стала такой вот крохой, то что будет после второго?

И она, конечно, была права.

— Тогда расскажи как!

— Там всё просто: один поворачивает управляющие рычаги, и, когда в зеркале появляется искомое изображение, оттягивает рычаг-тормоз, ставя зеркало в нужное положение под углом двадцать четыре градуса относительно пола. А второй шагает вперёд. Не в зеркало, а в его отражение. Вот и всё.

— А один человек может сделать и то и другое?

— Ну, если он маг и сумеет управлять рычагами на расстоянии… А ещё остановить часы на башне, то — да.

— Остановить часы?

— Ага. То есть, ты должен одной рукой удерживать рычаг зеркала, второй — рычаг часов, и при этом у тебя есть лишь доля секунды, чтобы пересечь границы миров. Потому что время можно обмануть лишь на долю секунды.

Я задумалась. Значит, мне нужен второй человек. Мари нельзя. Куда уж сильнее уменьшаться? Гильом не сможет взобраться по довольно крутой винтовой лестнице. И поднять его я тоже не смогу. А тогда… может гном? Тот, который иногда грустит у колодца сказок?

— Кто куда, а я хочу спать, — заявила я, наблюдая, как сиреневая клякса исчезает с пола.

— Ещё рано, — заметил Гильом. — Часов шесть, не больше.

— Дождь, гроза, что может быть лучше, чтобы поспать? Правда, в моей комнате нет окна… Жаль. Эй, дорогой хозяин чёрной и ужасной гостиницы для заблудших душ, не имеющих своей сказки! Я хочу панорамное окно в номере! Даже не окно, а стену. Целую большую стеклянную стену с выходом в парк. Чтобы можно было валяться на постели и смотреть, как по стеклу сползают дождевые струи, а вспышки молний озаряют ваш прекрасный парк. Вам сложно, что ли? Для колдуна-то раз плюнуть, я уверена.

И я ехидно захихикала. Гильом неодобрительно покосился на меня.

— Я с тобой, — пропищала Рапунцель. — Надоело спать в цветах, они вечно воняют.

«Жених», вновь погрузившийся в пучину анализа неудачной партии, что-то бессвязно промычал. Должно быть, это означало «спокойной ночи» или типа того. Рапунцель осторожно устроилась прямо в стаканчике. Я поморщилась от многократно усиленного шороха.

— Расскажи мне про Первомир, — попросила фея.

— Не ори, — буркнула я и шагнула в зеркало.

И замерла.

Потому что это, кажется, была не моя комната. Просторная, обставленная в духе шведского минимализма. Со стеклянной стеной в парк. С мышино-серой крашенной стеной у кровати. Двуспальной кровати с постельным комплектом в чёрных квадратах, пересекающихся друг с другом. С простым прямоугольником застеклённого камина, сбоку от которого в узком высоком проёме желтели круглые срезы поленьев. С серым стриженым ковриком. Со столом и стулом, словно выкраденными из Икеи. С торшером, из матерчатого серого абажура которого свисала металлическая цепочка-выключатель.

Медленно, словно во сне, я подошла к стене в парк и сдвинула её. Система была как у шкафа-купе. Пахнуло свежим воздухом, влагой, озоном и резким ароматом листвы и цветов.

Может и правда Фаэрт был когда-то неплохим человеком? А потом что-то случилось? Может, и не надо искать против него информацию, а стоит просто согреть его ледяное сердце? Растопить, заставить снова поверить в добро и людей? Возможно, в этом и состоит смысл сюжета моей личной сказки?

Я забралась с ногами на кровать, скинув ботинки. Набросила пушистый оранжевый плед.

— Так что там есть такого в Первомире, что он лучше нашего? — нетерпеливо запищала Мари.

— Ну, например… Вот это. А ещё — электричество. А ещё бензиновые двигатели. И равноправие. И… и университет.

Грохот грозы — это было первое, что услышал Марион, когда очнулся. Вспышки молний озаряли знакомую комнату. Средний принц обнаружил себя в кресле у пылающего камина. Попытался подняться, но не смог пошевелиться.

— Кара, — прохрипел с трудом.

— Очнулся, милый? — спросила рыжеволосая красавица, появляясь в поле его зрения. — Ну как? Всё ещё хочешь мчаться на коленях, чтобы каяться у ног милой Синдереллы?

Марион с досадой отвернулся. Буркнул:

— Нет. Отпусти меня.

— Ну, не зна-аю…

Она присела на подлокотник его кресла и растрепала мужчине волосы. Хмыкнула:

— Ты сейчас такой славный и милый, как образцовый щеночек. Мне нравится.

Марион отдёрнул голову:

— Кара, перестань. Лучше скажи, ты можешь помочь или нет?

Фея взяла бокал откуда-то справа от него, подняла, посмотрела сквозь рубиновое вино на пламя.

— Попробую. Но ничего не обещаю, милый. Всё зависит от могущества той ведьмы, которая его наложила. Если она слабее меня — смогу. Если нет — вряд ли. Я ведь уже рассказывала тебе, помнишь? снять приворот может либо более одарённая фея, либо тот, кто убьёт приворожившую ведьму, либо… Ну да, истинная любовь. У тебя случаем не завалялось таковой? Нет? Какая жалость!

— Истинная любовь — это сказки, — выдохнул Марион устало. — Ты же знаешь. Убить Синдереллу… Ну…

Кара оживилась:

— Почему нет? Если я притушу колдовскую страсть и дам тебе, положим, время до утра? Вряд ли за смерть бедной сиротинки король очень уж жёстко тебя накажет.

Марион взглянул на любовницу, нахмурился и снова отвёл глаза.

— Ну же, Мар! Любой приворот, по сути своей, это убийство. Бессердечное, безжалостное и очень, ну просто о-о-очень жестокое. Поэтому казнить виновницу это… ну… справедливо, не находишь? Тем более, что это даже не месть, а лишь средство освобождения. Ма-ар? Хотя я лично ничего против мести не имею.

Принц молчал, глядя, как в очаге переливаются пурпурно-оранжево-голубым мерцанием трескучие поленья. Кара вздохнула, снова растрепала его волосы, поцеловала в лоб:

— Бедный, бедный Марион… Вот эта доброта в тебе… мне никогда не нравилась. Можно сложить мадригал или сонет в честь твоего великодушного сердца, но по мне всё это — слюнтяйство. Ты как был глупым толстым мальчиком, так и остался глупым мальчиком. Хотя, признаться, уже не толстым. Твоё тело всегда искупало все твои прочие недостатки. Ладно, убивать проказницу мы не будем. Истинной любви у тебя нет. А, значит, остаётся только верить в моё могущество. Не так ли? Ты веришь?

— Сильнее тебя только Чертополох, — Марион обернулся и прямо взглянул в чёрные, блестящие, словно у белочки, глаза.

— Спасибо, милый. Это так приятно, когда в тебя верят.

Принц осторожно поднял руку, украдкой облегчённо выдохнул.

— Ты же помнишь, что ты всё ещё мне должен? — задумчиво уточнила фея.