Вик (ЛП) - Аврора Белль - Страница 26

— Я тебя не слушаю. Ты токсична.

Ее материнский тон был оскорблением.

— Но ты слушаешь, глупая девочка. Ты услышишь все, что я скажу, поскольку я в твоей голове, и я буду услышана. Я требую этого.

Уходи. Уходи. Уходи!

— О Боже. — Я схватилась за пульсирующую голову, запутавшись пальцами в собственных волосах.

Я сходила с ума.

— Мои слова будут звучать эхом в твоей голове, пока твои уши не станут красными.

Мое тело начало раскачиваться. Я крепко зажмурила глаза.

— Пожалуйста, остановись.

Краем глаза я наблюдала, как она встала и направилась к центру комнаты.

— Ты красота и жизнестойкость. Одновременно мягкая и неуступчивая. Гордая, хорошенькая штучка. Ты Леокова, и ты хочешь его, — насмехалась она надо мной. — Я уверена, что ты находишь это столь же забавным, как и я, что, хотя ты отдала этому мальчику всю себя, он не дает взамен ничего, кроме объедков со стола. Ты даришь ему свое сердце, и он начисто его вырезает. Ты истекаешь кровью, а он смотрит, но ничего не делает. — Она выглядела такой разочарованной во мне. — Глупая девчонка, когда же ты прекратишь эту чушь? Ты влюбилась в бандита…

Ее слова глубоко ранили меня. Мое дыхание стало тяжелым.

— …и он не любит тебя в ответ.

Жестокий смех, которым она закончила, заставил что-то сломаться внутри меня.

Протянув руку, я сомкнула пальцы вокруг основания тяжелой хрустальной вазы, стоящей на моем туалетном столике. Смех матери отозвался эхом, и мое сердце болезненно забилось в груди.

Она смеялась и издевалась снаружи, но в моей голове она дразнила меня шепотом и ложью, пока все утверждения не наслоились друг на друга.

— Ты дура.

— Позор.

— Принцесса, которая ложится с собаками.

— Такое разочарование.

— Неудивительно, что он не хочет тебя.

— Твой отец перевернулся бы в гробу из-за того, кем ты стала.

Я задержала дыхание, когда она прицелилась в свою цель, и ее последнее заявление попало прямо в яблочко.

— Ты моя дочь.

С этим прощальным выстрелом потребность причинить ей боль взяла верх.

Мое тело дрожало от необузданной ярости, когда я подняла вазу, повернулась и проревела:

— Я сказала, хватит, — рука вытянулась, ладонь отпустила, и я наблюдала словно в замедленной съемке, как тяжелый кристалл поднялся в воздух, летя к женщине, которая родила меня.

Мать ухмыльнулась, когда ваза полетела к ней, и как раз в тот момент, когда она должна была попасть ей в лицо, она исчезла, а ваза полетела к непреднамеренной цели. В тот момент, когда она соприкоснулась с моей душевой перегородкой, пронзительный звук разбитого стекла эхом разнесся по небольшому пространству.

Шок от всего этого заставил меня зажать уши руками, чтобы скрыть пронзительный взрыв. Плечи приподнялись, когда я зажмурилась и защитно изогнулась всем телом, когда осколки стекла зазвенели и посыпались вокруг меня.

А потом тишина.

Мои дрожащие руки постепенно опустились с головы. Я выпрямилась, насколько могла, моргая в оцепенении, вглядываясь в осколки стекла и битую плитку.

Печаль наполняла меня медленно, неторопливо, словно я была стаканом под протекающим краном. Каждая упавшая капля наполняла меня еще большим горем, и капли продолжали падать.

Мое лицо сморщилось, я поднесла руку ко рту и заплакала. Я плакала долго и сильно, потому что, возможно, моя мать была права. Может быть, я была такой же, как она.

Она могла быть права во всем этом. Кроме одного.

Она ошибалась на его счет.

Виктор Никулин озарил мир улыбкой, и он стоил каждого разбитого сердца, и даже больше.

Настасья, 18 лет

Еще до того, как я сказала ему, меня охватило холодное, жуткое чувство. Это чувство подсказывало мне, что, хотя то, что я сделала, было не то чтобы неправильно, но и не безошибочно правильно. Поэтому, когда он услышал мою новость и спокойно сказал, что увидит меня позже, это холодное чувство охватило мое сердце.

Айсберг отреагировал бы теплее, чем он.

