Назад в СССР: демон бокса (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 44

Почему меня не любят?

Четверть и полуфинал я выиграл по очкам, лишившись гордого права заявлять «все победы одержал досрочно». В полуфинале, откровенно говоря, совсем сник, утешал себя тем, что бронза всё равно — моя, с ней абонемент на чемпионат Белоруссии. В общем, удивился, когда рефери поднял мою перчатку. Возможно, оценили, как яростно молодой и неопытный рубится с мужчиной в полтора раза старше. А могли и специально притормозить с отеческим «повзрослей, рано тебе».

Перед финалами дали два дня перерыва, бесценных для кормления дракончика, повезло, что Ким вернулся в Минск. Накануне боёв, назначенных на воскресенье, нас собрали на торжественное заседание по поводу чего-то там в Комитете по физической культуре и спорту при Совете Министров БССР, оно проходило в Доме правительства на площади Ленина, я впервые туда попал. Не сказал бы, чтоб очень рвался, но никто не спрашивал моего желания.

Пока рассаживались перед заслушиванием длинных и тоскливых речей, ко мне подсел мужчина под тридцон в возрасте, такой же щуплый и невысокого роста как я. Лицо — кавказского типа, смутно знакомое, видел его во Дворце спорта.

— Узнаёшь? Я — Давид Хакашев из погранкомитета, завтра встречаемся.

— Завтра — так завтра. Беседовать нам не полагается. Вдруг взятку мне предлагаешь, чтоб я лёг в финале.

— Я — тебе? Да, похоже на взрослом турнире тебе совсем отбили мозги. Если они только раньше были, ведь просили тебя — пропусти вперёд Соломатина.

Ага, пограничная солидарность. Соперник уверен в себе. Единственный на турнире, кто все бои вплоть до полуфинала завершил досрочно. И что делать с фруктом, сидящим напротив? Я начал петь песню кота Леопольда «ребята, давайте жить дружно».

— Извини, ошибся. Но, согласись, не стал парня увечить в отборочном бою, иначе его бы не допустили на республику и от брестского «Динамо».

— Да нахрен ему не сдалось брестское! Все договорённости были на перевод в Минск, пока не вылез ты — малолетний щегол.

— Так пусть едет на республику, потом на Союз и берёт медаль. Раз способный?

— Не хочешь понять… Придётся учить, — Хакашев взял покровительственный и одновременно несколько презрительный тон. — Тебе наверняка говорили, что финал города мало что значит, все мы уже на Союзе, не стоит выкладываться, лучше поберечь силы, так? По глазам вижу, угадал. Так вот, если получил нокаут — на три месяца вообще забудь о боксе, не только о поездке на Союз, к соревнованиям, если повезёт, допустят на следующий год. Ты не понимаешь, что такое интересы белорусского спорта, интересы «Динамо», думаешь только о себе. Тебя нужно изъять из спорта хирургическим путём.

После заунывного торжественного собрания поймал Когана и рассказал ему о наезде Хакашева.

— На понт берёт, — уверенно заключил тренер. — Вряд ли тебя боится, но как боксёр опытный знает — на турнирах встречается всякое. В финал вышли победившие в четырёх боях подряд, то есть не слабаки. Хочешь, сниму тебя с финала?

— Владимир Львович, нет! Я набоксировал на второй разряд. Если урою Хакашева, а он перворазрядник, у меня будет достаточное количество побед на первый. Знаю, рискую. Но вы же знаете и сами учили — всегда нацелен на победу.

Я провожал тренера к стоянке, где он оставил свои «жигули», мне ещё на троллейбус бежать, за эти годы пустили ещё несколько маршрутов из центра на Одоевского, район из беспредельно отвратного превратился в умеренно неприятный, по-прежнему мной нелюбимый.

— Он — нокаутёр. По манере свормер, полезет в ближний бой, ты его не сдержишь. Вытащит на обмен ударами, и они будут не в твою пользу. Лупит сильно, я примерно знаю твою стойкость и способность быстро приходить в себя, против Хакашева они недостаточны. Сам держит удар, будто у него деревянная колода вместо головы. Считаю, шансов у тебя немного.

— Как говорил Портос в «Трёх мушкетёрах», дерусь потому что дерусь. Если башка у него непробиваемая и лезет в ближний бой, отработаю в корпус. Ливер у всех одинаковый — мягкий.

