Спасти СССР. Манифестация II (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 2

‒ Пашка, ‒ повернулся я к другу, ‒ одним нам здесь не справиться, надо народ поднимать. Так ведь, Светлана Витальевна?

Взгляд Чернобурки провалился куда-то вдаль:

‒ Да, ‒ сказала она глухо и покивала чему-то, ‒ не ожидала я такого, честно... Совсем. Вернёмся, будем с товарищами обсуждать. Есть, о чём поговорить.

‒ Хорошо, ‒ я ещё раз порадовался её правильным реакциям. Повезло мне с ней, повезло. ‒ Ну, а я по линии райкомов пойду: надо военно-исторический клуб делать. Помещения выделять, музей организовывать, шефов искать... В следующем году из других школ и институтов участников в экспедицию набрать.

Мэри решительно отбросила гильзы в сторону.

‒ Эх... А я бы тоже приехала, если бы разрешили.

Чернобурка внимательно посмотрела на неё.

‒ Мы подумаем, ‒ сказала мягко.

‒ Если все вместе возьмёмся, ‒ в разговор, возбуждённо поблёскивая глазами, влез Паштет, ‒ за пять лет леса вычистим!

Я промолчал. Пусть пока думает так. Пусть. Главное ‒ начать.

‒ Ну что, ‒ повернулся к притихшим девчонкам, ‒ погнали назад? А то там голодные дежурные и наш завтрак... Как бы чего нехорошего не вышло.

Вокруг понимающе заулыбались. Лёгкое напряжение, начавшее было витать над нами, тут же разошлось без следа. Назад мы бежали с шутками, а под конец ‒ наперегонки.

Да, голод нас спасал. Голод и усталость. Тень истории, в этих местах густая до неподъёмности, методично плющила благополучных городских детей. Парни ходили промеж деревьев задумчивые, девчонки нарыдались за работой, и та же Мэри не раз и не два оросила слезами вовремя подсунутое плечо Арлена. Но возвращаясь в лагерь, мы думали не о костяной ноше в клеёнчатых мешках, а о густом нажористом супчике из тушёнки, лапши и картохи. Потом, разморённые теплом, идущим от побагровевших брёвен, гоняли крепкий переслащённый чаёк с дымком и добирались ломтями черняшки с салом. Ветерок лениво теребил над штабной палаткой отрядный вымпел с журавлём; тихо бренчал что-то сам себе на гитаре приданный нам фельдшер, настолько ладный и пригожий, что я было заподозрил в нём ещё одного «ворона»; в ближнем перелеске сухо постукивали ветви, а в берёзовых стволах вовсю шло тайное движение соков.

Жизнь неизменно брала вверх над смертью. Казалось, что так будет вечно.

Глава 1

Воскресенье, 7 мая 1978 года. Утро

Новгородская область, окрестности деревни Висючий Бор

Cо своей рыжей действительностью Мэри примирилась не сразу. В детстве эти цвета в зеркале были привычны, как мамина улыбка поутру, но потом девчонка пошла в рост и стала подолгу с подозрением изучать в трюмо свой носик ‒ он был тонок, чуть вздёрнут и очень, очень конопат. Впрочем, скулам, лбу, шее ‒ от солнца всему досталось.

Этот интерес, порой дораставший до болезненного, ушёл, лишь стоило ей пересесть со школьного автобуса в разрисованный фургончик с портретом президента Пигасуса[1] на капоте. Два года на стоянках с типи-вигвамами дали ей немало, впрочем, немало и забрав взамен ‒ хотя последнее она поняла заметно позже. Но приобретённая уверенность осталась, и на своё отражение Мэри смотрела теперь чуть ли не с благодушием.

Так отчего же вдруг вновь вернулся детский взволнованный зуд, и хочется хоть чуть-чуть да подрумянить скулы? Глупость желания была очевидна, как и причина, но легче от того не становилось.

Причина...

Причина ходила по лагерю во флотской форме и носила на дне выразительных зелёных глаз печальную мечту о несложном счастье.

Мэри разобралась в том не сразу, хоть и пыталась, заинтригованная, не раз. Понимание пришло лишь на третий вечер, когда Светка перед сном по секрету нашептала о бывшей, что не дождалась Арлена на берегу.

Ту потаённую мечту, влекущую и сладкую, хотелось разделить. Намерения смутные, но, несомненно, прекрасные, теснились у Мэри в груди, укорачивая дыхание при встречах. Ещё совсем недавно пустота на сердце отдавала тупой тоской о любви ‒ теперь всё было иначе, но почему-то ничуть не легче.

