Барышня ищет разгадки (СИ) - Кальк Салма - Страница 7

У Софьи я вообще не задумывалась ни о дровах, ни об обогреве. Потому что там это делали другие люди — раз, и там ещё отчасти был устроен магический обогрев — это два. А у Пуговкиных и вовсе везде магические коммуникации — и тепло, и вода. Здесь вода предлагалась в кувшине и тазике, и баня. Баня нормальная, я вчера оценила. Вода и сейчас стояла в спальне — полный кувшин на табуретке, и рядом на полу таз. Вода холодная, но её можно согреть, это я, к счастью, могу.

Дрова в печи прогорели, угли не раздувались, только зола летела почём зря на пол, хорошо, там сделан металлический поддон, всё не на доски. Так, ладно, сейчас найдём Федота, он затопит.

Федот и затопил, всё верно. Правда, сначала долго стоял, чесал репу, потом неспешно сходил на улицу за дровами, натащил валенками снега. Но затопил, и постепенно становилось теплее.

Потом вернулась с рынка Надежда.

— Тёть Лушка, я пришла! Мяса хорошего взяла! С косточкой! И двух курей! Зря полтуши-то не купили, когда предлагали! Был бы запас!

— Чего орешь, дурная? — неласково встретила племянницу Лукерья. — Неси в подпол, на ледник.

— Курей тоже?

— Одну оставь, потом ощиплешь да варить поставишь, на завтра. Раздевайся да обед барыне подай.

Слышно было всё — стены деревянные, тонкие. Нужно хоть представить себе конфигурацию домика — где тут что. А пока — я просто стояла возле печи и грелась.

— Здрасьте, барыня! — Надежда открыла дверь ногой, а на подносе у неё дымилась большая тарелка похлёбки.

— Добрый день, Надя. Как там рынок?

— Да поздно я пошла, раньше надо было, с рассветом, — она живо поставила поднос на стол и расставляла тарелки — с хлебом, солёными огурцами, квашеной капустой. — Выбор уже был невелик. Ничего, в другой раз.

— Конечно, — поддержала я разговор. — Чаю принесёшь?

— Всенепременно, — закивала она. — Вы завсегда будете на обед приходить, аль в управе покормят?

— Так вот не знаю пока. Завтра с утра в больницу пойду, меня туда направили. А там уже разберусь, что и как.

— В которую больницу?

— В Кузнецовскую.

— А, тут недалече. С самого с ранья, да?

— Да, — тут я поняла, что не уточнила, что такое «утром». Ну, приду, как сегодня в управу.

Надежда принесла чайник — потемневший от копоти, поставила его на печь.

— Вот, пускай ваш будет, мало ли, погреться захотите.

Вот-вот, насчёт погреться.

— Скажи-ка, Надя, у вас всегда так холодно?

— Зимой прохладно, да. Так дом большой, не вдруг прогреешь. У мамки в деревне меньше был, а печь больше, там везде доставало. Тут печи две, у вас поменее, на кухне побольше, и тёть Лушкину комнатку греет, и мой чулан. Ничего, ещё месяц, и морозы-то поотступят, будет теплее.

— То есть, у вас там так же холодно, как здесь?

— Ну да, — пожала Надежда плечами. — Да попривыкли уже. Тёть Лушка по первости тоже вроде как ворчала, ну а ей куда деваться — другого дома нет. И я тоже привыкла. Сплю под кожухом, а если совсем морозы завернут — то и вовсе на кухне, на лавке возле печи, там теплее всего.

Так, значит, хозяйкам тоже холодно, но они притерпелись.

— А Федот?

— А он тоже на кухне спит, на другой лавке, а случается — в предбаннике. А летом в дровяном сарайчике, сбоку.

Нда, жизнь простая и незамысловатая. Ладно, значит, тоже притерпимся.

— А вы давно в Сибирск приехали?

— Так уж год тому с лишком. Позапрошлой осенью, как всё случилось, так и приехали.

Так-так, интересно, что же там случилось.

— А откуда приехали?

— Из Тельмы, там мой тятька и тёть Лушкин муж на заводике стекольном работали.

— А сейчас уже не работают?

— Так всё ж случилось, — вздохнула Надежда.

Я уже была готова начать расспрашивать, а она, кажется, рассказывать — но по коридору прилетел громкий окрик Лукерьи.

