Корпус обреченных (СИ) - Хай Алекс - Страница 1

Светлейший-4. Корпус обреченных

Глава 1

— Надеюсь, сегодня нас долго не промаринуют. — Матушка глухо стучала по паркету войлочными накладками на каблуках. — У меня сегодня еще две встречи. И Черкасов должен позвонить насчет результатов…

Я лишь вздохнул.

— На скорое решение вопроса здесь я бы не рассчитывал.

Анфилада парадных залов Зимнего встретила утренним холодом и тусклым солнцем, словно давала понять — сегодня нас ждало мало приятного. Каждый официальный визит в Зимний превращался в головную боль: куча бюрократии, все медленно, заседания редко начинались вовремя, и приходилось торчать под дверями порой по два часа, пока вызовут. А тут еще и повод неприятный.

— Ваша светлость!

Из бокового коридора наперерез нам вышел сам обер-камергер Шрюмер и, сверкнув неизменным бриллиантовым ключом на груди, поклонился моей матушке.

— Анна Николаевна. Алексей Иоаннович…

— Борис Владимирович, — светлейшая княгиня любезно улыбнулась. — Не ожидала увидеть вас здесь столь рано. Мне доложили, что вы вовсю заняты подготовкой Драгоценной церемонии. Тем приятнее сюрприз.

— Да, ваша светлость, работы невпроворот, а время на исходе. В этом году даже Монетный двор едва поспевает к сроку с изготовлением перстней, партия ведь огромная, а там ручная работа… У вас с сыном найдется минута для разговора наедине?

Шрюмер кивнул в сторону коридора, из которого только что вышел. Матушка взглянула на часы и кивнула.

— Да, нас ждут через десять минут.

— Прошу за мной.

Мы скользнули в коридор, а оттуда — в один из многочисленных небольших залов, где гостей обычно не принимали.

— Чем я могу вам помочь, Борис Владимирович, — спросила матушка, оглядевшись по сторонам. — И здесь раньше висела картина Вермеера. Куда ее дели?

— Перевезли в Малый Эрмитаж, ваша светлость. И я здесь затем, чтобы не просить помощи, а помочь вам. Насколько могу.

Мы с матушкой переглянулись и уставились на обер-камергера.

— Боюсь, вы говорите загадками, Борис Владимирович.

— Сорока донесла на хвосте, что вас вызвали на заседание Совета из-за щекотливой ситуации, произошедшей в семье Дмитрия Павловича.

Я кивнул.

— Все верно.

— Я не знаю деталей, однако, как обер-камергеру, мне известно, что накануне поздно вечером его высочество Дмитрий Павлович нанес визит великому князю Федору Николаевичу. Разговор был долгим, но его содержания я не знаю.

Матушка пожала плечами.

— Два родственника всегда найдут темы для обсуждения.

Но мы все прекрасно поняли. Павловичи пытались продавить главу Совета регентов. До сегодняшнего заседания дядюшка Федор Николаевич занимал подчеркнуто нейтральную позицию. Но сегодня предстояло вынести решение. Собственно, именно потому нас и призвали — я должен был рассказать свою версию событий при свидетелях.

— Мне также стало известно, что Дмитрий Павлович нанес подобные визиты князю Голицыну, князю Мещерскому и графине Шереметевой. Но о том, каков был результат, можно лишь гадать.

Эк его прижало, раз начал бегать по аудиенциям! Другой вопрос, до чего они договорились. Откровенно говоря, во всей этой истории мне была важна лишь судьба Катерины.

— Благодарю за информацию, Борис Владимирович, — матушка кивнула. — Будем готовы. А сейчас, боюсь, нам и правда пора спешить.

— Разумеется, ваша светлость.

Он проводил нас короткой дорогой прямиком к дверям Белого зала, где проходили заседания Совета. Как всегда, полно гвардейцев — причем все с перстнями не ниже рубинового. Прямо элитная элита на службе.

Я ожидал увидеть на диванчиках Павловичей, но никого из них в холле не оказалось.

— Судя по разговорам на повышенных тонах, наши оппоненты уже внутри, — словно угадав мои мысли, шепнула матушка.

— Не уверен, что они нам оппоненты.

— Прямо сейчас Павел точно считает тебя своим врагом.

— Сам виноват.

