Темное безумие (ЛП) - Ромиг Алеата - Страница 42

Я смотрю на него — красивого темного бога, возвышающегося над своими безумными творениями.

— Ты сошел с ума.

Его улыбка сногсшибательна.

— Не могу дождаться, когда ты присоединишься ко мне.

Я сжимаю нож, адреналин впрыскивается в кровь.

— Но я даю тебе выбор. После этого такой возможности больше не будет. Это наш финал.

Я смотрю в темноту, затем на него. Мою грудь покалывает от предвкушения.

— Какие у меня есть варианты?

— Год назад, до того, как меня арестовали, я преследовал мужчину. Он должен был стать моей следующей жертвой. Теперь он твой. Мой подарок тебе.

Крики прекратились, но я с шоком осознаю происходящее.

— Нет. Грейсон, пожалуйста. Ты не можешь так со мной поступить.

— Я всего лишь открыл тебе правду. Но я заставляю тебя, наконец, сделать выбор, прекратить лгать, Лондон. Не могу передать, как сильно я хочу, чтобы ты сделала именно это.

— Я не буду играть в эту игру. — Я бросаю нож, подчеркивая свою точку зрения.

— То есть ты собираешься вернуться в свой мир и… что? Признаться властям? Потерять лицензию и, возможно, даже попасть в тюрьму?

«Нет. Я отказываюсь страдать так, как эти подонки». Я подавляю эту мысль.

— Я так не думаю. — Он берет нож и снова кладет мне в руки. — Так что выбирай. После всего, что мы обнаружили, после всего, что ты узнала. Ты думаешь, что стоишь выше того, чтобы лишить человека жизни?

— Да.

— Давай это выясним.

Он поворачивается к темноте.

— У тебя есть время до утра, чтобы решить. Освободись от веревки, пройди лабиринт и сделай выбор. Ты можешь либо постараться излечить нашу жертву, либо покончить с ней.

О Боже.

— Начинай.

Глава 28

ЛОВУШКА

ЛОНДОН

Что это значит — быть свободной?

За свою карьеру профессионального психолога я консультировала множество пациентов, каждый из которых был так или иначе стеснен, скован, связан ментальными ограничениями. Даже личности с самыми сильными расстройствами, считавшие себя свободными, находились под властью тяжелого психоза.

Исключите материальное, и наше существование будет заключаться лишь в мыслях.

Все мы — мысли, рожденные характером. Каждое новое мгновение, каждое новое направление и путешествие, на которое мы решаемся, сначала зарождается в мыслях. И эта мысль здесь, это моя трансформация.

Меня окрестила тьма.

Я заглянула в себя и узрела истину. Неискаженную образом, который мы создаем для себя. Столкнувшись с такой откровенностью, вы можете либо принять ее, либо сломаться.

Никто не может пережить абсолютное разрушение своего разума. Мы созданы не из закаленного стекла, а из хрупкого хрусталя, и по мне уже пошли трещины.

Использовала ли я свои знания, чтобы извратить умы шестерых мужчин? Была ли я орудием убийства? Или Грейсон запудрил мне мозги?

Какая реальность истинна?

Босые ноги ударяются о землю, когда я мчусь к опушке леса. Дом Грейсона зловеще возвышается на фоне ночного неба, его мерцающие огни окружают его словно нимб. Света достаточно, чтобы разглядеть дорожку, ведущую к забору. Я почти на месте.

В темноте раздается треск статического электричества.

— Прикосновение к забору приведет к слишком быстрому завершению игры, любимая. Ты же этого не хочешь.

Я тяжело дышу и смотрю на колючую проволоку. Я слышу жужжание электричества, бегущего по плетеной металлической ограде. Ублюдок. Я оглядываюсь, отчаянно ища еще один способ сбежать.

— Есть только один выход, — продолжает бестелесный голос Грейсона. — И он там.

Передо мной открывается выход в садовый лабиринт, окруженный высокими стенами из зелени.

— Это безумие, — шепчу я себе. — Что, если я откажусь? — Уже кричу я. — Что, если я просижу здесь всю ночь?

Единственный ответ — стрекотание сверчков.

— Дерьмо. — Я хватаюсь руками за голову, рвано дыша. Я чертовски устала. Из-за боли в спине мне кажется, что я раскололась на две части. И нижняя половина моего тела превратилась в паутину боли.