Вот и этим утром радостное возбуждение от пробежки Мэри постепенно разменивала на неуютные мысли о главном. Она уже помусолила в руках размякшее земляничное мыло, торопливо побренчала соском рукомойника, храбро плеснула в лицо обжигающе ледяной воды и осталась собою горда: нет, её такими трудностями не сломить!

«Да я и на большее готова, ‒ рассуждала про себя девушка, протирая покрасневшие кисти на редкость шершавым полотенцем. ‒ Подумаешь, ждать на берегу... И что, из-за этого бросать?! Нет, я бы с ним так никогда не поступила!»

Вернувшись вслед за Чернобуркой в палатку, Мэри оставила брезентовый полог откинутым и уселась на край спальника. Полоса неяркого света падала теперь ей на лицо, и девушка хмурилась, изучая себя в выпрошенном у подруги карманном зеркальце.

Конечно, любовь мужчины очень украшает женщину, но не показалось ли ей, что она может на это надеяться? Что его взгляд тайком ищет именно её? Что голос его теплеет при разговоре с ней?

«И, о черт, как мало осталось времени, чтобы понять! Понять его, понять себя...»

От штабной палатки послышался голос Арлена, и Мэри склонила голову к плечу, пытаясь разобрать слова.

Чернобурка понимающе ухмыльнулась:

‒ Пошли уж, рыжая бестия!

Скулы у Мэри стремительно затекли румянцем. Она порывисто дёрнула рукой, заправляя за ухо выпавшую прядь, и торопливо нацепила ярко-красную бейсболку.

На улице уже начало теплеть. Около кухни, вдоль врытых в землю столов из строганых досок вовсю шёл завтрак. Парила из вёдер отварная картошка ‒ бери сколько хочешь, и выстроились рядами небрежно вскрытые консервные банки.

За спинами едоков тёрлась разочарованная отсутствием тушёнки боксёриха Фроська. Время от времени собака просовывала лобастую голову между локтями и тяжело вздыхала, изображая неимоверные страдания; её бархатистые брыли при этом надувались и трепетали, орошая всё вокруг слюнями.

‒ Ря-пуш-ка в томатном соусе, ‒ прочла, взяв в руки банку, Мэри и вопросительно посмотрела на подругу.

‒ Рыба, ‒ коротко пояснила та и добавила: ‒ Вкусная. Только ударение на первый слог, не на второй.

Мэри уже привыкла к увесистым русским порциям, поэтому картошку накладывала не стесняясь. Вывалила поверх неё рыбу, старательно вытрясла густой темно-красный соус и уселась поближе к торцу стола ‒ туда, где традиционно кучковалось руководство экспедиции. Было интересно послушать, как здесь решаются дела, да и от Арлена недалеко...

‒ Будешь? ‒ сразу приветливо улыбнулся он ей и качнул в руке литровую банку с мутноватым содержимым.

Вообще-то Мэри была согласна съесть из его рук что угодно, а уж сладковатый берёзовый сок она была готова пить и пить.

‒ Обязательно! ‒ воскликнула девушка счастливо и подставила кружку.

Прерванный с их появлением разговор возобновился. Арлен, военрук и директриса тихо обсуждали предстоящее захоронение.

‒ Наряд от комендатуры будет, ‒ загибая пальцы, докладывал Алексеич, ‒ три залпа, как положено. Председатель сельсовета, партийные, ветераны...

Солнце начало пригревать спину, ря-пуш-ка оказалась деликатесом, а голос порой вступающего в беседу Арлена завораживал. О том, что сегодня начался очередной месяц её пребывания в СССР, Мэри сообразила лишь в самом конце завтрака, сливая в кружку остатки из зачернённого сажей чайника.

‒ Пятый! ‒ негромко выкрикнула она, собирая внимание на себя.

‒ Что «пятый»? ‒ доброжелательно блеснули в её сторону линзы директрисы.

‒ У меня пятый месяц пошёл в СССР! ‒ гордо пояснила Мэри.

‒ Хороший срок... ‒ пробормотал куда-то под стол военрук.

‒ И как? ‒ коротко покосившись на него, спросила Яблочкова, ‒ что самое интересное?

‒ Люди, ‒ уверенно кивнула Мэри. ‒ Сначала я решила, что вы совсем-совсем другие. Потом вдруг поняла, что внутри ‒ такие же самые. А сейчас... ‒ она широким жестом повела рукой с кружкой вокруг себя, ‒ сейчас я думаю, что вы ‒ как мы, но другие.