Сын Петра. Том 3. Шведский стол - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 6

Задачи каждый полк одеть в свой уникальный мундир не стояло, поэтому Алексей начал закупать сукно именно этих двух цветов: красного и синего, прикидывая с отцом то, как лучше их сочетать. Остановились в итоге на индиго как основном мундирном цвете просто в силу его наибольшей дешевизны в те годы. Соответственно, красный стал приборным цветом, который применяли достаточно широко.

Чтобы как-то друг друга различать в этом море однообразия и стандартизации применяли нарукавные нашивки. Сюда нашивали все – и номер полка, и знак рода войск, и звание, и прочее. Получалось в какой-то мере пестро, но почему нет? Вполне удобно для распознавания, где кто.

Не все были довольны таким положением дел, особенно среди офицеров. Но что поделать? В конце концов, за дешевизну и практичность обмундирования[10], а также за простоту обеспечения им приходилось чем-то платить.

Царь регулярно хмурился.

Но, видя смету и логистические расчеты, уступал.

Потом его снова кто-то подбивал.

И он снова хмурился.

Снова смотрел сметы и прочие расчеты.

И снова уступал.

Слишком уж выгодным выглядело такое единообразие. Может быть, не в моменте. Но в горизонте нескольких лет уж точно…

Капрал вновь хмыкнул, глядя на суету солдатиков. Ругаться ругались, а дело делали.

Вон, накинув тулупы, двое стоят у самого прохода. Поглядывают. На выстрел по такой погоде мало надежды. Кресало может обледенеть. Так что у них на всякий случай примкнуты штыки.

Еще один паренек таскает дрова.

Двое остальных солдат его звена отогреваются у костра, заодно занимаясь мелкими бытовыми делами. В тепле у огня это всяко лучше, чем просто на морозе.

Парил подогретый чайничек с кипяченой водой.

Лясы же они точили просто так – по ходу дела. Как эти трое, так и изредка к ним присоединялись еще двое с поста, что стояли так-то совсем рядом и отлично слышали все эти разговоры.

– Эх, – протянул один из бывших стрельцов, – вот ты бурчишь Игнат, бурчишь, а хорошего не видишь. Кормить стали сытно. Платье вон доброе. Оружие сладили хорошее. Жалование не задерживают. А то ведь лишь начало.

– Ой ли?

– А чего нет-то? Слышал я, что Петр Алексеевич всю Москву перестроить задумал.

– К чему такое? Чай, не пожар.

– Так чтобы пожара не было, дурья твоя башка! Я слышал, что сначала для нас – для солдат – слободы выстроит. Да не деревянные или мазанки, а из кирпича.

– Брешешь!

– Это собаки брешут, а я говорю. Жинка моя видела, как какие-то головастые люди что-то измеряли. Подошла. Спросила. Не у них, понятно, а у тех, кто им служил да помогал.

– В жизнь в то не поверю!

– А ты и не верь. Слушай, что говорю. Царевич задумал сие. Сначала слободы нам для семей поставить. После при них казармы возвести. Новые. Добрые. Тоже из кирпича. С плацами каменного мощения. Потом и за остальной город стольный приняться.

– Это я тоже слыхал, – отозвался капрал.

– Это где же? Тоже от жинки? Так они любят лясы точить. Одна ляпнула, остальные подхватили, – не унимался Игнат.

– Помните, я ездил в Коломну седмиц пять тому назад? На свадьбу к шурину.

– Помним, – покивали все слушавшие.

– Он за оснастку для кирпичей ныне взялся. Сказал – много надо. Хорошо берут. Как раз заводы. Я стал расспрашивать. Думал, может, и самому службу оставить. Так и узнал, что ставить нам слободы кирпичные будут. Не веришь? Вот тебе крест! – произнес капрал и степенно осенил себя крестным знаменем.

– Да… – тихо протянул Игнат.

– Вот тебе и да… – передразнил его собеседник. – В кирпичном доме, чай, получше будет. Болтают, будто бы в два этажа их ставить станут. Чтобы много места не занимали.

– А чего с нас-то начали?

– А с кого? – усмехнулся капрал. – С купчишек, что ли?

– А чего бы и не с них? Деньжищ-то у них всяко больше будет.