— Надька! Сколько там ждать-то тебя, похлёбка да чай льдом покроются!

В этом доме может так случиться, что и покроются. Поэтому я улыбнулась и кивнула на дверь — иди, мол, пока снова не наорали. Надежда улыбнулась в ответ, подхватила юбку и была такова.

Ничего, разузнаем, что там и как. И как тут жить дальше.

6. Собираемся на службу

6. Собираемся на службу

Ночь вышла так себе — я то и дело просыпалась и проверяла печку. Печка топилась, я подбрасывала дрова, ложилась обратно, засыпала. Просыпалась… и дальше по кругу.

Когда Надежда застучала утром мне в дверь, я поднялась, конечно, но больше всего на свете мне хотелось лечь обратно. Увы, служба зовёт, и всё такое. Поэтому я поднялась, умылась холодной водой, от которой стыли зубы, оделась и вышла в гостиную. Вспомнила разные примеры из литературы — о том, что чулки и свежую сорочку можно брать с собой в постель, тогда их утром веселее надевать, и ещё о том, как приятно обхватить чашку с горячим чаем и погреть пальцы.

Софья Людвиговна поутру пила кофе, по-здешнему арро. Пуговкины делали ровно так же.

— Надь, а есть ли арро?

— Горькая заморская отрава, что ль? — живо отреагировала Надежда. — Нету, конечно, тёть Лушка не любительница, а я и вовсе не пробовала ни разу.

— А где купить? Я как раз любительница.

— Так в магазине Беловых же! На Пестерёвской. Они, конечно, по чаю, но горечь эту тоже продают.

У меня в голове щёлкнуло — магазин Беловых, и сдаётся мне, что я знаю владельца этого магазина.

— Белов — это не Алексей ли Спиридонович? — уточнила я.

— Он самый, а что?

— Доводилось встречаться, в свете и просто так. Нужно зайти и купить. Так, а бумагу писчую ж тоже нужно купить, — вспомнила я.

Запасы есть, но невелики.

— А это у Посохина и Макушкина, в двух шагах, на Большой, — закивала Надежда.

Точно, я вспомнила, где находится магазин. И что даже однажды заходила туда именно за бумагой для писем Софьи Людвиговны — с Антонией.

— Вот, туда тоже нужно будет зайти. Может быть, сегодня успею.

— Если вас отпустят, как вчера, то ещё как успеете!

Но я не знала, как и куда меня сегодня отпустят, поэтому просто доела кашу и поблагодарила Надежду за завтрак. Оделась и пошла — время поджимало, а мне ещё искать в больнице доктора Зверева.

В губернском городе Сибирске стояли морозы — январские, душевные. Пока я добежала до набережной и до больницы, пришлось вспомнить, как дышать через варежку, и для чего, бывает, закрывают рот шарфом, или в здешних условиях — концом платка. Я этого не люблю, потому что шарф сразу мокрый, и обмерзает мгновенно, но когда снаружи ниже тридцати, уже не приходится раздумывать о том, что обмёрзло, а что — нет. Потому что вдыхать вот этот замороженный воздух — само по себе испытание.

Впрочем, я победила, и до больницы добралась. Ткнулась с главного входа, там, конечно же, сидели и стояли люди, и ожидали приёма врача. Я пару раз спросила — где найти Зверева, но от меня отмахивались, мол, барышня, сидите и ждите.

В третий раз я поймала очередного местного сотрудника, глянула на него суровым взглядом некроманта и строго спросила, где в этот час найти доктора Зверева, потому что он меня ожидает, и непременно накажет всех, кто мешает мне до него добраться. Парень — это был парень младше меня — съёжился и сказал, что нужно подняться на второй этаж, и там возле лестницы налево.

Это уже было что-то, я пошла по указанному адресу, и действительно увидела дверь. На ней ничего не было написано, но из-за неё доносился громкий разъярённый голос, и вчера я этот голос уже слышала.

— Работать нужно — не слышали? Вовремя и как положено. А людей приходит много — так это потому, что нас мало, и услуги наши даром, что всем нужны, не всем доступны. Не желаете работать — отправляйтесь восвояси!

В ответ никто ничего не сказал, видимо — не желали, или не считали нужным. Я воспользовалась паузой и постучалась.

— Кто там ещё? — раздалось недовольное. — Ступайте, и чтоб больше на вас не жаловались, ясно?