Я кусала ноготь большого пальца, сидя на трибуне, игнорируя домашнюю работу и ожидая, пока Аника закончит тренировку группы поддержки. Мое сердце сжалось, заставив меня вздрогнуть от этого укола.

Чем дольше я думала об этом, тем больше приходила к выводу, что у меня могут быть небольшие неприятности.

До выпускного оставалось два дня, и я не могла пойти с Виком. Наши отношения были хорошо охраняемым секретом. И хотя у меня было ощущение, что мои братья что-то подозревают насчет нас с Виком, они никогда не поднимали эту тему.

Не то чтобы я не думала, когда приняла предложение Брэма Аллена. Я думала. Я могла думать только о нас.

Не то чтобы я хотела пойти с Брэмом, но он показался мне достаточно хорошим парнем. Он не был ни спортсменом, ни ботаником, ни слишком привязанным к клубам. Он был просто мальчиком. И когда мы случайно заговорили о выпускном вечере, занимаясь бок о бок английским, он сказал мне, что собирается пойти один. Я сказала ему, что тоже была без пары. Итак, когда он небрежно предложил: «Мы могли бы пойти вместе?» Я подумала: почему бы и нет?

Звонок, который я сделала Вику из телефона-автомата в холле в обеденный перерыв, был короче, чем следовало, но как только моя новость дошла до него, его тон изменился. Он отдалился. Отстранился.

Я открыто выражала свое сожаление, но его здесь не было, чтобы увидеть это. Пока его машина не остановилась, и он появился тут.

Мое сердце успокоилось при виде него, независимо от его хмурого взгляда или того, как он шел к Брэму. И когда он шел решительно, как сейчас…

Мой желудок скрутило.

О черт.

Я вскочила, забыв о книгах, и побежала.

— Нет, нет, нет, — бормотала я про себя.

Я бежала изо всех сил, как могла быстро, и как только Вик подошел к бедняге и крикнул: «Эй, ты», я сделала единственное, что могла придумать, чтобы отвлечь его.

Он носил то же, что и всегда. Черные джинсы, рубашку-хенли с длинными рукавами, закатанными до предплечий, и высокие черные кеды Vans с высоким верхом. Его красивое лицо и мускулистое тело привлекали внимание как девушек, так и парней. И когда Вик сердито посмотрел на Брэма так же, как всегда, его губы непреднамеренно скривились, это только усилило его привлекательность. Челюсть Вика задвигалась, когда он щелкнул жевательной резинкой во рту, и когда он заметил, что я несусь к нему на полной скорости, он на мгновение замер, повернувшись ко мне лицом, расставив ноги и смерив взглядом, который кричал о гневе.

Но чем больше я приближалась, тем больше смягчалось его лицо. И когда он понял, что я не остановлюсь, он облизал губы и напрягся. Я прыгнула, и он поймал меня с ворчанием. В тот момент, когда мой живот прижался к его торсу, я почувствовала себя как дома. Мои ноги обвились вокруг его худой талии, и я держалась за его плечи. Он просунул одну сильную руку под мою задницу, поддерживая мой вес, а другую поднял, чтобы нежно погладить мой затылок.

Я начала говорить еще до того, как он успел это сделать.

— Не делай этого. Не в этот раз. Он хороший парень, Вик.

— Угу, — это было все, что он сказал, медленно пережевывая жвачку, явно неубежденный.

Я положила руки по обе стороны его шеи, лаская его теплую плоть нежными пальцами. Закрыла глаза и прижалась к нему лбом, прошептав:

— Пожалуйста, не сердись на меня.

Эти мускулистые руки согнулись и сжались на мне.

Я находилась достаточно близко к его губам, чтобы вдохнуть его мятное дыхание, и поспешно выдала.

— Я даже не хочу больше идти. Я не пойду, ладно?

Вик глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Он казался более чем расстроенным, когда грубо произнес.

— Если ты думаешь, что я буду сидеть сложа руки и смотреть, как какой-то панк танцует с моей девушкой всю ночь, позирует, обнимая ее, для каких-то дурацких фотографий и наклоняется ближе, надеясь ощутить вкус этих сладких губ… — он потянулся вперед, схватил меня за подбородок и заставил мою голову подняться так, чтобы наши глаза встретились. Его брови немного опустились. — Тогда ты сошла с ума, черт возьми. — Его взгляд скользнул к моим надутым губам, а затем снова поднялся. — Никто не прикасается к моей девушке, кроме меня.