Пусть благодарит за то, что и вовсе остался жив после своих фокусов. А то еще немного, и я начну откровенно жалеть о проявленном милосердии.

Вопреки моим ожиданиям, двери Белого зала открылись минута в минуту. На порог вышел один из ассистентов секретаря Рюмина и направился прямо к нам.

— Ваши светлости, — он поклонился. — Советники вас ожидают. Прошу за мной.

Мы с матушкой переглянулись и одновременно поднялись с диванчика.

— Такими темпами, может, и успеешь на все свои встречи, — сказал я.

Едва мы вошли в уже хорошо знакомый аскетичный зал, двери за нашими спинами беззвучно закрылись, а все заседавшие за огромным мраморным столом мужчины поднялись, чтобы поприветствовать даму.

— Анна Николаевна, Алексей Иоаннович! Благодарю за то, что нашли время прибыть.

Ох уж эти высокопарные формулировки. Нашли время, ага. Да нас бы за уши сюда притащили, вздумай мы манкировать. Как по мне, можно было не делать из заседания Совета этот фарс, приглашая всех заинтересованных лиц.

Но лица были, и много. Из Советников присутствовали сам дядя Федор Николаевич, министра внутренних дел Кутайсов, даже глава «Четверки» Мещерский почтил заседание своим присутствием, хотя я не понимал, ему-то зачем. Шереметева, разумеется, тоже присутствовала, а рядом с ней расположился министра императорского двора Голицын. Ну и без Рюмина, конечно, не обошлось — секретарь на то и секретарь.

Здесь же присутствовали Павловичи — глава семьи Дмитрий Павлович с наследником — и оба явно удивились нашему с матушкой появлению. Кати устроили по правую руку от Шереметевой, видимо, чтобы пух и перья не долетали.

Нам достались свободные места в конце стола.

— А они-то здесь зачем? — возмутился Дмитрий Павлович.

Шереметева позволила себе кривую улыбку.

— Затем, ваше высочество, что Алексей Иоаннович был непосредственным участником процесса. Это я настояла на том, чтобы Совет пригласил их светлостей на заседание.

Мне показалось, что между старшим Павловичем и Шереметевой сейчас начнет искрить воздух. Что ж, глава Спецкорпуса явно выбрала строну Катерины. Оно и неудивительно.

— С вашего позволения, я задам несколько вопросов его светлости, — Федор Николаевич уставился на нас.

Матушка кивнула, а я поднялся, чувствуя себя почти что на судебном разбирательстве. С них бы сталось поднести мне священную книгу для клятвы. Но в наших краях это не практиковалось — отчего-то до сих пор наивно считалось, что аристократ обязан говорить правду и только правду. Впрочем, статья за лжесвидетельствование в законе все же была.

— Вы готовы, Алексей Иоаннович? — спросил дядя.

— Конечно, ваше императорское высочество.

— Верно ли мы истолковали заявление Екатерины Дмитриевны о том, что она заручилась вашей помощью, чтобы тайно выбраться из дома?

Я кивнул.

— Верно. В указанное время я заехал за Екатериной Дмитриевной и отвез на автомобиле, принадлежащем моей семье, в здание Спецкорпуса.

— Ты ее выкрал, гаденыш! — взревел оскорбленный отец. — Выкрал и опорочил честь моей дочери!

Я с недоумением уставился на старшего Павловича.

— Прошу прощения, я понимаю, что мы не в суде. Но все же кто в этом зале уполномочен задавать вопросы и делать выводы?

— Дмитрий Павлович, вам будет предоставлено слово, — вздохнул дядя. — Сейчас мы намерены уточнить детали у его светлости.

Да уж. Судя по виду дядюшки, Павлович его уже достал. И это явно была не первая вспышка гнева. Ну а я — главный раздражитель.

— Оставались ли вы наедине с Екатериной Дмитриевной?

— Нет, ваше императорское высочество. Все разы, когда нам с Екатериной Дмитриевной предоставлялась возможность общаться, это происходило при свидетелях.

— Протестую! — Павел вскинул руку, словно гимназист. — У нас дома, когда я потерял сознание. Они остались наедине.

Я улыбнулся.

— Технически — вы были с нами в одном помещении. И мы пытались привести вас в чувство. И вы сами настаивали на том, чтобы новость о вашем недомогании не достигла ушей вашей матери.