Спасти СССР. Манифестация II (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 14

В карих её глазах запрыгали жизнерадостные чёртики. Потом она скромно опустила ресницы, сложила руки на переднике и спросила жалобно подрагивающим голоском:

‒ Будешь дрючить?

‒ Наташа, ‒ сказал я задушевно, ‒ могу и не дрючить. Просто расходимся ‒ и всё.

Она сразу посерьёзнела.

‒ Нет, Соколов, ‒ Кузя задумчиво покачала головой, а потом с вызовом уставилась мне прямо в зрачки, ‒ так не пойдёт. Я же обещала, что ты у меня взрыднёшь. Так что дрючь.

‒ Хорошо, ‒ я помолчал для вескости, а потом огласил следующий заготовленный вопрос: ‒ Что наказание должно быть серьёзным, согласна?

‒ Согласна, ‒ она посмотрела на меня с интересом и вдруг звонко захохотала, ‒ что, неужели действительно дрючить собрался?

‒ Тьфу ты! ‒ воскликнул я в сердцах, ‒ да далось тебе это «дрюченье»!

‒ Далось, ‒ Кузя зловредно сощурилась куда-то вдаль, ‒ я ей это ещё припомню...

‒ Эй-эй! ‒ я, помня о недавнем, сразу не на шутку встревожился, ‒ только без членовредительств! Помнишь, ты мне обещала?

‒ Я, Соколов, всё, что обещаю ‒ помню, ‒ отрезала она, ‒ ты, главное, своё не забудь.

‒ Я важное не забываю, ‒ быстро парировал я.

‒ А я ‒ важное? ‒ тут же выстрелила она вопросом.

На такое сразу отвечать было нельзя. Несколько секунд я честно заглядывал в себя, всё более и более удивляясь найденному там. Когда застывшая на губах у Наташи улыбка стала совсем уже напряжённой, я остановился на педагогически выверенном ответе:

‒ Пока ‒ не на самом верху списка, ‒ и примиряюще развёл руками.

Кузя задумчиво заправила за ухо свалившуюся на глаза прядь, потом кивнула:

‒ Нормально, ‒ и решительно повторила, словно убеждая саму себя: ‒ Для начала ‒ нормально.

Я поторопился вернуть разговор в задуманное русло:

‒ Хорошо... Ты сейчас работаешь?

Она пару раз недоуменно моргнула.

‒ Нет... Пока нет ‒ летом пойду. Если... ‒ тут она ощутимо замялась, и щеки её начало заливать алым, ‒ если опять что-то интересного не подвернётся...

Я уткнулся взглядом в пол. Сначала стало очень стыдно, потом волной пришла злость ‒ злость на себя прежнего. Да и мне-теперешнему тоже досталось.

‒ Что? ‒ Наташа вдруг обнаружилась на полшага ближе, ‒ не то сказала? Забудь.

‒ Нет, ‒ я с печалью качнул головой, ‒ нет, всё нормально. Это у меня проблема, ‒ я легонько постучал парой согнутых пальцев по виску. Помялся, ища формулировку, потом посмотрел ей в лицо и отчеканил: ‒ Обещаю подумать.

‒ Спасибо... ‒ пробормотала она куда-то в сторону, а потом криво усмехнулась и как-то неуверенно взмахнула руками вбок, словно собиралась было взлететь и вдруг передумала, ‒ ну, Дюш, давай, вот теперь ‒ дрючь.

‒ Кузя, ‒ сказал я проникновенно, ‒ если я ненароком тебя задену, например, как Тыблоко в этот раз, ты только дай знать: мне извиниться не сложно. Не надо доводить до женской мсти.

‒ Страшно? ‒ выдохнула она набранный воздух и польщённо заулыбалась.

‒ Да не то слово: аж жуть... ‒ чистосердечно признался я и перешёл на деловой тон: ‒ Ладно, шутки в сторону: ближайший месяц сразу после школы будешь по часу заниматься физкультурой. Мелкая уже бегает со мной, комплекс упражнений я ей тоже начал ставить ‒ присовокупим и тебя. Сегодня и начнём, благо физра была, и форма с нами.

Глаза у Кузи округлились, взгляд заметался по моему лицу в надежде на розыгрыш.

‒ Ты не шутишь... ‒ заключила она потом упавшим голосом. ‒ Соколов! Да как тебе в голову-то такое могло прийти?!

‒ Ты с нами не бегала.

‒ Дура я, что ли? ‒ бурно возмутилась она. ‒ Из тёплого спальника да на мороз?

‒ Ну, вот... Глядишь, и полюбишь это дело, да так, что за уши будет не оторвать.

Кузя помолчала, потом заметила с каким-то даже уважением:

‒ А ты ещё опасней, чем я думала...

‒ О, ‒ я преувеличенно радостно потёр ладонями, ‒ так ты обо мне думала?!

