Алая вуаль - Махёрин Шелби - Страница 3

– Откупорь пробку, – неохотно проворчала я, – и откроешь бутылку. Надеюсь, тебе нравится бузина.

– Ты что, с лютеном разговариваешь?

Покраснев, я выпустила из рук клетку и резко обернулась.

– Жан! – пискнула я тонким голосом. – Я… я не слышала, как ты подошел.

– Очевидно.

Жан-Люк стоял в зарослях, где еще недавно пряталась я. Глядя на мое виноватое лицо, он вздохнул и скрестил руки на груди.

– Селия, что ты делаешь?

– Ничего.

– И почему я тебе не верю?

– Хороший вопрос. Так почему же ты мне не вери…

Внезапно лютен схватил меня за руку, и я резко замолчала на полуслове. Вскрикнув, я отскочила и упала. Нет, не потому, что лютен схватил меня когтями, а потому, что услышала его голос. Как только он дотронулся до меня, в голове у меня зазвучал странный даже не голос – отголосок: «Larmes Comme Étoiles»[2].

Жан-Люк тут же бросился ко мне и выхватил балисарду.

– Стой! Не надо! – Я закрыла собой лютена в клетке. – Да стой ты! Он ничего мне не сделал! Он не желает мне зла!

– Селия, – раздраженно начал Жан-Люк, – а вдруг он бешеный…

– Это твой Фредерик бешеный! Лучше маши своим ножом перед ним. – Я обернулась к лютену и нежно улыбнулась ему. – Прошу прощения, что ты сказал?

Я шикнула на Жан-Люка, когда лютен протянул ко мне ручку и подозвал к себе.

– Ой. – Я с трудом сглотнула, не особо желая брать гоблина за руку. – Ах да, хорошо…

Жан-Люк сжал мне локоть:

– Надеюсь, ты не собираешься касаться этого существа. Мало ли что оно трогало этой рукой!

Лютен нетерпеливо замахал мне – и, пока не успела передумать, я чуть дотронулась до его пальцев. Кожа на них была огрубевшая и грязная. Словно корни дерева.

«Меня зовут Larmes Comme Étoiles», – повторил он, и голос его звучал как ирреальная трель.

Невольно я охнула:

– Звездные Слезинки?

Лютен коротко кивнул и снова схватил вино. Он злобно взглянул на Жан-Люка, который фыркнул и попытался оттянуть меня назад. Чувствуя, как голова у меня шла кругом, я упала в объятия Жана.

– Слышал? – выдохнула я. – Он сказал, что его зовут…

– У них нет имен. – Жан-Люк обнял меня покрепче и пристально посмотрел мне в глаза. – Лютены не умеют говорить, Селия.

Я прищурилась:

– То есть я солгала. Так ты думаешь, да?

Жан вдохнул – всегда-то он вздыхает, – нежно поцеловал меня в лоб, и я чуть оттаяла. От него приятно пахло крахмалом, дубленой кожей и льняным маслом, которым он всегда полировал балисарду. Такой знакомый аромат. Такой успокаивающий.

– Я думаю, что у тебя доброе сердце.

Я знала, что он подразумевал это как комплимент. Я надеялась на это.

– Я считаю, что твои клетки прекрасны, а лютены любят бузину. – Жан-Люк посмотрел на меня с улыбкой. – А еще я думаю, что нам пора идти. Уже темнеет.

– Идти? – растерянно спросила я и перевела взгляд на холм. Я почувствовала, как под моей ладонью напряглись его мышцы. – А как же другие лютены? В книге говорилось, что в норах могут жить по двадцать гоблинов. Наверняка фермер хочет, чтобы мы забрали их всех.

Я нахмурилась. А ведь голосов шассеров уже давно не было слышно. На ферме все стихло. Лишь петух иногда кукарекал.

– А где?.. – Внутри у меня все сжалось от стыда. – А где все, Жан?

Он не смотрел на меня.

– Я отправил их.

– И куда же?

– В Ля-Форе-де-Ю.

Жан-Люк откашлялся и выпустил меня из объятий. Он убрал балисарду в ножны и улыбнулся, подняв клетку. Спустя мгновение он протянул мне руку:

– Готова?

Я посмотрела на его руку, и на меня накатила тошнота. Жан отправил бы охотников в лес только по одной причине.

– Они уже… поймали других лютенов, да?

Жан молчал, и я подняла на него взгляд. Он смотрел на меня настороженно и внимательно, словно я треснутое стекло, готовое разбиться вдребезги от малейшего прикосновения. Возможно, так и было. Я уже не могла сосчитать, сколько трещин на моей «стеклянной» коже и какая из них станет для меня последней. Может быть, как раз эта.

