Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Темное безумие (ЛП) - Ромиг Алеата - Страница 12


12
Изменить размер шрифта:

— Хочешь знать, есть ли какая-либо связь между мыслями об операции и тем, что мой пациент находится в камере смертников?

Она дергает головой, пожав плечами.

— А она есть?

Я прикусываю нижнюю губу.

— Я так не думаю. Причины, по которым я отложила операцию, не имеют ничего общего с тем, как я реагирую на своего пациента.

— Лондон, мы никогда не рассматривали вопрос о твоей вине выжившего, — говорит она. — Ты предпринимаешь какие-то шаги, чтобы бороться с этим?

— Ну, я же подумываю об операции, не так ли? — Я смотрю на аквариум. — Прости. Я сегодня не в лучшем настроении.

— Нет, ты права. Это важный шаг к тому, чтобы, наконец, осознать, что ты не несешь ответственность за смерть отца.

Ее слова резкие и быстрые, словно пощечина. Моя рефлексивная реакция столь же резка.

— Я никогда не говорила, что виню себя…

— После аварии ты отказалась от операции, которая избавила бы тебя от болей в позвоночнике, — настаивает она. — Ты каждый день живешь с болью, потому что той ночью ты была за рулем машины. Не нужно быть психологом, чтобы понять, что ты заставляешь себя страдать из-за чувства вины, Лондон. И теперь, когда твоего пациента, вот-вот приговорят к смертной казни, в то время как ты думаешь, что можешь ему помочь, ты снова страдаешь от вины. Ты проецируешь свой стыд на пациента, который — если ты его не спасешь — умрет, и ты будешь в этом виновата. Ты хочешь рискнуть карьерой из-за того, что отказываешься бороться с виной? Ты когда-нибудь спрашивала себя, почему чувствуешь такую потребность заступаться за убийц?

Жестокая честность. Именно поэтому я допустила Сэди до своих мыслей. Я вытираю пот со лба. А когда смотрю на руку, то под слоем макияжа вижу вытатуированный ключ. Мои виски стучат синхронно с участившимся сердцебиением.

— Мне нужен перерыв. — Я встаю и иду к мини-холодильнику, чтобы взять бутылку воды. Я делаю большой глоток, прежде чем передаю бутылку Сэди.

Она принимает ее и ставит на пол.

— Слишком сильно для второй сессии?

Я фыркаю от смеха. Затем, посерьезнев, смотрю ей в глаза.

— Я убила своего отца.

Я никогда не произносила эти слова вслух.

Сэди не вздрагивает.

— Твой отец погиб в автомобильной катастрофе.

Я киваю, хотя мне виднее.

— Я идентифицирую себя с ним, — говорю я. Естественно, что я имею в виду Грейсона. — Мой пациент — Ангел Мэна. Безжалостный убийца. Никакого милосердия, хотя его прозвище говорит об обратном. И я прекрасно понимаю его логику. Все его жертвы заслуживали наказания. И я идентифицирую себя с ним, потому что я рада, что они мертвы.

Между нами наступает тишина, которая становится слишком громкой, и я больше не могу глядеть в пол. Я поднимаю взгляд. В выражении лица Сэди до сих пор нет ни намека на осуждение, и почему-то это только усугубляет ситуацию.

— Я знаю. — Я откидываю челку. — Мне нужно прекратить наши сеансы.

— Нет, — говорит она, и это меня шокирует. — Тебе нужно копнуть глубже, доверься себе, изучи перенос и контрперенос между тобой и пациентом.

Я хмурюсь.

— Психоанализ? Я думала, ты давно согласилась, что я плохо разбираюсь в фрейдистских методах.

— Просто ужасно. — Она искренне улыбается. — Но было бы непростительно не дать тебе бросить себе вызов и удерживать тебя от великого открытия только из-за небольшого страха.

— Бросить себе вызов, — повторяю я, отчетливо слыша страх в своем голосе. — Это предписание врача?

Она вздергивает темные брови.

— Вообще-то, да. Тебе не нужно, чтобы я говорила, что делать, или давала разрешение. Если твой пациент приговорен к смертной казни, ты должна принять это и признать, что это не отражение тебя или твоей жизни. Опасность не в твоих личных чувствах к пациенту. Это можно исправить. Несколько сеансов, и мы с этим разберемся, а ты продолжишь свою работу.

