На службе у олигарха - Афанасьев Анатолий Владимирович - Страница 29

— Слышишь меня?

— Слышу, Митя… Что с нами сделают?

— Скоро узнаем. Потерпи маленько.

— Убьют, да?

— Нет, накормят и отпустят… Даша, мне понадобится твоя помощь.

— Не понимаю. Шутишь?

— Чувствуешь мои пальцы?

— Думаешь, так получится?

— Что получится?

— Хочешь секса напоследок?

Митя ощутил першение в горле и странное давление в висках и тут же сообразил, что смеётся. Увы, одна за другой возвращались прежние человеческие эмоции. Перевоплощённые не умеют смеяться. Они лишь корчат рожи, когда под кайфом, но и это бывает редко.

— Придётся поделиться энергией, своей мне мало. Ты должна настроиться на передачу. У меня уже получилось один раз… там, в доме… Это как прямое переливание крови. Ничего особенного. Поможешь мне?

— Зачем это?

— Объясню, если удерём. Поможешь или нет?

— Пожалуйста… Хоть забери меня всю. Давно пора… Митя, откуда ты знаешь, что это был Николай-угодник?

Митю не удивило, как скачут её мысли. Похоже, в психической регенерации она отставала от него на фазу.

— У деда была икона. Прятал в матрасе. За это его и сожгли вместе с домом.

После паузы Даша мечтательно прошелестела:

— Я помню. Дедушка Захар. Славный старик. Однажды перенёс меня через ручей и отшлёпал. Мне было четыре годика. Митя, а ты помнишь, как был маленький?

Ответить он не успел. На поляну выступила процессия особей мужского пола, вооружённых чем попало: калёными дротиками, старинными сапёрными лопатками, у двух-трёх на пузе болтались проржавевшие «калаши», у других за спинами охотничьи луки, на поясах колчаны со стрелами. Впереди вышагивал главарь столь впечатляющего вида, что у Мити засосало под ложечкой. Коротконогое, до неприличия исхудавшее существо, словно выбравшееся из могилы, с круглой, несоразмерно раздутой башкой, поросшей чёрной шерстью, сквозь которую лихорадочно сияли маленькие алые глазки, разя окружающих неистовым блеском разума. В когтистой лапе главарь сжимал мобильную трубку эпохи погружения во тьму, служившую ему, скорее всего, амулетом. Кроме того, на волосатой груди на золотой цепочке болтался пластиковый рожок для обуви.

Главарь со свитой обошёл три раза сосну, к которой были привязаны пленники, при этом почмокивал, приседал и подскакивал, как кузнечик. Обход имел, вероятно, ритуальное значение. Дашу, обвисшую на проводах, главарь ткнул мобильником в грудь и что-то проверещал радостное, но неразборчивое, что-то такое:

— Утю-тю-тютеньки!

Потом остановился перед Митей, и тут же кто-то услужливо вывернулся с колченогим стулом. Главарь уселся, запахнул на острых коленках волчью шкуру и эффектно харкнул, попав Мите на ногу. Маленький, тщедушный, он разглядывал жертву с таким видом, будто прикидывал, проглотить целиком или раскромсать на куски. Митя на мгновение встретился с ним взглядом и опустил глаза: это было всё равно что смотреть на пламя электросварки. «Нет, не справлюсь», — подумал он печально.

Наконец главарь заговорил, на удивление внятно, хотя медленно и глухо, словно из мегафона. Походило на то, как если бы каждое слово выуживал из закоулков памяти.

— Тебя кто прислал, сволочь? — На этот вопрос у главаря ушло минуты две.

— Никто. — Митя тоже не торопился, выдержал ритм. — Мы сами по себе. Мы беженцы.

— Беженцы? — Слово, кажется, было ему знакомое, но он не мог вспомнить, что оно значит. — Бегаете по лесу?

— По жизни, — сказал Митя. — Она для нас тёмный лес.

— От кого бегаете? От меня?

— Никак нет, сэр. От всех остальных. У вас мы надеялись попросить защиты.

— У нас? Защиты?

Главарь в недоумении покрутил огромной башкой на тонком стебельке шеи и вдруг рассыпался жутковатым хриплым смехом. И вся свита подхватила: заухала, заулюлюкала, а некоторые попадали на землю и колотили по ней кулаками, как в припадке. «Дикие, — отметил Митя, — но зомби среди них нет».

Главарь успокоился и важно произнёс:

— Хорошо, сволочь, развеселил Ата-Кату. За это мы тебя пожалеем. Будем мало-мало пытать и сразу в котёл. Доволен? Большая честь.