– Жан? – повторила я.

Еще один тяжелый вздох.

– Да, – наконец признался он. – Они уже их поймали.

– Но как?

Жан-Люк покачал головой и вскинул руку.

– Да неважно. Твоя идея соорудить клетки была отличной, а опыт придет со временем…

– Это не ответ.

Меня всю затрясло, но я ничего не могла с собой поделать. Прищурившись, я посмотрела на его бронзовую руку, на блестящие, коротко остриженные волосы. Жан выглядел аккуратно и собрано – хоть и чувствовал себя не в своей тарелке, – моя же прическа растрепалась, пряди прилипли к мокрой шее, по спине стекал пот. Перепачканные щеки горели от усталости и стыда.

– Как они поймали всех лютенов? – Внезапно меня поразила страшная догадка. – Постой, а как долго они их ловили? – с укором спросила я и чуть ли не тыкнула его в нос. – Сколько ты меня уже ждешь?

Звездные Слезинки наконец откупорил бутылку и осушил половину за один глоток. Он немного пошатнулся, когда Жан-Люк аккуратно поставил клетку на землю.

– Селия, не надо так с собой, – примирительным тоном сказал Жан. – Твоя идея с ловушками сработала, а этот лютен… даже сказал тебе свое имя. Такого прежде не случалось.

– Я думала, у лютенов нет имен! – раздраженно воскликнула я. – И не надо со мной снисходительно разговаривать! Как охотники поймали лютенов? Руками не получится, они же шустрые, и… и…

Взглянув на смиренное выражение лица Жан-Люка, я почувствовала, как внутри у меня все опустилось.

– Выходит, они в самом деле поймали их руками. Господи. – Я потерла переносицу. Дышать стало тяжелее. В груди все до боли сжалось. – Мне надо было помочь им, а я с этими ловушками…

Золотая краска на клетках теперь казалась мне глупой и пошлой.

– Я просто впустую потратила наше время.

«Вы все-таки леди».

– Да нет же! – Жан-Люк яростно замотал головой и сжал мои грязные руки. – Ты попробовала что-то новое, и у тебя получилось.

Голова у меня загудела, когда я услышала его ложь. Полгода я только и делала, что усердно старалась. Вскинув голову, я шмыгнула носом и выдавила улыбку.

– Да, ты прав, но уходить пока рано. Вдруг на ферме остались еще лютены. Может, Фредерик упустил одного или двух…

– Этот последний.

– Откуда ты знаешь, что он последний?

Я закрыла глаза. Наконец я все поняла. И сдалась.

– Это ты отправил его ко мне? – тихо спросила я.

Жан-Люк ничего не ответил. Повисло тяжелое молчание. С широко распахнутыми глазами я схватила его за синий мундир и затрясла его.

– То есть ты сначала поймал его, а потом… потом пробрался на поле и выпустил его?

– Не говори ерунды…

– Так или нет?

Избегая моего взгляда, Жан-Люк отвел мои руки:

– У меня нет на это времени, Селия. Сегодня вечером перед мессой у нас срочное собрание. Отец Ашиль прислал весть. Я должен был вернуться в Башню уже несколько часов назад.

– Зачем? – спросила я, не в силах сдержать дрожь в голосе. – И что… что за срочное собрание? Что-то случилось?

Старый вопрос. Избитый и надоевший. Вот уже несколько недель Жан-Люк постоянно куда-то пропадал, о чем-то шептался с отцом Ашилем, когда думал, что я не вижу. Он не говорит мне, о чем они секретничают и отчего их лица мрачнеют с каждым днем. У них есть какая-то тайна – срочное дело, – но, когда я спрашиваю Жана об этом, он всегда отвечает одинаково: «Это не твоя забота, Селия. Не нужно тебе беспокоиться».

Словно заведенный механизм, он повторял одно и то же.

– Идем. Я уже все погрузил. – Он кивнул на лошадей.

Я перевела взгляд на телегу, в которую он аккуратно сложил все клетки, пока я ловила лютена. Всего девятнадцать. Двадцатую Жан держал в руках. Не говоря ни слова, он пошел к лошадям. Привалившись к клетке, пьяный лютен сладко похрапывал в лучах закатного солнца. Другим эта сцена могла показаться вполне милой, может, немного необычной. Кто-то бы даже кивнул одобрительно, увидев серебряный значок на моем корсаже и кольцо с бриллиантом на пальце.