Я цепляюсь за ее последние слова, ожидая, когда она скажет «но». Всегда есть какое-то «но».

Она наклоняется ближе.

— Опасность заключается в том, чтобы выяснить причину. Есть определенные двери, которые наш разум держим запертыми, чтобы защитить нас. Будь то подавленные воспоминания или отрицание, — ее взгляд не дрогнул, — мы неспроста вешаем на эти двери амбарный замок. Как только ты его сломаешь, пути назад не будет. Тебе придется принять новую реальность, а это может быть опасно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я знала, что, позвав Сэди, я не смогу и дальше скрывать правду. Она была мастером в своем деле.

— Боюсь, что я уже запустила процесс.

Она берет меня за руку, и я ей позволяю. Такое утешение вы предлагаете человеку, потерявшему любимого, у которого в груди дыра вместо сердца. Хотя Сэди рядом, я отправляюсь в это путешествие одна.

Я не боюсь того, что ждет меня за чернотой. Я знаю, что там прячется, таится. Угрожает. Я боюсь, что, рассказав правду, я потеряю остатки своей человечности.

— Расскажи мне, что произошло до аварии. Позволь мне быть твоим якорем, — Сэди кладет ладонь на мою руку, крепче сжимая.

Ее вопрос бьет, словно кнут, отчего время трещит по швам, и прошлое перетекает в настоящее. Сначала кадры воспоминаний краснеют по краям, а потом их полностью заливает кровь.

Столько крови.

Если бы Сэди знала правду — если бы она знала всю историю, — то могла бы передумать насчет совета установить более глубокую связь с моим пациентом. Несмотря на долг врача, из темных уголков моего разума шепчет голос. Предостерегает меня. Чтобы защититься, мне нужно избегать Грейсона.

Он опасен.

Я тяжело сглатываю. Как только я начну, то уже не остановлюсь, пока у меня не закончится воздух.

— У него на шее был ключ…

Глава 8

СИЛА ТЯЖЕСТИ

ЛОНДОН

Существуют законы, которые можно нарушить, и законы, которым мы должны подчиняться. Как один человек может на их основе решать судьбу другого?

Я прокручиваю в голове этот вопрос, в то время как внутри меня начался обратный отсчет, тикающая стрелка на часах жизни Грейсона. У меня осталось меньше месяца на то, чтобы сформировать результаты психоанализа, а передо мной встала дилемма: Каким законам мы подчиняемся? Человеческим или вселенским?

Человеческие законы существуют на протяжении довольно длительного периода времени, они меняются и меняются довольно часто. То, что когда-то считалось грехом, караемым смертью, теперь является простым выражением сексуальных предпочтений, политики, религиозных убеждений. Через сто лет грех в его нынешнем представлении может стать забавным времяпрепровождением, так сейчас мы оглядываемся назад на предков, которые когда-то считали мир плоским. Или как мы возмущаемся невежественностью Салемских процессов над ведьмами.

Наша система правосудия и наши убеждения являются прямым отражением политики, основанной на том, что мы готовы принять, — на том, что может принять общество в целом. Но есть законы, с которыми мы не можем спорить, например те, которые регулируют наше существование.

Существует явление, сила, которая притягивает все, что имеет массу, друг к другу. Гравитация, которую мы каждый день принимаем как должное, — это беспрекословный закон.

Сила тяжести.

Два объекта сталкиваются друг с другом и повреждения не предотвратить, потому что этот закон нерушим.

То же самое относится к действиям Грейсона, его грехи создали черную дыру в системе правосудия. Он мчится к своей судьбе со сверхзвуковой скоростью, и нет внешней силы, достаточно сильной, чтобы остановить это.

Даже я не столь сильна.

— Лондон?

Обеспокоенный голос Лейси вырывает меня из мыслей, и я перевожу взгляд с телефона на секретаршу.

— Надзиратель Маркс уже на пути сюда, — говорит она таким же усталым голосом, как и я. Она опускает трубку телефона. — Мне жаль.

Со вздохом кидаю мобильник в сумочку.

— Тогда тебе придется поговорить с ним лично. Ты справишься. — Я натянуто улыбаюсь. — Просто скажи, что моему пациенту понадобилась неотложная помощь.