Бывшие. Вспомни о нас - Ройс Мэри - Страница 9

Я останавливаюсь под тяжестью его нечитаемого взгляда, которым он до неприличия долго обводит мою фигуру и задерживается на туфлях. Уголки его губ дергаются, но он стирает эту улыбку одним движением большого пальца.

– Скольких мужчин ты свела с ума этими туфлями? – произносит он задумчивым тоном, прежде чем взгляд его темных глаз поднимается выше и, задержавшись ненадолго на моих объемных бедрах, находит мое лицо.

У меня в горле что-то дергается, и я прочищаю его.

– Я же сказала, что доеду сама, – игнорирую его попытку пофлиртовать.

– Говорят, Петербург опасен в темное время суток.

Я усмехаюсь, чувствуя привкус горечи этой улыбки.

– Забавно это слышать от того, кто угрожал моей жизни и жизни моего сына. А теперь ты выследил меня и думаешь, я сяду в твою машину?

Глеб театрально прижимает ладонь к своей гранитной груди и ахает, изображая разочарование.

– Так и умирают рыцари в двадцать первом веке, – его тон выводит меня из себя, и я вздергиваю подбородок.

Оттолкнувшись от капота, он делает шаг ко мне, но только для того, чтобы открыть передо мной дверцу переднего пассажирского сиденья.

– Думаешь, если бы я хотел навредить тебе, то спросил бы твоего разрешения? – Он вскидывает бровь. – Я не угрожал тебе, Елена, а лишь предупредил, какие последствия тебя будут ждать, если ты не прислушаешься к моим словам. А теперь будь так любезна, – паясничает он, – сядь, пожалуйста, в машину.

Скрепя зубы я сажусь в его машину, и тяжесть моего решения мгновенно опускается на самое дно живота. Я делаю глубокий вдох, и такая же тяжесть наполняет легкие помимо запаха дорогого кожаного салона и тропического мужского аромата. Теперь этот мужчина пахнет иначе. Он пахнет опасностью. И тайнами, которые я хочу разгадать. Еще один вдох, и я с досадным стоном прикрываю глаза. Господи, это какой-то гребаный афродизиак.

А когда Глеб садится на водительское место, мое волнение только усиливается. До этого момента салон машины казался мне слишком просторным, но теперь становится тесно. Даже слишком. Во всех смыслах.

Я ерзаю на месте, чтобы отвлечься от теплого покалывания в определенных чувствительных зонах, чем зарабатываю на себе мажущий взгляд темно-карих глаз. Сейчас в тусклом освещении салона они чернее ночи. Но в следующее мгновение он теряет ко мне интерес и, тронувшись с места, сосредотачивается на дороге.

Я следую его примеру и пытаюсь отвлечься, наблюдая за работой дворников.

Из динамиков фоном звучит попсовая песня, но я не слышу слов из-за гулко стучащего сердца. И меня приводит в ярость только один этот факт. Я не знаю, как справиться с холодным присутствием Глеба, а он совершенно не тронут моим. Я не заставляю его нервничать, как он это делает со мной.

И конечно же я злюсь на себя, потому что в глубине души знаю: для меня это не просто встреча, чтобы урегулировать рабочий вопрос. Какая-то часть меня надеется растопить этот ледник. Надеется, что он вспомнит о нас…

Раздраженно втянув в себя воздух, я заставляю себя сменить направление мыслей. Сегодня я собираюсь ему сказать, что отказываюсь от своего дела, которое, уверена, выиграла бы в суде. Особенно после слов Стаса. Безопасность моего сына – это последнее, чем я буду пренебрегать.

Я отступлю, проиграю в этой битве, но только чтобы в конце концов выиграть всю войну.

– Я хочу, чтобы вы учли все пожелания моих клиентов при переселении, – мой голос резкий, практически разрезает напряженный воздух между нами.

– Ты приняла мудрое решение, – отвечает он после короткой паузы.

– В нем нет никакой мудрости, – огрызаюсь я. —Вы вынудили меня так поступить. Я оказалась заложницей игр больших денег. Чертовой пешкой. – Сжимаю челюсти и умоляю себя заткнуться.

Глеб останавливается в небольшой пробке, и я замечаю, как он ухмыляется и проводит по губам двумя пальцами, прежде чем поворачивает голову в мою сторону и произносит глубоким голосом:

– В тебе столько страсти, Елена.