Признаюсь, спал плохо. Потом едва проснулся около девяти, нарвался на требование ма: непременно в два быть у бабушки, у неё день рождения, о чём противный внук конечно же забыл. Её супруг не встрял, из «Физкультурника Белоруссии» знавший, что у меня финал чемпионата города. Благоразумно промолчал, иначе разговор об участии тинэйджера во взрослом турнире вызвал бы такой жуткий скандал, что… В общем, я обещал. В крайнем случае — с небольшим опозданием.

— Никаких опозданий! — ультимативно отрезала ма, спасибо, что не препятствовала уходу из дома.

«Динамо» закрыто. Я поехал в институт физкультуры, чтоб как-то вне квартиры скоротать время и проверить одно соображение. Пусть не на боксёрской груше, а на макиваре.

Ким, почувствовав, что ко мне лучше сейчас не лезть, без расспросов пустил в зал. Только потом решился вставить пять копеек, отметив мою крайне необычную стойку.

— Да, папа Ким. Она неудобна и нерациональна. Но противник её не ждёт.

По команде «бокс» я первым кинулся на него, очень низко опустив голову, в худших традициях «головастиков», мы даже треснулись лбами. Хакашев, не ожидавший подобного, немедленно огрёб джолт, наполненный доброй половиной внутреннего запаса Ци, и рухнул как подстреленный. Рефери остановил бой на четвёртой секунде, не открывая счёт, зрители, скорее всего, ничего даже не успели понять. Пограничника унесли на носилках, к награждению «серебром» он не вышел, сообщили, что боксёра увезла «скорая».

Коган ничего не сказал. Я чувствовал, что разговор про взращиваемого монстра, вроде как шуточный, начинает обрастать для тренера материальным наполнением. А он даже Яшку не видел.

Конечно, к четырнадцати ноль-ноль я не успел, пришёл около пяти и торжественно вручил бабушке золочёный кубок, присев на колено как рыцарь перед дамой: эта победа в вашу честь! Все мои кубки хранились у бабушки на верхней крышке пианино, а не на Одоевского, ма требовала: убери мерзость, не то выброшу в мусорку. Бабушка, дедушка, оба дяди с семьями, большая такая семья, поздравляли, Евгений не отсвечивал, одна ма кривилась, а я молился только, что она в силу пренебрежения к моим спортивным успехам не сочтёт нужным прочесть надпись на железяке и не уловит, что сын дрался с взрослыми дядьками. Во время первой же паузы спросила о «более важном»: сделал ли я уроки и готов ли к школьным занятиям в понедельник?

Да, мама. Конечно, мама. Как скажешь, мама! Только отстань.

Два с лишним года до совершеннолетия, до какой-то минимальной самостоятельности. Терпеть. Терпеть!

В моей нынешней жизни нет противников, кого надо одолеть — как выполнить сверхзадачу. Предполагаю, что паскудный «Вышний» достаточно быстро найдёт применение моим миллионам, вложит в Apple, в биткоин, что там растёт быстро, посчитает, какие акции компаний, рухнувшие в бездну после терактов 11 сентября, стоит скупить, потому что чисто кулаками намолочу десятки миллионов в лучшем случае, ну — сотню. И то, две моих тайных сверхспособности никак не гарантируют восхождения на боксёрский Олимп. К тому же нет уверенности, что восточные знания об энергии Ци не используются никем из нынешних чемпионов либо не будут освоены в ближайшем будущем. Лучше бы подкинул мне идею какого-то стартапа, чтоб в восьмидесятые годы я ввёл в обращение технологию девяностых, а то и нулевых.

Его долгое молчание настораживает. Вдруг увлёкся окучиванием других кавказских туристов и засылает всё новых в прошлое, наполняя трупами ближайшее ущелье? Ведь для инопланетного засранца длится всё тот же день девятого августа две тысячи двадцать четвёртого как День сурка.

Я не ищу конфликтов, стараюсь быть хорошим по отношению к живущим вокруг меня в СССР и хотя бы лояльным (чисто внешне) к заказчику, но тот обычно шпыняет, да и окружающие не особо любят, кроме бабушки с дедушкой, не понимающих мою сущность. Как тайный агент на холоде с заданием на шестьдесят три года, никому не откроюсь, останусь вечно одиноким. Даже если кому-то рассказать, не поверят, материалисты.