КОМ: Казачий Особый Механизированный (СИ) - Войлошникова Ольга - Страница 4

Подошёл к родным воротам, а там — батюшки! — полон двор народу! Все мечутся, суетятся, столы на дворе накрывают, вон сестренка Наталья пирог тащит, а следом Лизавета жареного порося целиком прёт. Так-та-а-ак. Однако, сдал меня кто-то. Хотел же сюрприз сделать!

О! Семён ворота открывает!

Я завёл на двор «Саранчу», остановил её у конюшни, заглушил двигатель. Ну, пора. Наклонился, мягкий противоударный шлем скинул, снял с крюка фуражку, огладил форму… Встречай, родня, сына!

Откинул входную дверцу. И аж вздрогнул от приветственных воплей!

Спрыгнул с опоры прям в объятия матушки. С батяней поручкался, сестёр расцеловал, с дядьями обнялся… И только я вышел на середину двора, как по толпе словно волна тишины прошла. Замолчали все. Я обернулся. Из кабины «Саранчи», смущенно улыбаясь, выбралась Марта.

— А эт-то ещё кто⁈ — тишину прорезал гневный голос матушки.

— Это, мама — Марта. Я тебе потом всё объясню, мам, не устраивай, а?

— Чего это я не должна устраивать⁈ Чего это ты мне привёз-то, а?!!

— Маман, не начинай скандаль…

Тут из-за спин моих сеструх выплывает девица, разряженная просто в пух и прах — не на встречу случайного соседа, а на губернаторский бал впору. В ушах длинные серьги-висюльки, все в каменьях — как бы не брильянты, вон какие зайчики вокруг прыгают! Губки подкрашенные поджала и эдак на матушку мою выразительно — мырк-мырк:

— Ну, Евдокия Максимовна, я гляжу, у вас и без нас хлопот предостаточно. Пойдём мы. Доброго всем денёчка, — и подола́ми шёлковыми ш-ш-ш-шу-х-х-х…

А за ней ещё пяток расфуфыренных девок — попылили, носы задрав!

Сестрицы мои, на эту выходку глядя, аж зашлись, думал — задохнутся от возмущения. Это я потом, когда голова остыла, понял, что под запару вместях со встречей бойца хотели мне и ярмарку невест организовать, а пока до того обидно стало, аж кровь в голову бросилась!

Короче, безобразно всё получилось. Маман орёт, родня потихоньку со двора рассосалась, Марта в «Саранчу» реветь залезла, а с папаней и дядьями я чуть не до драки разругался.

— Да пашись оно конём! — по итогу я залез в шагоход и прям со двора прыгнул на улицу. Бешено глянул на зарёванную девчонку: — На рыбалку поедешь со мной, а, Марта? Ух ты, немчура, всё одно ни хрена не понимаешь…

На психе разогнал «Саранчу» почти до максималки, чуть на повороте забор бабы Прони не своротил, обошлось. И помчали мы с Мартой на Дальнее. Это выпасы почти у Ангары, они от нашей деревни так и есть — самые дальние. По пути заскочил в нашу рыбацкую избушку, взял снасти и, перейдя шагоходом вброд до небольшого островка, через час сидел на реке.

Обидно, спасу нет. Вернулся, называется, домой! А, главное, маман всё равно разберётся, сильно потом, но разберётся — а извиняться не будет. Но́ров не тот. По-любому, батяню зашлёт. Вот главное, узнать бы, какая гнида про мой приезд родне сообщила? Весь праздник испоганили, твари.

А вечером натянули мы с Мартой тент, развели костерок под кустами, жарили рыбу, и что-то меня на воспоминания пробило. И, главное же, ни хрена Марта не понимает. А сидит, делает вид, что ей интересно. Головой по сторонам вертит, а глазёнки всё на меня таращит. Рыбу уплетает. Да и всё равно, это лучше, чем никого — живая душа же.

— Ну, слушай…

КАРАКУМЫ-ПЕСКИ…

— Мелким никогда я не был. Годам к десяти маманю уж перерос, но поначалу тощий был да нескладный. А потом дар начал пробиваться, сразу жисть другая пошла: помимо гимназии — тренировки специальные, упражнения да хитрости — чтоб, значицца, магию внутре возрастить. Дальше — больше: ухватки особые, секреты семейные. Потом экзамен магический. Чин дворянский личный дали да в служилое сословие оформили…

Как в силу-то вошёл, стали родители к серьёзным делам меня приучать. Поначалу по хозяйству что посложнее. Коней, допустим, на дальние выпасы в ночное сгонять, где лихие людишки могут втихаря поголовье отполовинить. Раньше надо было пастухам деревенским доплачивать, а теперь — пожалста, я. Бычков норовистых на бойню отогнать — опять же я. Потом мамане понравилось. Стала она меня по местным поручениям засылать. Ну, там, в Иркутске чего заказать-привезти — это недалече, за день обернуться можно…

А под конец и совсем важное доверять стали. Вот, дядья — братовья маманины — затеяли у якутов бирюзу перекупать да в Китай её возить. Дело выгодное, китайцы ту бирюзу шибко ценят. А батя на контракте. Кого отправить? Правильно, Илюху. Даром, что тринадцать лет. Грамота дворянская получена — могу родовую подпись от Коршуновых поставить. Дядья, конечно, за мной приглядывали, но от семьи я вроде как единственный мужчина. Ох, раздувался я тогда от гордости, сейчас вспомнить смешно.

