Зачарованное озеро (СИ) - Бушков Александр Александрович - Страница 66

Выложил на стол обещанные пять золотых, а на удрученные слова Бабрата о тех самых неизбежных печальных последствиях пожал плечами и с улыбочкой посоветовал не паниковать чрезмерно — «смотришь, все помаленьку и образуется» — и не особенно деликатно предложил идти восвояси, забыв и этот дом, и его, а напоследок, уставившись холодными колючими глазами, спросил:

— Если ты чего-то не понимаешь, может, послать за кем-нибудь другим, чтобы доходчивее тебе объяснил?

Прекрасно понимая, кто будет этим другим, Бабрат более не рыпался и тихонечко убрался восвояси в вовсе уж расстроенных чувствах, дороги перед собой не видя. И соображая уже, что его, как говорят карточные мошенники, выставили за чурбана. На Аксамитной его встретила озабоченная ватажка и стала допытываться, в чем будет заключаться обещанная защита, ежели нагрянет Морячок со своими. Тут они и нагрянули...

Бабрат поклялся всеми святыми, что ничегошеньки не утаил, и, подпустив слез и соплей, запричитал:

— Они меня выставили за чурбана и не собирались защищать, а куда б я делся? Карзубому что человека приткнуть, что крола. Они с самого начала...

— Они с самого начала хотели тебя попользовать и выпнуть, как дешевую веселую девку, — безжалостно заключил Тарик. — А чего ты хотел другого, ососок поросячий? Тоже мне, сокровище! Расскажи-ка подробнее об этом, из-под сорок седьмого нумера (Тами одобрительно кивнула). Сопли подбери живенько и рассказывай!

И принял грозный вид, изображая, что может и ногой пнуть. Он так бы не поступил даже с Бабратом, но тот явно судил людей по себе и, шумно втянув сопли, плаксиво затараторил:

— Морячок, я тебе все как на очищении души, что мне этого лощеного фраера покрывать...

— Вот и говори! — прикрикнул Тарик.

По описанию Бабрата, «Нумер Сорок Семь» — средних лет, ближе к молодости, чем к пожилым годам, не красавчик писаный, но и, безусловно, не урод («бабам такие нравятся, бабы от них млеют»), держится очень спокойно, даже невозмутимо, говорит ровно, голос ни разу не повысил, временами иронически улыбается, но не зубоскал, речью похож скорее на человека образованного («книжные словечки проскальзывают. К дяде в таверну образованные ходили, я на них насмотрелся и наслушался»). На военного не похож, а вот на благородного — очень даже. Полно в нем не спесивости, не заносчивости, а именно что холодного высокомерия. Что интересно: Карзубый перед ним не лебезил, но определенно держался как подчиненный.

— Короче, кто его знает, кто он есть, — говорил Бабрат. — Кого-кого, а ночных управителей и черных ватажников навидался по самое не могу и точно вам говорю: ничего они не похожи на тех живорезов, что на голых книжках рисуют — ни зверской рожи, ни оскала. Вот мелкие — эти да, сплошь и рядом на рожу страхолюдные. А крупняки... Сидит такой серенький лекарь, глаза добрые, хоть святого с него пиши, а за душой у него не одна дюжина жмуров, и шевельни он мизинцем — кого угодно зарежут...

Тарику самому не доводилось видеть тех, о ком взахлеб с неприкрытой завистью рассказывал Бабрат, так что приходилось ему

верить. Старуха Тамаж тоже поначалу смотрелась воплощением доброты и невероятного обаяния...

— Ну скажите вы этому зверю, чтоб зубищи убрал! — взмолился Бабрат. — Все рассказал, весь вывернулся до самого донышка...

— Лютый, когаш! — приказала Тами.

Пес разомкнул челюсти, но отступил всего на шажок, продолжая неотступно следить за каждым движением Бабрата. Опасливо косясь на него, Бабрат сел и принялся, охая и вздыхая, ощупывать шею.

— Ничего страшного, не помрешь и даже не захвораешь, — бросил Тарик безо всякого сочувствия.

Не было там ни крови, ни даже синяков, только двойной ряд вдавлинок, которые скоро пройдут, — Лютый, как убедился Тарик, учен хорошо. Однако Бабрат охал и кряхтел так, словно ему шею пытались пилой отпилить.

— Давайте забудем, а? — предложил он с надеждой. — Я ж не сам это все учинил, меня Карзубый заставил, а с ним не поспоришь. Я вам золото отдам... — И поторопился добавить: — Половину!

