Кинжал для левой руки - Черкашин Николай Андреевич - Страница 46

— Что это?

— Манок для дельфинов. Я сделал его так, что он издает иерозвук, на который охотно идут дельфины. Когда тебе станет грустно, позови их. Это надо делать вот так…

Они вышли на обрывистый берег бухты, где разрозненные колонны древних базилик подпирали вечернее небо, и Михайлов приложил к губам свой чудо-свисток. Вскоре и в самом деле водную гладь взрезали спины играющих дельфинов, пришедших на бесшумный зов.

— Невероятно! — восхитилась Надежда Георгиевна, любуясь неожиданным зрелищем.

Глава седьмая. «Аве, Цезарь!»

Генуя просыпалась рано. Среди белых домов и черепичных крыш, так похожих на севастопольские, катилось по горбатой мощеной улочке ландо, запряженное парой мулов в соломенных панамах. На мягких подушках покачивались русский военно-морской агент[23] в Италии барон фон Дризен и командир строящейся подводной лодки «Святой Петр» кавторанг Михайлов.

— Я должен предупредить вас, Николай Николаевич, о том, что в итальянских морских кругах много говорят о вашем изобретении.

Барон многозначительно поднял брови. Михайлов улыбнулся, давая понять, что он не разделяет опасений морского агента.

— Пустяки. Просто мне приходится много заказывать в здешних мастерских и магазинчиках. Приборы, детали, материалы… У нас в России нет того, нет сего…

— Говорят, вы сооружаете на лодке какой-то чудо-аппарат, способный распознавать и указывать корабли противника.

— Ничего особенного. Опытная установка. Раз уж представилась такая возможность, грех упускать. Шутка ли, можно монтировать параболические антенны прямо в прочном корпусе — без ущерба для штатного оборудования!

— И все-таки я считаю своим долгом напомнить вам, — настаивал на своем Дризен, — что Генуя — город прифронтовой и потому наводнен разведками всех мастей. Будьте осторожны!

— Будьте покойны! Еще месяц-другой — и никакая разведка не сыщет нас в море.

В портовой траттории русские и итальянские моряки собрались поглазеть на петушиный бой. Одного петуха раззадоривал боцман Деточка, другого — итальянский унтер-офицер. Хохот, крики, подначки. Но петухи вели себя индифферентно, налетать друг на друга не желали, норовя отскочить в сторону. Наконец морякам это надоело. Деточка поднял своего незадачливого бойца и показал его зрителям.

— Вот, к примеру, петух! На что глупая птица, а и та понимает: драться не резон. А мы, люди, умнее вроде бы всякой твари, а деремся так, что перья летят. Может, пора и нам эту бойню кончать, а, братцы?

Траттория одобрительно загудела.

В каюте подводной лодки Михайлов отсчитывал мичману Парковскому лиры:

— Значит, так, Юрий Александрович, возьмите две катушки Румфорда, реостат, шеллак и бунзеновскую горелку. Уплатите за листовую медь и лудильные работы. И вечер — ваш.

За спиной мичмана Парковского громоздилась в глубине отсека недостроенная установка иерофона: раструбы уходили к хитро свитым медным улиткам, походившим на извилины искусственного мозга.

Мичман, в белой фуражке, белом кителе и белых брюках, весело сбежал по трапу на причал и зашагал к портовым воротам, беспечно покачивая в руке легкий саквояж. Крик боцмана заставил его обернуться. У бетонного достроечного пирса стоял «Святой Петр». На корме подводной лодки сиял медный двуглавый орел. Матрос Нефедов приставил к одной из голов государственного герба зубило и срубил ее с первого же удара.

— Ты что, очумел?! — орал с пирса боцман.

Нефедов приставил зубило ко второй голове, усмехнулся:

— Отлеталась птичка божия… — И срубил вторую голову.

— Нефедов, окстись, мать твоя курица! Я щас караул вызову!

Торпедист вытер со лба пот.

— Вызывай, шкура нашивочная. Вызывай! А то мне одному не управиться.

Ошеломленный боцман сбил на лоб фуражку:

— А ты, земляк, часом, того, не спятил, а?

Нефедов вытащил из-под бескозырки сложенную газету, потряс ею в воздухе.

— Эх, серость непроцарапанная! Скинули Николашку твоего, боцманюга! Скинули! И птичке этой мы крылышки-то подрежем.

И он в третий раз ударил молотком по зубилу.