– Так, да не так. Казна те слободы строит. А кто опора казны? Кто опора царя? Вот! То-то же…

– Не верится мне что-то… вот помяните мое слово – гладко стелют, да жестко спать.

– Тебе не угодишь.

– Угодить мне дело не хитрое. Вон возверни старину, я и рад буду.

– Снова год через год недоедать будешь. К тому стремишься?

– Может, так, а может, и не так. Может, и у меня дело пойдет.

– Так чего ты в солдаты пошел? Сидел бы – торговлишкой своей промышлял.

– Дык…

– Мык! – хохотнул капрал. – Сам же раньше жаловался, что тяжко она у тебя идет. Али все позабыл?

– Да бес с вами. Плохо жил. Чего уж там? Не шла ко мне деньга. Но на душе было как-то хорошо. А сейчас… не знаю. Словно какой-то червь внутри грызет. Сам не ведаю отчего.

– То не червь, то жаба, – хохотнул сослуживец. – Ты ведь хочешь довольствие как сейчас и домик кирпичный, а службу справлять как раньше. Али нет? Чай, среди первых в упражнениях воинских не замечен.

– Может, и жаба, – не стал спорить Игнат, нахмурившись. – Что до упражнений – стар я уже. Отучился свое.

– Ей-ей, тебе не нужно было идти в солдаты, – заметил капрал. – Сам тоскуешь по родной лавке, бурчишь и ребятам нрав портишь. Того и гляди – еще кто стенать начнет.

Игнат скосился на командира. Но промолчал. Намек был слишком прозрачный. А уходить со службы он не хотел совершенно. Несмотря на все свое недовольство…

Тем временем Герасим, что командовал охраной царевича и по совместительству лейб-кирасирами, пил.

Уже который день.

Праздновал.

Свадьбу свою.

Долго ли коротко, а сыскал ему Алексей невесту. Правда, забраться пришлось далеко. Ой как далеко. Аж в земли черкесов. Где нашлась хоть и страстная да красивая, но покладистая девица из местных благородных…

Царевич не тревожил Герасима.

После того, что ему пришлось пройти и пережить, это было самой малой наградой. Не столько от него самого как сюзерена, сколько от жизни.

Заодно и для себя кое-какие преференции царевич приобретал таким шагом. А именно дополнительные связи с черкесами. По своему образу жизни они мало отличались от крымских татар. Формально-то нет. Формально-то они были более-менее нормальным раннефеодальным обществом. Только бедным. Из-за чего постоянно участвовали в набегах для разбоя и захвата рабов на продажу. Отчего иной раз отличить их крымских татар «во внешней политике» было сложно.

И тут либо как-то пытаться с ними договариваться, меняя вектор их активности, либо вступать в предельно жесткую борьбу. Потому что набеги этих лихих ребят на поселенцев в низовьях Волги и особенно Дона – последнее, что требовалось России.

Вот Алексей и сделал ход в этой непростой партии.

Впрочем, уже не первый.

То самое пресловутое Е2‑Е4 он походил, когда по его предложению черкесов наравне с казаками привлекали к набегам на южное побережье Черного моря. Через что создавали прецедент альтернативного вектора активности. В конце концов, у турок было что взять.

С невестой приехала делегация.

И пошли интересные разговоры. Планы. Очень интересные и взаимовыгодные… им ведь понравились эти набеги. Многие семьи добра подняли прилично. Отчего внутренняя напряженность их общества пошла на спад. И необходимость ходить в набеги за грабежом и ловлей людей для продажи в рабства несколько ослабла. Во всяком случае, друг друга они могли какое-то время не терзать в этом плане…

– Ваше высочество, – произнес Вайерсберг, прерывая задумчивость царевича.

– Да, да. Давайте посмотрим то, что у вас получилось, – протараторил Алексей и подошел к столу.

На нем лежал палаш.

Хороший такой, добротный легкий палаш.

Хотя знаток из будущего подумал бы, что перед ним лежит какая-то версия шашки драгунской образца 1881 года. Только клинок ее был совсем прямым, а не с едва заметной кривизной[11], острие имело более острые углы и явное ромбическое сечение, пусть и слабо выраженное.