— Засунь золото себе куда-нибудь, — отмахнулся Тарик. — Забыть мы ничего не забудем, просто не будем тебя трогать, скота, и никому не расскажем. А вот если твой Карзубый опять объявится и задумает новую пакость, быстренько меня известишь через любого Недоросля.

— А если будешь вилять, Лютый тебя приласкает... — добавила Тами.

— А вдруг он спросит, чем у нас кончилось?

— Скажешь, что мы вам всем сгоряча морду набили и ушли, — не раздумывая сказал Тарик. — Ежели расскажешь ему правду, он тебя первого и прикончит. Но смотри у меня: если они опять появятся, быстренько меня извести, или ее, или любого из нас. Иначе не дадим тебе жизни. Ну, шлепай!

Когда Бабрат, не оглядываясь, уныло потащился к своему дому, Тарик обвел всех взглядом и спросил:

— У кого-нибудь есть догадки, зачем они эту гнусь устроили да еще десять золотых на нее потратили? Честно говорю, я без понятия.

Ответом было молчание.

...И снова горела спокойным ровным пламенем пахучая свеча — вернее, невысокий, с ладонь, огарок второй, а первая давно догорела. Тарик лежал в блаженной усталости, обнимая прильнувшую к нему Тами, посреди тишины и покоя. У них оставалось еще пять дней, и все только начиналось...

— Ну что, пора и о твоей поездке поговорить? Уверен, что родители ничего не заподозрят и не встревожатся?

— Я все обдумал, — сказал Тарик. — В лучшем виде пройдет... Значит, точно за день обернусь?

— Самое большее за два, — заверила Тами. — Я взяла в комнате дяди карту — у него много карт, как у всех Егерей...

Она вскочила с постели, взяла из шкафчика сложенную вчетверо карту и, устроившись рядом с Тариком, развернула хрусткий лист.

— И со слугой поговорила, он переездом и занимался, все изучил... Окрестности столицы — вот они. А это — Королевский Шлях. Это — Озерный Край, а вот деревня твоего рыбаря. Один перегон по Королевскому Шляху, еще немного — и вот здесь нужно свернуть на проселочную дорогу. Еще с десяток майлов — и будет деревня. Ежели управишься быстро, можешь уже к вечеру вернуться! — Она взглянула лукаво: — Только не обязательно домой, утром домой пойдешь... Нет, убери руки, дело прежде всего... Дилижанс тебе не подходит — он катит строго по Шляху, да и не особенно быстро, трусцой. Ямщики ездят быстрее, а если приплатить, то и во весь опор — но тебе нет нужды гнать как на пожар. Но Ямщика нанять придется, будешь сам себе хозяин... Что ты погрустнел?

— Я где-то читал, что Ямщики — удовольствие дорогое, — сказал Тарик и сознался: — Боюсь, денежки не хватит, раньше об этом и не подумал, а теперь, когда все нужно обдумать до мелочей...

— Вот чего у тебя хватит, так это денежки, — весело сказала Тами. — Таричек, я ведь не бедная. Когда родители погибли, других наследников, кроме меня, не было, и дядя положил на мое имя в обережный дом все, что выручил за нашу землю, — к тому, что там уже лежало. А когда мы собрались сюда — перевел в Арелат, это просто делается. Там у меня не золотые горы, но и не горсточка. В шкафчике лежит пять золотых, слуга заверяет, что этого хватит и еще останется. Что ты опять насупился?

Тарик помедлил, но все же сознался честно:

— Неловко как-то брать денежку у девчонки...

— Скажешь тоже! — фыркнула Тами. — Неловко было бы брать денежку у девчонки на какие-нибудь забавы, а у нас серьезное дело. Это совсем другое! Если бы тебе собрала денежку на поездку ватажка, ты бы у них взял?

— Конечно.

— Вот видишь. Я со вчерашнего дня в ватажке, если ты запамятовал. Так что кончай жеманиться, как сказал бы сочинитель голых книжек. Договорились?

— Договорились, — облегченно вздохнул Тарик. — Только вот что... Так и не понимаю, чего они хотели этой гнусью на реке добиться, но наметки есть. Они хотели через тебя устроить мне крупную пакость. Мне самому почему-то навредить не могут... или не хотят, вот и решили зайти с другого конца. Что скажешь?

— Пожалуй...

— А потому, пока меня не будет, пообещай, что ни шагу за калитку не сделаешь без Лютого. Он в случае чего трех Карзубых порвет, я так полагаю.