Введение в психоанализ - Фрейд Зигмунд - Страница 43

Вероятно, нет ни одной детской без ожесточенных конфликтов между ее обитателями. Мотивами являются борьба за любовь родителей, за обладание общими вещами, за место в комнате. Враждебные чувства направляются как против более старших, так и против более младших братьев и сестер. Кажется, Бернард Шоу высказал мысль: «Если есть кто то, кого молодая английская дама ненавидит больше, чем свою мать, то это ее старшая сестра». Но в этом изречении есть нечто удивительное для нас. Ненависть братьев и сестер и соперничество мы можем в крайнем случае понять, но как может возникнуть ненависть в отношениях между дочерью и матерью, родителями и детьми?

Это отношение и детьми оценивается несомненно как более благоприятное. Оно соответствует также нашим ожиданиям; мы считаем значительно более предосудительным, если не хватает любви между родителями и детьми, чем между братьями и сестрами. В первом случае мы, так сказать, считаем святым то, что в другом является обычным. Однако повседневное наблюдение показывает, как часто чувства между родителями и взрослыми, детьми не соответствуют поставленному обществом идеалу, сколько в них накопилось враждебности, готовой прорваться, если бы ее не сдерживало немного почтительности и нежных чувств. Мотивы этого общеизвестны и обнаруживают тенденцию отделить лиц того же пола, дочь от матери, отца от сына. Дочь находит в матери силу, которая ограничивает ее волю и на которую возложена миссия провести в жизнь требуемый обществом отказ от сексуальной свободы, в отдельных случаях еще и конкурентку, которая противится вытеснению. То же самое, но в еще более резкой форме повторяется между отцом и сыном. Для сына в отце воплощается любое насильственное социальное принуждение; отец закрывает ему доступ к проявлению собственной воли, к преждевременному сексуальному наслаждению и к пользованию общесемейным достоянием там, где оно имеется. У престолонаследника желание смерти отца вырастает до размеров, граничащих с трагедией. Менее опасным представляется отношение между отцом и дочерью, матерью и сыном. Последнее дает чистейшие образцы ненарушенной никакими эгоистическими соображениями неизменной нежности.[50]

Для чего я говорю об этих банальных и общеизвестных вещах? Потому что имеется очевидное стремление отрицать их значение в жизни и выдавать социально обусловленный идеал за осуществленный гораздо чаще, чем он в действительности осуществляется. Но лучше, если правду скажет психолог, чем циник. Во всяком случае, это отрицание относится только к реальной жизни. Но литературе и драматической поэзии предоставляется свободно пользоваться мотивами, вытекающими из нарушения этого идеала.

Итак, нам не следует удивляться тому, что у большого числа людей сновидение обнаруживает желание устранить родителей, а именно того из них, кто одного пола с видевшим сон. Смеем предположить, что это желание имеется в состоянии бодрствования и даже иногда осознается, если оно может замаскироваться под другой мотив, например, под сострадание к ненужным мучениям отца, как это было у видевшего сон в примере 3. Редко одна только враждебность определяет отношение, гораздо чаще за ней выступают более нежные побуждения, которыми она подавляется и должна выжидать до тех пор, пока сновидение ее как бы изолирует. То, что сновидение с помощью такой изоляции изображает преувеличенным, затем опять уменьшается, когда после нашего толкования включается в общую жизненную связь (Sachs, 1912, 569). Но мы находим это желание сновидения даже там, где оно не имеет связи с жизнью и где взрослый никогда не признался бы в нем в бодрствующем состоянии. Причина этого в том, что самый глубокий и постоянный мотив отчуждения, особенно между лицами одного пола, появляется уже в раннем детском возрасте.

Я имею в виду соперничество в любви явно полового характера. Сын уже маленьким ребенком начинает испытывать особую нежность к матери, которую он считает своей собственностью, а отца воспринимает как конкурента, который оспаривает у него это исключительное обладание, и точно так же маленькая дочь видит в матери лицо, мешающее ее нежному отношению к отцу и занимающее место, которое она сама с удовольствием бы заняла. Из наблюдений следует узнать, до какого раннего возраста доходит эта установка, которую мы называем Эдиповым комплексом,[51] потому что в легенде об Эдипе реализуются с совершенно незначительным ослаблением оба крайних желания, вытекающие из положения сына, — убить отца и взять в жены мать. Я не хочу утверждать, что Эдипов комплекс исчерпывает отношение детей к родителям, оно может быть намного сложнее. Эдипов комплекс может быть также более или менее сильно выражен, может сам претерпеть противоположное выражение, но он постоянный и очень значительный фактор душевной жизни ребенка, и возникает опасность скорее недооценить его влияние и обусловленное им развитие, чем переоценить его. Во всяком случае, дети часто реагируют эдиповой установкой на чувство родителей, которые довольно часто руководствуются половым различием в своем любовном выборе, так что отец предпочитает дочь, мать — сына, а в случае охлаждения в браке заменяют ими обесцененный объект любви.

