Эвис: Заговорщик (СИ) - Горъ Василий - Страница 66

Девушка послушалась. А когда примерила и оценила их красоту, решила продемонстрировать ее нам!

Да, как когда-то обещала Майра, белье было куда более скромным, чем любой из двух первых комплектов второй в роду Эвис. Но формы Альки подчеркивало ничуть не хуже, чем могло бы то, прозрачное. И каким-то образом добавляло девушке ощущение чистоты. Что, к нашему общему изумлению, прекрасно сочеталось с духом воинственности, даруемым сбруей с хладным железом!

— Если торренские наемницы без одежды выглядят именно так, то я прекрасно понимаю, почему их нанимают мужчины! — пошутила Тина после того, как оценила внешний вид дочери. Потом повернулась ко мне и шепнула:

— Кстати, у меня появилась одна очень интересная мысль по поводу Торрена и наемниц. Будет время — расскажу…

Я кивнул, не отрывая взгляда от мелкой. Ибо не только любовался этой девушкой, но и гордился тем, что она нашла в себе силы справиться со всеми своими страхами и теперь так здорово себя держит.

Кстати, не менее сильно меня порадовали и те слова, которые произнесла именинница, когда подошла к покрывалам:

— Знаете, я всех вас так сильно люблю! И дело не в том, ваши подарки позволили мне, наконец, ощутить себя взрослой, а в тех чувствах, которые вы сейчас испытываете. Я ощущаю вашу радость, ваше восхищение и вашу любовь даже не кожей, а душой. И до безумия хочу ответить вам тем же…

…Как только отзвучало последнее поздравление, я в приказном порядке заставил дам перенести покрывала в тень и снова облачиться в рубашки, ибо очень не хотел, чтобы «знакомство» их тел с прямыми лучами Ати закончилось ожогами. Они послушно переоделись. А затем утащили меня нырять, ибо, по их мнению, прыгать с валуна «одетыми» было уже не интересно. В процессе вымотали не хуже, чем отец в то время, когда учил меня задерживать дыхание — не успевал я вынырнуть с одной, как в мои плечи вцеплялась вторая и требовала показать «вон тот камень» или место, где «точно-точно видела рыбку». Само собой, пытались нырять и сами. Рядом с берегом, смешно болтая ногами при попытке погрузиться и радуя возможностью лицезреть обтянутые мокрой тканью ягодицы. Несмотря на то, что веселились практически не переставая, голов не теряли — по очереди присматривали за ныряльщицами, не давали сворачивать на глубину тем, кому мокрые волосы не вовремя закрывали глаза, и пытались исправлять не только свои, но и чужие ошибки. Да и на воде держались куда увереннее, чем в прошлые разы. Скажем, та же Майра, делая небольшие остановки, чтобы полежать на спине и отдохнуть, под моим присмотром отплыла от берега шагов на сто пятьдесят, и ни разу в меня не вцепилась. А с Алькой мы вообще сплавали на другой берег. После того, как пересидели самое пекло в тени, пообедали, наобливались и насмеялись на десятину вперед. Причем за время заплыва на ту сторону я поддержал ее всего дважды, и оба раза тогда, когда у нее не получалось сразу улечься на воду.

Хорошенько обдумав свои ошибки во время отдыха, весь путь обратно девушка проделала самостоятельно. Поэтому, не успев ступить на дно рядом с подругами и толком отдышаться, издала ликующий вопль:

— Я приплыла… оттуда сюда… с остановками… но без помощи Нейла!

Еще ближе к вечеру, когда Ати проделал больше двух третей пути до заката и его лучи перестали быть опасными даже для совершенно незагорелого тела, дамы снова поснимали рубашки и рванули прыгать с камня. Причем очень быстро научились сначала самостоятельно выныривать на поверхность, а затем и без моей помощи доплывать до берега. Дальше — больше: Майра, Алька и Вэйль после прыжка захотели опуститься ко дну, чтобы, оттолкнувшись от него, устремиться к поверхности. А когда не без моей помощи разобрались, что для этого требуется, нашли новый способ развлечения — выныривая со дна, старались двигаться как можно более медленно, плавно и красиво.

