Том 2. Рожденный для мира / Том 3. Рожденный для любви (СИ) - Васильев Ярослав - Страница 85

Начать говорить было очень трудно, Михаил оттягивал рассказ, сколько мог. И если бы не Оля, сидевшая рядом, и чью поддержку он ощущал — не факт, что смог бы себя пересилить и решиться. Однако выгородить Никодима Воронцова в глазах остальных сестёр было жизненно необходимо. Им ещё работать вместе с теми же Воронцовыми — так пусть сёстры, которые верят брату безоговорочно, услышат именно отредактированную версию. Чтобы когда до них случайно или намеренно донесут всё остальное, девочки уже частично переварили новость, во что-то просто не поверили, а обозвали клеветой. Тогда не сорвутся в психоз, как они с Анькой от шока в конце лета.

— У меня будет ещё одно объявление. Важное, из-за этого я тоже и задержался. Послушайте меня все, пожалуйста.

Видимо, что-то такое прозвучало в его голосе, потому что в комнате разом наступила тишина. И близнецы, которые как раз затеяли возню вокруг Ани, как-то разом угомонились. Все в комнате настороженно посмотрели на Михаила.

— Когда мы летом прорывались к Ярославлю, мы дали друг другу обещание насчёт мести. Но в конце лета мы с Аней сначала обнаружили, что наши родители и дед готовили государственный переворот. Они же шесть лет назад устроили покушение, в результате которого погибли цесаревич Роман и императрица. Следующий удар должен был случиться в ноябре-декабре этого года. Одновременно с убийством цесаревны Юлии и императора Столешниковы выводили преданные им войска и захватывали Москву. Наши догадки подтвердили глава Службы государственного спокойствия и глава Боярской думы. И мне больно говорить, но летняя… война… на самом деле была подавлением мятежа, с ведома и по приказу Его Величества. При этом Его Величество проявил великодушие, официально внёс пункт, что дети за родителей не отвечают. Если бы старшее поколение сложило оружие, то всё ограничилось бы наказанием участвующих в измене. Да, всё совершеннолетнее поколение. Вместо этого наш дед попробовал сначала всё-таки поднять мятеж, а когда его не поддержал никто, кроме клановой гвардии и наёмников — предпочёл, как нихонские самураи убить всех, но не сдаться. Поэтому поместья и штурмовали без выживших… Ну и отморозки на местах, которые решили, что им закон и приказ императора не указ, война всё спишет, можно добивать и детей. Такие, как преследовавший нас Леонид Воронцов и ещё ряд других. Глава Воронцовых официально передо мной извинился, заявил, что мы имели право на самооборону, а всех тех, кто в нарушение приказа добивал детей в отдалённых городах и поместьях, он предаст суду. Это же мне гарантировал и генерал Юсупов. Следствие уже завершается, глава Службы государственного спокойствия показывал мне список виновных и материалы — что случайных людей, назначенных виноватыми, в нём не будет. Отсюда я решил, что наше решение о мести потеряло силу. И мстить мы не имеем права. Столешниковы ушли в историю. А мы с вами — новая семья, которая к ним не имеет отношения.

Михаил сильнее всего боялся за близнецов, всё-таки у них вроде бы с родителями были хорошие отношения. Спокойнее всего было за Машу, так как знал, что она с самого начала не горела энтузиазмом ввязываться в новую резню. Да и возрастом — постарше, отсюда рассудительнее. И тем неожиданнее было услышать от Юны равнодушное:

— И правильно. Не нужна нам эта война. Прав Миша, ушло в историю — и ладно, не трогай. Да не смотрите вы так, папе с мамой плевать на нас с Янкой было. Папа у нас, ах, весь в работе, ах, сами Столешниковы его приняли. Надо оправдать доверие. Мы его видели-то раз в пару месяцев. И матери мы не нужны были. Она до смерти рада была, что смогла выбраться из той глуши, где росла, и на всё была готова, лишь бы в Москве оставаться. Нас родила, только потому, что так надо, без детей брак аннулируют и её обратно под Благовещенск выкинут. Зато на людях обязана быть идеальная семья, чтобы выглядело красиво, как на открытке.

— Правильно говоришь, — добавила Яна. — Мы для них были только как выгодное вложение, вроде и есть, но при этом особо стараться не надо. Не мальчишки же, которые наследники и которых родители сами воспитывать должны? Денег на прислугу хватает, вот на неё и спихнуть можно. Мы Юной только рядом с вами поняли, что такое семья настоящая. И что мы кому-то сами по себе нужны, а не как мебель похвалиться перед соседями или банковский вклад под выгодные проценты. Так что плевать. Я не хочу ни тобой, Миша, рисковать, ни остальными. Вы мне дороже, чем эта дурацкая месть.