‒ Да, ‒ величественно кивнула Наташа, ‒ когда насекомых на биологии проходили. Слушай, Соколов, ‒ схватила она меня за локоть, ‒ будь человеком: я ненавижу быть потной! А мне потом полчаса на автобусе домой трястись!

‒ Примешь душ у меня, делов-то, ‒ пожал я плечами, ‒ Мелкая всегда так делает.

Кузя замерла, словно оценивая моё предложение с некой новой перспективы. Потом вдруг вновь изобразила паиньку и напевно согласилась:

‒ Хорошо, Дюш. Тогда я согласна.

Я взглянул на неё с подозрением: продумывая этот разговор, я ожидал больше и сопротивления, и обид. К тому же вот сейчас, под конец, мне и вовсе на миг показалось, что Наташа давится улыбкой.

«Почудилось», ‒ решил я.

‒ Форму можешь у меня оставлять, ‒ предложил, решив подсластить пилюлю, ‒ буду на физру тебе приносить. Я Мелкой так же ношу.

‒ Ага! ‒ воскликнула она возбуждённо и ткнула мне пальцем в грудь. ‒ Вот! А я-то гадала, что ты там за мешок иногда в школу таскаешь!

Я помолчал, огорошенный, потом признался:

‒ Чувствую себя поднадзорным.

‒ Да, ‒ покивала Кузя, ‒ надзор за тобой нужен, ‒ она неторопливо стянула с моего ворота два длинных темно-рыжих волоса и с преувеличенно брезгливой миной потрясла ими перед моим носом. ‒ Надзор обязательно нужен! К тому же, ‒ она сделала паузу и неожиданно глаза её стали необычайно серьёзны, ‒ я люблю всякие интересные странности. Я буду тебя разгадывать, Соколов.

Моё лицо невольно дрогнуло: до меня внезапно дошло, что в своих кошмарных снах я, возможно, боялся не тех.

‒ Вот, ‒ удовлетворённо улыбнулась Кузя, и взгляд её просветлел, ‒ есть реакция. Так постепенно и до обещанного «взрыднёшь» дойдём.

‒ А потом что, думала? ‒ проскрипел я скучным голосом.

‒ Потом? ‒ она посмотрела сквозь меня в одну ей видимую даль и строго заключила: ‒ А потом придётся тебя воспитывать ‒ не бросать же такого, взрыднутого? И вообще, Соколов! Ты что меня тут заговариваешь?! На физику опоздать хочешь? Билл нас съест!

Наташа схватила меня за руку и энергично поволокла с лестничной клетки. Мне оставалось только переставлять ноги да утешаться тем, что редкий план переживает столкновение с реальностью.

На физику мы действительно опоздали. Правда, Билл нас не съел, а лишь придавил нешуточной укоризной во взгляде ‒ это он умел. А вот в глазах у Томки я впервые увидел тревогу.

Тот же день, чуть позже,

Ленинград, Измайловский проспект

Из школы мы вышли втроём, и в этом не было ничего необычного. На углу, где наши пути обычно расходятся, Томка привычно кивнула Кузе:

‒ Ну, до завтра.

‒ А ты с нами дальше не пойдёшь? ‒ с огорчением протянула Кузя, беря меня под руку.

Я мученически закатил глаза к небу и сокрушённо потряс головой.

‒ А... ‒ сказала Томка, беспомощно переводя взгляд с Наташи на меня и обратно.

‒ Покусаю, ‒ предупредил я Кузю и освободил руку. Она её, впрочем, особо и не удерживала. ‒ Пошли, ‒ предложил локоть Томке.

Та крепко в него вцепилась и, заглядывая через меня, заинтригованно спросила у Наташи:

‒ А ты куда идёшь-то?

Кузя в ответ широко распахнула глаза:

‒ Андрей приказал идти к нему домой! Сказал, что будет сейчас меня наказывать. Так волнуюсь!

Я взглядом пообещал ей все десять казней египетских, причём одновременно.

Она на удивление прониклась:

‒ Да бегать он меня ведёт, бегать... С Мелкой. Айда с нами!

Томка аж отшатнулась.

‒ Не-е-е... ‒ ошеломлённо затрясла головой, ‒ нет. Я уже сегодня была на физре ‒ хватит.

‒ Завтра? ‒ мягко предложила Кузя.

Я молчал ‒ этот разговор с Томкой я уже несколько раз проходил. Мой максимум ‒ это «пять тибетских жемчужин»,[1] которые она вроде бы согласилась делать дома самостоятельно.

‒ Да ну... ‒ весело отмахнулась Томка и прижалась ко мне покрепче, ‒ мне ни за кем бегать не надо.

Кузя чуть слышно хмыкнула и многозначительно посмотрела на меня. Я сделал вид, что глубоко о чём-то задумался.