Я борюсь с тем, чтобы не прикрыть глаза от его низкого мурлыканья. Я не из тех женщин, кто пользуется силой своей сексуальности и тем более кто падок на мужчин и все такое. Но передо мной не просто мужчина. Этот мужчина разбудил во мне женщину. И что-то мне подсказывает, что под всей этой глыбой льда все еще жив тот самый Глеб. Мой Глеб. А вот эти его страстные фразочки дают дорогу чему-то забытому снова пробиться сквозь засохшую потрескавшуюся почву моей надежды.

А еще я выяснила очень важную вещь: я по-прежнему его привлекаю. Это хорошо.

– Ты флиртуешь со мной уже второй раз за десять минут, Глеб, – включаю свою чопорность, чтобы скрыть охвативший меня трепет. – Мы едем на деловой ужин, а не на свидание.

– Я всего лишь озвучил очевидный факт. – Он пожимает плечом и трогается с места. – И, судя по твоей реакции, ты слышишь это нечасто.

Ах. Он задел старый синяк.

Прочистив горло, я ухожу от темы.

– Так что насчет условий моих клиентов? – Яперевожу взгляд на дорогу и вздергиваю подбородок, чтобы не казаться задетой.

– Обсудим за ужином, – его строгий голос снова касается моей кожи.

– Куда мы едем?

– Увидишь.

Я теряю тяжелый вздох и отворачиваюсь к окну. Это самый нелепый и странный разговор, который когда-либо у нас был. И нелепости этой ситуации еще больше придает тот факт, что, даже несмотря на его амнезию, я на короткое мгновение позволяю себе представить, что не было этой разлуки в пять лет. Не было никакой тюрьмы и потери памяти. Мы просто повздорили и сейчас не знаем, за что зацепиться и завести нормальный разговор. А потом реальность кусает меня за сердце и напоминает о трещинах, которые до сих пор хранят боль пережитого.

Спустя еще двадцать минут дождь усиливается, а мы заезжаем в один из лучших районов города, с шикарными променадами с видами на Финский залив и «Кукурузиной» на берегу – самое главное достоинство этой набережной.

И именно туда мы и поворачиваем и паркуемся в специально отведенной зоне. Схватив пиджак, Глеб первый выходит из машины и, пока я достаю зонтик из сумки, огибает капот и открывает мою дверь.

Он заглядывает в салон, держа над головой раскрытый пиджак, а когда замечает зонтик, предоставляет мне пространство для его открытия.

Мы добегаем до самого центра под проливным дождем и прежде, чем идти к лифтам, быстро приводим себя в порядок, потом Глеб сворачивают промокший пиджак и вешает его на свое сильное предплечье, а я стряхиваю капли с зонта и складываю его.

Глеб жестом приглашает меня пройти вперед, как это и полагается джентльмену, и я, едва ли не закатив глаза, прохожу мимо него и направляюсь к лифтам.

Я захожу первая в кабину и прохожу к задней стене, за мной заходят еще несколько человек, а потом я замечаю Глеба, который нажимает нужный этаж и протискиваетсяко мне, становясь рядом.

И если меня смущает его близость, то Глеба ничуть.

Это скоростной лифт, но мы останавливаемся практически на каждом этаже, впуская еще людей, пока кабина не становится переполненной.

В конце концов, Глебу приходится встать впереди меня и опереться свободной рукой в стену над моей головой. У меня перехватывает дыхание, когда его кто-то толкает. Я вижу, как он сжимает челюсть и отворачивает голову в сторону, явно пытаясь сдержаться.

Я тоже не выдерживаю и отворачиваюсь в сторону, стараясь не придавать этому никакого значения, пока не чувствую на своей щеке его теплое дыхание.

Господи, у меня сжимаются легкие при попытке сделать необходимый глоток воздуха. Становится так жарко, что я ощущаю, как по шее стекает капля. И я не уверена, что это от дождя.

Кулак возле моей головы сжимается, и я буквально задыхаюсь от напряжения, которое исходит от большого тела Глеба. Мое сердце бьется о ребра в какой-то панике, а потом Глеб проводит носом по моим волосам, и мои колени подкашиваются.

– Что ты делаешь? – шепчу с придыханием.

– Черт его знает…

Упершись ладонями в напряженную грудь Глеба, я требую его отступить. Я не могу…