Оценивать красоту с вершины валуна сочли неправильным, поэтому первая, вынырнув после прыжка, плыла не к берегу, а ко мне. Затем вцеплялась в плечо, опускала лицо в воду и смотрела, что вытворит та, которая прыгнет за ней. А потом либо хвалила, либо вышучивала, либо передразнивала…

…Сразу после заката Найта и троица девушек, еле переставляющих ноги, отправились отдыхать, а мы с Тиной, не сговариваясь, пошли к знакомому бревнышку.

— Знаете, Нейл, я пыталась сравнить все те развлечения, в которых когда-либо участвовала, с этими, и пришла к выводу, что ни балы, ни охоты, ни турниры, ни выступления менестрелей с жонглерами не идут ни в какое сравнение с возможностью отдохнуть так, как нам позволяете вы. Там, во дворцах и замках, я с первого и до последнего мгновения опутана незримыми цепями правил, то есть, делаю только то, что принято, держу себя так, чтобы не уронить лица, и постоянно жду подвоха. Здесь, с вами, я чувствую себя абсолютно свободной, поэтому делаю все, что хочу, получаю удовольствие, когда смеются надо мной, смеюсь, а не злорадствую над другими, и вообще ничего не боюсь!

Я пожал плечами:

— Ваших заслуг в этом ощущении ничуть не меньше, чем моих. Если бы вы не приняли то, что я вам предложил…

— … то передвигались бы по лесу исключительно в дорожных платьях, и приседали перед вами в реверансе при каждой встрече в коридорах и на лестнице… — весело подхватила она.

— Зато ощущали бы себя важными-важными…

— … а в глубине души исходили бы желчью, понимая, что на самом деле никому не нужны.

— Знаете, арр… — продолжила она через некоторое время, — … последние несколько лет я чувствовала себя кем угодно, только не женщиной. Изображала хозяйку манора перед гостями мужа, но при этом понимала, что являюсь просто красиво наряженной, но давно надоевшей и совершенно не нужной куклой. С каждым новым посещением Лайвена со всеми его балами и приемами все сильнее и сильнее убеждалась в том, что мое время уже прошло, ибо подросшие и оперившиеся девочки чуть старше моей дочки своей свежей красотой затмевают мой опыт и ум. И уже давно перестала заглядывать в глаза мужчин, так как знала, что найти в них тот, былой интерес, уже никогда не смогу…

Горечь, чувствовавшаяся в ее словах, неприятно резанула душу и заставила возразить. Вернее, озвучить вступление, используя которое, можно было добраться до правильного аргумента:

— Мой папа как-то пошутил, что женщина похожа на пирожное: даже очень красивое со стороны, оно совершенно не обязательно оказывается вкусным!

Тина весело рассмеялась:

— Это было при мне, на приеме у Лайвенского Пса, когда вашего отца пыталась совратить Шалия ар Витзер. Пока она просто строила ему глазки и лишь игрой цветов[1] намекала на то, что стоит ему проявить чуть больше настойчивости, как неприступная крепость падет, он делал вид, что эти знаки не по его душу. А когда она, слегка перебрав, подошла к нему, только-только закончившего танцевать с вашей матерью, и, показав пальчиком на пирожное, заявила, что «вон та прелестная розочка так и жаждет твердой мужской руки», он «сокрушенно вздохнул» и поделился с ней таким вот жизненным опытом.

— Боюсь представить себе выражение ее лица! — ухмыльнулся я. А затем вернулся к аргументу. — Так вот, о пирожных: на мой взгляд, вы и красивая, и вкусная. Поэтому, представляя свой род в будущем, я вижу вас «левой» рукой. В смысле, советником.

Женщина не захотела изображать ни удивления, ни невероятной радости. И обещать оправдать мои надежды тоже не захотела — ограничилась пристальным взглядом в глаза и коротким кивком. Но счастья в этом взгляде хватило бы на десятерых:

— Буду…

И лишь после этого «вспомнила» о первой половине комплимента:

— Да, я чувствую, что вы видите во мне и умную, и красивую женщину одновременно. А это важно даже для такой бездушной, расчетливой и мстительной стервы, какой я была до встречи с вами.

— Как говорил отец, «Человек должен быть похож на зеркало. Если ему улыбаются — отражать улыбку. Если бьют — отвечать ударом на удар».

— Мудро! — видимо, повертев в голове эту цитату, согласилась она и лукаво посмотрела мне в глаза. — Значит, я имею полное право отвечать заботой на заботу, верно?