Нельзя сказать, чтобы мир был очень благодарен психоаналитическому исследованию за открытие Эдипова комплекса. Наоборот, оно вызвало самый яростный протест взрослых, и лица, которые упустили возможность принять участие в отрицании этого предосудительного или запретного чувственного отношения, исправили впоследствии свою ошибку посредством перетолкований, лишив комплекс его значения. По моему твердому убеждению, здесь нечего отрицать и нечего приукрашивать. Следует примириться с фактом, который даже греческим сказанием признается как неумолимый рок. Интересно, что исключенный из жизни Эдипов комплекс предоставляется поэзии, как бы передается в ее полное распоряжение. О. Ранк в тщательно проведенном исследовании (1912в) показал, что именно Эдипов комплекс дал драматической поэзии богатые мотивы в бесконечных измененных, смягченных и замаскированных формах, т. е. в таких искажениях, в каких мы узнаем результат действия цензуры. Этот Эдипов комплекс мы можем, таким образом, приписать также тем лицам, которым посчастливилось избежать в дальнейшей жизни конфликтов с родителями, и в тесной связи с ним мы находим то, что называем комплексом кастрации, реакцию на приписываемое отцу сексуальное запугивание или подавление ранней детской сексуальной деятельности.

Ссылаясь на уже проведенные исследования детской душевной жизни, мы смеем также надеяться, что подобным же образом будет найдено объяснение происхождения другой части запретных желаний сновидений, чрезмерных сексуальных чувств. Таким образом, у нас возникает стремление изучать развитие детской сексуальной жизни, и мы узнаем при этом из многочисленных источников следующее: недопустимой ошибкой является, прежде всего, отрицание у ребенка сексуальной жизни и предположение, что сексуальность начинается только ко времени полового созревания вместе с созреванием гениталий. Напротив, у ребенка с самого начала имеется богатая сексуальная жизнь, которая во многом отличается от той, которую позднее принято считать нормальной. То, что в жизни взрослых мы называем «извращением», отличается от нормы следующими свойствами: во первых, выходом за пределы вида (пропасть между животным и человеком), во вторых, выходом за границы отвращения, в третьих, выходом за пределы инцеста (запрет сексуального удовлетворения с близкими по крови родственниками), в четвертых, гомосексуальными отношениями и, в пятых, перенесением функций гениталий на другие органы и участки тела. Все эти ограничения не существуют с самого начала, а создаются лишь постепенно в ходе развития и воспитания. Маленький ребенок свободен от них. Он еще не знает страшной пропасти между человеком и животным; высокомерие, отличающее человека от животного, возникает у него лишь позднее. Сначала у него нет отвращения к экскрементам, он узнает о нем постепенно под давлением воспитания; он не придает особого значения различию полов, скорее, предполагает у обоих одинаковую форму гениталий; он направляет свои первые сексуальные влечения и свое любопытство на самых близких и по разным причинам самых любимых лиц — родителей, братьев и сестер, ухаживающих за ним людей и, наконец, у него обнаруживается то, что вновь прорывается позже при наибольшей силе любовного отношения, а именно то, что он получает удовольствие не только от половых органов, но что многие другие участки тела обладают той же чувствительностью, доставляют аналогичные ощущения наслаждения и могут, таким образом, играть роль гениталий. Таким образом, ребенок может быть назван «полиморфно извращенным», и если у него проявляются лишь следы всех этих чувств, то это происходит, с одной стороны, из за незначительной их интенсивности по сравнению с более поздними годами жизни, с другой стороны, из за того, что воспитание сразу же энергично подавляет все сексуальные проявления ребенка. Это подавление переходит, так сказать, в теорию, когда взрослые стараются не замечать какую то часть детских сексуальных проявлений и лишить сексуальной природы путем перетолкования другую ее часть, пока они затем не начинают отрицать все. Часто это те же люди, которые только в детской негодуют из за всех сексуальных дурных привычек детей, а затем за письменным столом защищают сексуальную чистоту тех же детей. Там, где дети предоставлены самим себе или были соблазнены, они часто обнаруживают довольно значительные извращения. Разумеется, взрослые правы, относясь к этому несерьезно, как к «ребячеству» и «забавам», потому что ребенка нельзя судить ни судом нравственности, ни по закону, но ведь эти вещи существуют, они имеют значение как признаки врожденной конституции, а также как благоприятствующие причины дальнейшего развития, они многое нам открывают в детской сексуальной жизни, а вместе с тем и в сексуальной жизни человека вообще. Итак, когда за своими искаженными сновидениями мы опять находим все эти извращенные желания, то это только означает, что сновидение и в этой области сделало шаг назад к инфантильному состоянию.