— Честь большая, — согласился Митя. — А в котёл зачем? Я бы вам живой пригодился.

Думал, опять заржут, нет, задумались. Главарь задумался, а свита заскучала. Двое особенно расторопных волосатиков подобрались к Митиным ногам и расшнуровали кроссовки — драгоценный дар Истопника, каучук дорежимной выделки. Потянули в разные стороны, но Митя напряг ступни — у них никак не получалось сдёрнуть.

— А ну отзынь! — прикрикнул главарь. — Я с ним дальше говорить буду. Успеете раскурочить.

Недовольно ворча, дикари присели на корточки, не выпуская обувку из рук.

— Девка твоя или чья? — спросил главарь.

— Ничейная, — ответил Митя. — Тоже беженка. Не советую с ней связываться, сэр.

— Почему?

— Липучая она. Скоро помрёт. К ней лучше не прикасаться.

Его слова произвели эффект взрывной волны, на который он и не рассчитывал. Волосатики отпустили кроссовки и откатились ближе к деревьям. И вся свита отшатнулась, один лишь главарь не двинулся с места.

— Врёшь, сволочь. Если она липучая, почему ты не липучий?

— Я привитый, сэр. Из группы доноров. Седьмой инкубатор. Готовили к пересадке печени, чудом удалось сбежать, сэр.

Митя балабонил наобум, не надеясь, что главарь поймёт, и незаметно вдавил пальцы в Дащин бок, как штепсель в розетку. Теперь всё зависело от неё. И «матрёшка» не сплоховала, послала ответный импульс. У Мити закололо кончики пальцев, искра пошла. Дыхание сбилось, в глазах полыхнуло, как при разрыве аорты, но через мгновение все жизненные позиции восстановились, и он, висящий на проводах, почувствовал необыкновенный прилив сил. Казалось, ничего не стоит разорвать путы, только рвани посильнее. Увидел, как вокруг головы атамана возникло фиолетовое с чёрными крапинками светящееся облачко, наподобие нимба. Аура жизни и смерти. Никто не учил этому Митю, но он не сомневался, что внезапно обрёл дар телепатического контакта, которым владели истинные хозяева леса и равнинных пространств. Прекрасное, волнующее состояние, как если бы удалось в один присест умять барашка и выпить десять бутылок вина. Главарь Ата-Кату в растерянности поднёс мобильник к уху и прогудел в пустоту:

— Кто там? Говорите, слушаю.

— Это я, — отозвался с дерева Митя. — Это я с вами разговариваю, сэр.

Алые очи главаря налились неземной тоской.

— Что ты сделал со мной, сволочь?

— Ничего не сделал, Ата-Кату, сэр. Что может сделать такое ничтожество, как я, с могучим воителем? Только покорнейше прошу выслушать меня.

— Чего?

— Могу дать богатый выкуп. От нашей смерти вам мало пользы, тем более девка липучая, её даже жрать нельзя. Во мне тоже одна желчь. После обработки в инкубаторе мясо больное. А выкуп — это выкуп.

— Врёшь, сволочь. У тебя ничего нет. Что у тебя есть, сам возьму.

Слова грозные, но в голосе жалобные нотки: дикарь потерял уверенность в себе. Одновременно Митя услышал, как Даша взмолилась, прошептала не в уши, а от сердца к сердцу: «Поторопись, Митенька, мочи нет, всю высосал. Сейчас усну…» «Продержись самую малость, — так же, не разжимая губ, ответил Митя. — Видишь, я стараюсь».

Вслух объявил торжественно:

— В двух днях пути отсюда есть подземный склад. Его никто не охраняет, кроме роботов. К ним у меня отмычка. Отведу туда ваших людей, сэр, и вы станете самым богатым человеком в этих лесах, сэр.

— Что на складе? — Фиолетовая аура главаря побледнела, словно покрылась лаком, увеличилась в размерах: не нимб, а летающая тарелка, удерживающаяся на чёрном отростке, торчащем из черепа.

— Вы слышали, кто такой Анупряк-оглы, сэр?

— Поганка американская.

— Правильно. Это его личный схрон. Чего там только нет. Герыча — тонна. Оружие, консервы, спирт… О-о, не пожалеете, сэр!

Контакт не прерывался, но вибрировал: Даша слабела.

— И никакой охраны?

— Роботы безмозглые. Японские попугайчики. Анупряк-оглы никому не доверяет. Разве вам не хочется дать ему по мозгам, сэр?