Митинг экипажа подводной лодки «Святой Петр» проходил на причальной стенке в жидкой тени чахлых портовых пальм. С импровизированной трибуны, составленной из ящиков с запасными частями, лодочных аккумуляторов и бочек с машинным маслом, выступал перед матросами военно-морской агент капитан 1-го ранга фон Дризен.

— Слухи об отречении государя-императора, которые муссируют здесь враждебные России элементы, вздорны, несостоятельны, наконец, вредны! Да, в Петрограде были волнения. Но сейчас в стране полный порядок. Россия напрягает все силы в борьбе с коварным врагом, и наш сыновий долг как можно быстрее ввести в строй новый корабль и выйти к берегам отчизны…

Высокий костистый матрос — Нефедов — перебил оратора.

— Дозвольте слово, гражданин каперанг! — выкрикнул Нефедов, упирая на слово «гражданин». — Вот вы нам тут баки заливаете насчет того, что в России-матушке тишь, гладь да божья благодать. А как быть с манифестом государя-императора об его, значит, самоличном отречении от трона?!

Дризен слегка изменился в лице.

— Вы уверены, что это правда?

— Уверен! — воскликнул Нефедов и развернул газету. — В России, братцы, революция! Николашку из Питера выкинули, как грязную ветошь за борт. И вот мы, как свободные граждане нового мира, должны избрать, согласно революционной демократии, нового командира. На голосование выдвигаю одну кандидатуру: капитан второго ранга Михайлов. Какие будут соображения?

С мест закричали:

— Чего там выбирать?! Знаем…

— Толковый моряк и к людям добер!

— Не первый год…

— Даешь Михайлова!

— Качать его!

Смущенного кавторанга принялись качать. Мощный боцманский бас Деточки перекрыл гвалт собрания:

— В честь избрания нового старого командира предлагаю спеть общую песнь!

И, откашлявшись, затянул первым:

Жили двенадцать разбойников

И сам Кудеяр-атаман…

Нефедов гаркнул:

— Отставить старорежимную песню! Новую давай!

Отречемся от старого мира,

Отряхнем его прах с наших ног!..

«Марсельезу» подхватили итальянские докеры. Они знали, что в России сбросили царя, и, похоже, были готовы проделать это со своим королем…

В центральном посту подводной лодки «Святой Петр» Михайлов отлаживал последние детали иерофона, когда к нему спустился военно-морской агент в белом кителе, но уже без погон, с золочеными нашивками на английский манер. Михайлов взглянул на свои руки, испачканные краской и маслом, протягивать ладонь не стал. Барон был весьма сдержан.

— Николай Николаевич, итальянские власти просят ускорить выход вашей лодки в море. Ваш революционизированный экипаж разлагающе действует на местный гарнизон в частности, и на мастеровых вообще.

Михайлов усмехнулся:

— Не волнуйтесь, выйдем при первой возможности. Сказать по правде, нам и самим здесь изрядно осточертело!

Кавторанг вытер руки паклей и швырнул ее себе под ноги.

День отхода, наконец, наступил. Команда «Святого Петра» в белых брюках и форменках была выстроена па верхней палубе. Итальянский военный оркестр играл прощальный марш. Десятки горожан, докеров, матросов пришли на причал, чтобы проводить маленький отважный кораблик в опасный путь.

Узкое тело субмарины плавно отскользнуло от пирса и двинулось к боновым воротам.

Михайлов стоял на мостике, держа ладонь у козырька.

Дризен вполголоса заметил итальянскому адмиралу:

— Аве, Цезарь, моритури тэ салютант! Я очень удивлюсь, если узнаю, что они добрались хотя бы до Гибралтара…

«Святой Петр» уходил в открытое море. Уходил в Россию — в Архангельск. Для этого ему надо было выйти в Атлантику, передохнуть в Лиссабоне, а потом пересечь зону военных действий, чтобы дозаправиться в Англии, а уж потом прибыть в Архангельск. Даже беглый взгляд на карту вызывал легкую оторопь: такой маршрут под силу разве что крейсеру или миноносцу, на худой конец. И то с конвоиром. А тут малотоннажная лодка-малютка… Итальянские адмиралы это понимали. Понимал и капитан 1-го ранга фон Дризен. Понимал и капитан 2-го ранга Михайлов. Но он знал: этот опаснейший путь уже прошла подводная лодка «Святой Георгий». Пройдет и «Святой Петр» с божьей помощью…