Отрок. Покоренная сила. - Красницкий Евгений Сергеевич - Страница 23

На Руси с ее традициями ежедневного умывания и регулярных банных процедур с гигиеной дела обстояли гораздо лучше. В домах, тоже, было теплее и чище. Но эпидемии славян не щадили, уродины симпатичных конкуренток не щадили тоже, а отношение православных святых отцов к "сосудам греха" практически ничем не отличалось от отношения их католических коллег.

Именно поэтому легкомысленная шляпка, обернутая кисеей запросто могла быть объявлена порождением Князя Тьмы, и предана анафеме под аплодисменты "общественного мнения". Мантилья же, выдержавшая даже испанские строгости, скорей всего, не должна была вызвать нареканий и у православных ревнителей нравственности.

Впрочем, проблем могло возникнуть вполне достаточно и без легкомысленных шляпок. Когда платья были, все-таки, сшиты (Машке — амазонка, Аньке — просто платье, но на кринолине), Мишка, глянув на сестер, испытал что-то вроде легкого шока.

Глаз уже привык к свободно ниспадающим одеяниям, в основном, широким, прямого покроя длиннополым рубахам, перехваченным в талии ремешком или вышитым поясом начисто скрадывающим очертания фигуры (кроме, разумеется, такой, как у Алены, такое не спрячешь). Поэтому приталенные, с узким, подчеркивающим грудь, лифом, платья вызывали… Мишка, например, вспомнил далекие шестидесятые годы, и свои ощущения от впервые увиденной девушки в мини-юбке.

"М-да, гроздья женихов на заборе, пожалуй, еще не самое страшное, сэр. Как бы нам массовых беспорядков в столице не спровоцировать".

— Проклянут, мама, от церкви отлучат, — попытался Мишка высказать свои опасения — плетьми из города погонят…

— Нет, Мишаня, не проклянут. — Мать тонко улыбнулась и еще раз окинула довольным взглядом плоды своих трудов. — И из города не погонят. Княгиня — тоже женщина… и ближние боярыни.

— Да один отец Илларион всех твоих боярынь…

— Пусть только попробует. Поломанные кости в языческой ловушке ему райским наслаждением покажутся. Только он рисковать не станет — не дурак.

Как заметил умница Экклезиаст: "Все проходит", закончился, наконец, и мишкин домашний арест. Однажды утром, когда Мишка излагал деду очередной прожект, в горницу сунулась материна сенная девка Жива и сообщила, что пришел Илья, и принес какое-то известие, но в дом зайти стесняется. Дед и внук, оба хромая на правую ногу, выбрались на двор под весеннее солнышко.

— Здорово Илюха! Давно не виделись! — Поприветствовал обозника дед.

— Здрав будь Корней Агеич, здравствуй Михайла. Вот, на службу пришел, Бурей меня отпустил.

— Так служить пока нечего, — сотник Корней сожалеющее развел руками — может новости какие есть?

— Новости есть. — Бодро отозвался Илья. — Афоне жена чуть второй глаз не выцарапала: и за распутство, и за то, что холопов упустил. Он ей про серебро, а она монеты в кашу высыпала, «жри», говорит.

— Кхе, сурово… А и поделом! Чего еще нового слышно?

— А еще: у Михайлы рука легкая оказалась — Афоню теперь иначе, как кобелем и не кличут. А бывает, что и кривым кобелем.

— Кривой кобель это… Кхе! Смачно! Умеет народ назвать. Долго еще пустомелить будешь? Не с этим же пришел?

— Правда твоя, Корней Агеич, не с этим. Ты вот недавно Михайлу к волхве посылал.

— Ну да? — ненатурально изумился дед. — А зачем?

— Как зачем? У нее деревня пустует, а тебе холопов девать некуда… Ой!

Илья испугано прикрыл рот ладонью. Дед сокрушенно покачал головой.

— Всё знают, ну что ты поделаешь? Ну, и что же она мне ответила?

— Так кто ж знает? С другой стороны, холопов ты к ней не ведешь, так что, по всему выходит — она тебе отказала. Тем более, что и знамена нынче на том берегу объявились.

— Какие знамена?

— Обыкновенные — на дереве затес сделан, а на затесе знак выжжен.

— Что за знак? — деловито осведомился дед, сразу же став серьезным и сосредоточенным.

— Неведомо! Таких знаков никто никогда не видел.

— Ну-ка, изобрази, вон около стены земля оттаяла.

Илья нацарапал щепочкой что-то отдаленно напоминающее знак равенства, только с очень толстыми черточками. Даже не черточками, а, скорее, сильно вытянутыми прямоугольниками. В середине каждого прямоугольника имелся полукруглый вырез.

— Кхе… И я не видел. Михайла, что скажешь?

— Не знаю, деда, что-то знакомое, но никак не соображу. Вообще-то, есть правило: чем проще знак, тем древнее род.

Дед снова принялся допрашивать Илью:

— Когда, говоришь, знамена появились?

— Сегодня с утра заметили. Видать, ночью ставили.

— Ночью выжечь, и чтобы дозорный не заметил? — Усомнился Корней

— Да, без огня не выжжешь. — Согласился Илья. — Значит, вчера.

— От кого вчера дозорные были?

— Десяток Фомы, вроде бы.

— Совсем распустились, у них под носом… Илюха, ты служить пришел? Тогда быстро ко мне Фому зови!

В этот момент Мишка все-таки понял, что напоминает ему нацарапанный Ильей знак.

— Вспомнил, деда! Знаю, что это такое! Ярмо, в которое быков запрягают!

— И правда, Корней Агеич, похоже на ярмо. — Приглядываясь к собственному рисунку, поддержал Мишку Илья.

— Кхе… Ярмо разъятое. — Дед поскреб в бороде и вдруг озабоченно нахмурился. — Промахнулись мы с тобой, Михайла. Тут не тридцатью коленами пахнет, а как бы и не сотней…

— Две с половиной тысячи лет? Не может быть!

— Может, Михайла, очень даже может… Удивительно, конечно, даже жуть берет, как подумаешь, но может.

— Деда, ты о чем это?

— Сказка, конечно, языческая, и христианам ей верить не след, однако же в те времена никакого христианства еще и в помине не было… Знаешь, откуда у людей ремесла и знания появились?

— Ну…

"Не желаете ли, сэр, процитировать сочинение господина Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства"? Не желаете? Ну и молчите в тряпочку!".

— Не знаю, деда.

— Кхе… В незапамятные времена, когда люди жили в дикости, землю не пахали, ремесел не знали, городов не строили, Сварог сбросил с небес на землю три золотых предмета: ярмо, чашу и то ли серп, то ли топор — по-разному рассказывают. Люди те предметы подобрали и через это постигли разные умения и ремесла. Кхе… Так вот, если на знаменах — то самое ярмо… Понимаешь?