А Маша неожиданно закрыла лицо руками и заревела в голос. Причём с истерическими нотками:

— Значит, это правда. Я же знала про всё, понимаете, я догадывалась. Отец с какой-то встречи на Пасху вернулся. Пьяный. И болтать начал всякое. В том числе и что я скоро чуть ли не княжной стану. Утешить так решил. Я тогда сами помните, на кого заглядывалась, а он на меня смотреть не хотел. И отец говорил, дескать, скоро он сам к тебе приползёт и умолять будет, подожди. Мать на него шикнула, он и умолк. Я же ещё летом всё поняла! И тогда, в августе, когда вы с Анкой коньяк пили — я тоже сразу поняла, до чего вы докопались. Но я любила их, понимаете⁈ Я и сейчас папу с мамой люблю, даже если знаю, что ты прав, Миша. Ты прав! А мне чего делать? Вы мне тоже дороги!

Дальше Маша начала плакать ещё сильнее. Причём всё явно шло к неконтролируемой истерике. Аня посмотрела на сестру и задумчиво сказала:

— Коньяк не вариант. Это если что, Миша, чтобы даже не думал ей наливать. Вот что. Отволочём её в мастерскую, Дейнеку я предупрежу, чтобы он завтра там не показывался. Меня или тебя Машка сейчас не послушает вообще, а вот если позову Полю, её она может и выслушает. Тем более Поля не из болтливых. Ну и госпожу Абель подключу, она в Африке у себя тоже много чего видела и хорошо умеет мозги вправлять. Миша, поможешь довести Машу? Не хочу никого чужого и постороннего сейчас вмешивать, даже если люди надёжные.

За суетой вокруг Маши все забыли про Женю. И не сразу Михаил сообразил, что она единственная не помогает, а… Сестра стояла в стороне от остальных, с каким-то жутким, мёртвым выражением лица. И абсолютной пустотой во взгляде. Заметив, что брат на неё смотрит, Женя глухим, загробным голосом произнесла:

— Миша. Зачем? Ты же сам мне сказал, что мы обязательно должны и будем мстить. И если ты засомневаешься, чтобы я проследила, — дальше лицо девочки перекосила гримаса, она жалобно сказала: — Нет. Это другой Миша был, плохой. А этот хорошо ко мне относится, нельзя. Уйди!

И снова Женино лицо замерло маской. Дальше Михаил действовал как в бою. То золотое чувство штурмовика и опытного бойца, когда в момент смертельной опасности ты успеваешь принять верное решение и действовать раньше, чем сознание готово ухватить мысль. По наитию Михаил вызвал переход в Библиотеку. В этот момент окружающий мир размазывался цветными пятнами в духе импрессионистов. Весь, кроме одного места прямо перед собой, где появлялась дверь в Библиотеку. Очень чёткая, на полированном алюминии и дымчатом непрозрачном стекле можно увидеть каждую щербинку и прожилку. Но сейчас прямо перед дверью стояла Женя. Такая же чёткая… нет, уже немного прозрачная. И непонятное мутное облако рядом, которое протянуло грязные нити и тянуло из девочки цвета. «Тварь! Он же и здесь предусмотрел ещё одну страховку своим планам!» Причём Женя медленно шевелилась, а нити пульсировали и двигались вполне зримо. Михаил прыгнул вперёд, всем своим весом — уже не восемнадцатилетнего парня, а здорового мужика, привычного к работе на гражданке и к бронежилету на войне — буквально обрывая начавшие оплетать Женю нити и заталкивая её в проём двери. Успела мелькнуть по краю сознания мысль, что как бы Женя не испугалась, увидев перед собой чужого человека. Вот если бы постареть не втрое, а самое большее лет на десять, тогда и массы всё равно хватило бы, и объясняться проще… Нити лопнули, в распахнувшуюся дверь Библиотеки сначала забросило Женю, потом кубарем закатился Михаил.

На мгновение показалось, что в глаза сверкнуло чем-то алым, но тут же пропало. Сегодня впервые за окном кабинета Михаила встретило не открытое море или какой-то залив. Насколько из памяти не выветрился университетский курс геологии, Библиотека смотрела на остров родом откуда-то из Тихого океана, очень типичная для тех мест картина. Когда-то со дня моря поднялся конус вулкана, давным-давно в незапамятные времена потухшего. Одну сторону кратера постепенно размыло морем, и она рухнула, образовав проход в кольце. Потому-то вода в бухте разного цвета, это лучше всего заметно именно в тропический полдень, пылающий по ту сторону стекла — у неглубокого побережья лагуна голубая, в бездонном центре синяя до черноты. Родившись столетия назад чёрной обсидиановой, базальтовой и пемзовой пустыней, понемногу скалы обросли зелёной пеной растительности. Каждая щербинка, каждая расщелина в выветрившейся лаве высоких стен давали приют деревьям и ползучим, взбирающимся вверх лианам. Сквозь вентиляционные щели стеклопакетов окна тянуло тёплым и влажным воздухом, напоенным пряными, сладковатыми и терпкими тропическими ароматами.