Батя со службы приехал, обрадовался — эвона, сынок-то вымахал! Я гоголем ходил. Дескать, всё мало́й-мало́й — а тут на тебе! Взрослые дядьки за руку здороваться начали.

В тот год по осени ещё Катерину замуж выдавали. Их трое у меня, сёстер-то. Лизавета, старшая, к тому времени уж три года как мужняя жена была. Муж у неё — дядька солидный. Главный почтмейстер Иркутска, не хухры-мухры тебе. Катя вот за Афоню выскочила. Катюха девкой была — ух, огонь! Кавалеры толпами пороги обивали. И военные ухаживали, и чиновники.

Но Афоня — не будь дурак! — всех переплюнул. Небо! Романтика! Даром, что дирижабль у него транспортник. На прогулку позвать — и над городом катать, а? Ну вот, и я говорю — романтишно. Да и предложение явился делать на дирижабле, всю люльку изукрасил цветами ла лентами. Летучий корабль! Мы на нём и свадьбу играли, по-над Байкалом летали, Катерине все подружки обзавидовались.

Наталье тогда всего пятнадцать лет было, она через два года замуж выйдет, тут я не поприсутствую, а жаль. Говорят, торт Олежа в своей мастерской сам сделал, просто волшебный, под стать императорской свадьбе.

Ну так вот, с чего я начал-то. Приехал батя с контракта, Лизу замуж выдал, месяца три дома просидел — и так ему маман успела плешь проклевать, что подписался он на первое же предложение, которое заезжий вербовщик выкатил — на полных двенадцать месяцев, тюрбаны́по пескам гонять.

Это уже потом оказалось, что тюрбаны, что по пескам, а вначале-то бумага пришла, что, мол, бедовые люди на южных границах пошаливают. И вербовщик, собирающий служивых, сам — одноногий ветеран, от колена — деревяшка, так и сказал:

— Нужна ваша служба, казаки. Обстановка такая, что потребны люди крепкого складу да выучки, и чтоб в седле долго могли сидеть, и шашкой как следовает махать. Донские уже подписались, вот и вам бы, иркутяне, тож не слабо было бы…

А и не слабо.

От иркутского казачества подрядились поехать подсобить аж триста человек. Ну, и батя мой среди них. А я вроде как за главного дома остался. Почему «вроде»? Так — маман. Как какая надобность: «Ты у нас в доме мужчина, вот и делай!» — а как не нужен: «Брысь! Без тебя взрослые дела решать будем!»

И так мне это качание туда-сюда осточертело, что когда батяня, заранее подписавшись на второй срок, на побывку прибыл, то обратно в Каракумы-пески мы с ним вместе улетели. А что? Чем я других хуже́е? Ростом — оглобля двухметровая. В седле сидеть мог сутки, стрелял из всего, что дома было: и из револьверта, и из ружья, и из винтовки. И в особых ухватках магических меня батя, да и дядья как следует поднатаскали. Так что на нехватку пары месяцев до пятнадцати годков мало кто смотрел, наши — так точно.

Марта слушала меня очень натурально, изредка поглядывая на подвешенный над огнём котелок — не пропустить, как кипеть начнёт, да сразу чаю заварить. Заварки у нас вот мало осталось — не экономил, надеялся, что скоро уж дома будем. Эх, родня… Как проснусь, до города сгонять, что ли? Прикупить на рынке чего по мелочи.

— Каракумы удивили меня, конечно, сильно. Ле́са нет, жара несусветная, воды мало, по колодцам, да по оазисам. Да ещё найди их, без карты-то. И ещё странные звери — верблюды́. Это щас в Иркутске зоопарк завели, с Монголии привезли трёх горбатых на потеху публике, а тогда-то — ты что! — редкость неимоверная. Во-от. И высадились мы на крохотном полустанке. Пылища! Жарища! Ветер сухие кусты меж барханами гоняет — перекати-поле. Это из нашего-то сибирского начала ноября, когда уж снег лёг — в ихний, сухой да жаркий. Поездом приехали. Хорошо, нас предупредили тулупы не надевать.