Еще я думаю об искуплении. Эта мысль приходит ко мне, когда я слышу неистовый крик, пронзивший тьму ночи. Где-то посреди лабиринта какой-то человек ждет своей участи. Одна из жертв Грейсона. Что он натворил, из-за чего оказался здесь? Достоин ли он спасения?

Кто имеет право делать такой выбор?

Я не спаситель, и точно не герой. Но я отказываюсь быть тем мерзким существом, которым изображает меня Грейсон. Я не плохой человек, такого просто не может быть. В моих венах течет не кровь моего отца.

У меня есть выбор.

Я подтягиваю платье, освобождая лодыжки, и бегу ко входу в лабиринт. Я принесла клятву Гиппократа и я не могу позволить гравитации затянуть меня в черную дыру… пока нет.

Добравшись до решетчатой арки, я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание. Легкие горят от нехватки воздуха. Я опираюсь на зеленую стену. В ладонь вонзаются шипы, и я отстраняюсь.

Здесь крики громче. По коже пробегают мурашки. Над высокими изгородями виднеется сияние, освещающее ночное небо, и я знаю, что это моя цель. Я вхожу внутрь.

Кожа покрывается липким потом, зубы начинают стучать от холода. Чем глубже я вхожу, петляя между стен из темной зелени, тем холоднее становится ночной воздух. С наступлением темноты температура падает.

— Черт побери, — ругаюсь я, упираясь в тупик. Я разворачиваюсь, вцепившись в спутанные волосы. — Куда мне идти?

Раздается искаженное шипение акустической системы, и я поворачиваюсь на звук.

— Ты слишком нетерпелива. Направляйся на восток. Ты найдешь своего пациента в центре.

— Гребаный восток, — выдыхаю я, дыхание превращается в пар. Где здесь восток? Вместо этого я гонюсь за светом, путешествуя по лабиринту, полагаясь на тени и инстинкт.

Тишину, до сих пор служивую мне единственной спутницей, нарушает лязг. Я улавливаю слабое клацанье и следую за звуком, волоча за собой по потертой дорожке подол платья. Когда я поворачиваю за угол, лабиринт становится светлее. Шок пронизывает мою грудь острым шипом.

Нет.

Сначала я отказываюсь смотреть — видеть — поэтому перевожу взгляд на руки. Мысли теряются в пустоте, когда меня затягивает водоворот.

Затем я смотрю на ключи.

Навес из сияющего серебра, бронзы и ржавого металла, удерживаемый красной нитью — одеяло в небе, сотканное из крови. Ключи лязгают в унисон, играя темную мелодию, от которой меня пробирает до костей.

Из меня вырывается трескучий смешок. Я смотрю на ключ, вытатуированный на плоти, пока не затуманивается зрение. В уголки глаз попадает пот, и меня словно игла пронзает боль.

Он знает меня.

Я скрывала уродливую и мерзкую суть под маской тщеславия. И все же он ее увидел.

В моей профессии прошлое может иметь такие же ужасные последствия, как и неправильный диагноз. Стыд является причиной большинства грехов.

Вращаясь и мерцая, как танцующие звезды на черном небе, ключи отражают отблески прожекторов. Два фонаря освещают стеклянный контейнер посреди поляны. Резервуар, до краев наполненный чем-то похожим на воду. Над ним подвешен полуобнаженный мужчина.

Он кричит, борясь с путами.

— Помогите!

Я пытаюсь повернуться, чтобы вернуться в лабиринт, но голос Грейсона меня останавливает.

— Под твоим пациентом находится смертоносная смесь, содержащая высококонцентрированную серную кислоту. Смертельная концентрация, способная растворить плоть и кости. Чтобы помочь ему, Лондон, нужно соблюдать правила. Если ты сочтешь, что его жизнь достойна того, чтобы ее спасти.

— Пошел ты! — Я оглядываюсь, пытаясь понять, где он. Цепляюсь за бисер на шали, накинутой на плечи, и тяну за него. Она рвется, и стеклянные бусинки падают на землю. — Как мне его спасти?

— Есть путь, по которому ты должна пройти. Камни укажут дорогу. Встань на каждый и выбери ключ. После сделанного выбора, пациент будет либо опускаться, либо подниматься выше. — Он делает паузу. — Я отобрал для вас два особенных ключа. Один сбросит его вниз, другой — спасет.