Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Андрей Белый. Новаторское творчество и личные катастрофы знаменитого поэта и писателя-символиста - Мочульский Константин Васильевич - Страница 26


26
Изменить размер шрифта:

Надрывной песнью, широкой и горестной, звенит стихотворение «Из окна вагона»:

Пролетают: так пусто, так голо —
Пролетают – вон там: и вот здесь —
Пролетают: за селами села…
Пролетают: за весями весь.

Это четырехкратное единоначатие «пролетают» придает этому слову особую заунывную протяжность… И снова – русская «убогость»:

И погост, и кабак, и ребенок,
Засыпающий там, у грудей:
Там – убогие стаи избенок,
Там – убогие стаи людей.

Опять повторения, усиливающие тоскливую монотонность напева. И наконец, «рыдательное» обращение к России:

Мать Россия, тебе мои песни, —
О, немая, суровая мать;
Здесь и глуше мне дай, и безвестней
Непутевую жизнь отрыдать…

Поэтом угадан лирический лад народной заплачки.

Очень выразительны заметки путешественника; полотно железной дороги, зеленая игла семафора:

Жандарма потертая форма,
Носильщики, слезы, свисток.
(«В вагоне»)

Станция:

Вокзал: в огнях буфета
Старик почтенных лет
Над жареной котлетой
Колышет эполет.
(«Станция»)

В окне телеграфист стрекочет депешами; у него малые дети, беременная жена, двадцать пять рублей жалованья.

Затянет вечным сном
Пространство, время, Бога
И жизнь, и жизни цель
Железная дорога,
Холодная постель.
(«Телеграфист»)

А в лесу, на багровом закате, лежит беглый каторжник, гладит родную землю и «ржавые обручи ног»; тоскливо глядит с откоса на родимое село («Каторжник»). В степи идут арестанты и поют острожную песню:

Заковали ноги нам В цепи,
Вспоминаем по утрам Степи.
(«Арестант»)

Скитальцы, нищие, бобыли-богомольцы, каторжники, арестанты, разбойники – вся темная, бродячая, бесталанная Русь движется во мгле по непробудным пространствам, цепкий бурьян тянется за ней, как неотступное «горе-злочастье»:

За мною шуршит до деревни
Колючее, злое репье…
Пропью, прогуляю в харчевне
Растертое грязью тряпье.
(«Бурьян»)

Перепевая народные песни, Белый стремится приблизить свой стих к ритму и складу народной лирики. Крестьянский парень уходит не в скитанье, а в «скитаньице», разговаривает не с горем, а с «горем-гореваньицем». «Бобыль-сиротинка» идет к святым местам, чтобы излечиться от пьянства, и, идя, приговаривает:

В путь-дороженьку
Уносите меня, ноженьки, —
По полям, по кустам,
По святым местам.
(«Осинка»)

Это народничество, как оно ни искусно, все же остается стилизацией. Более удачны опыты ритмической передачи плясовых запевов. Мастерски «сделано» стихотворение «Веселье на Руси».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Как несли за флягой флягу —
Пили огненную влагу.
Д’ накачался
Я,
Д’ наплясался
Я.
Дьякон, писарь, поп, дьячок
Повалили на лужок.
Эх,
Людям грех!
Эх, – курам смех!
Трепаком-паком размашисто пошли,
Трепаком, душа, ходи, валяй, вали!
Что там думать, что там ждать:
Дунуть, плюнуть, наплевать;
Наплевать да растоптать,
Веселиться, жить да жрать.

После трепака – камаринская:

Ты такой-сякой камаринский дурак,
Ты ходи-ходи с дороженьки в кабак,
Ай люли-люли, люли-люли, люли:
Кабаки-то по всея Руси пошли!
(«Песенка камаринская»)

«Стихи о России» заканчиваются тоскливым вопросом:

Просторов простертая рать;
В пространствах таятся пространства.
Россия, куда мне бежать,
От голода, мора и пьянства?
(«Русь»)

В одном и том же году и Блок и Белый пишут стихи о России; лирические темы их схожи: темная, нищая, роковая страна, бескрайние просторы, убогие избы, бродяжническая и скитальческая стихия. Пути двух поэтов опять таинственно скрещиваются: оба от «зорь» Соловьева переходят к «стону» Некрасова; народничеству Блока откликается народничество Белого. Еще раз обнаруживается их мистическая связанность. И снова, в этой близости, какая чуждость. Стихи о России Белого, быть может, лучшие из его поэтических созданий: формально и мастерством – ритмическим разнообразием, словесной изобретательностью, звуковым богатством – они, пожалуй, превосходят стихи Блока. А между тем художественно они с ними несоизмеримы. У Блока во тьме светит свет, сияет прекрасное лицо родины-жены, у Белого родина-мать лежит в гробу; Блок любит и любуется, дрожит от восторга и муки, Белый – читает отходную и упивается тлением; у первого – горячий ветер, воздух, разорванный скачкой степной кобылицы, у второго – удушье склепа, кабака и тюрьмы. Блок видит Россию сквозь «слезы первой любви»; Белый заклинает:

Исчезни в пространство, исчезни,
Россия, Россия моя!

Второй отдел «Пепла» озаглавлен «Деревня». Размером и слогом некрасовских «Коробейников» автор рассказывает нехитрую повесть о любви и смерти. Купец говорит девке:

Погуляй со мною лето:
Я тебе, дружок,
Канареечного цвета
Заколю платок.

Но девка любит другого:

Он – высокий, чернобровый
Статный паренек —
За целковый ей ковровый
Подарил платок.

Отвергнутый купец в густой ржи точит нож на соперника:

Отнесу тебя, сердечный,
В прибережный ров,
Будут дни: смиренный, грешный,
Поплетусь в Саров.

Паренек плетется в волость; разудало надвинул шапку набекрень; весело вспоминает, как любились они с милой.