Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Клятва, которую мы даем - Монти Джей - Страница 6


6
Изменить размер шрифта:

В этот самый момент я нахожусь в промежутке между?

Готовлюсь к жизни без отца. Готовлюсь научить Леви и Калеба жить без него. Наращиваю мышцы в плечах, чтобы выдержать вес горя моей матери.

Но к смерти можно подготовиться не так уж и тщательно. Можно спланировать похороны, купить участок земли и прочитать книги о скорби, но в конечном итоге это не имеет значения. Смерть все равно каждый раз выбивает почву из-под ног.

Рак прогрессирует. Мы знали об этом с самого начала. Эти процедуры предназначены для моей матери, о чем, кажется, знаю только я. Папа не хочет умирать без ее ведома, он старался оставаться с ней так долго, как только мог.

Это эгоистично, если принять это за чистую монету, жестоко для некоторых, но когда люди не эгоистичны с теми, кого они любят?

Кроме того, Скотт Хоторн не отказывается от того, что любит, особенно от моей матери.

– Извини, – ворчит он, сжимая в ладони салфетку и поднимая ее, чтобы вытереть рот. – Говорил твоей маме, что йогурт в холодильнике был плохим сегодня утром.

Йогурт, точно.

Не один из многих тяжелых побочных эффектов химиотерапии.

– В следующий раз попробуем овсянку, – отвечаю я, не утруждая себя произнесением первой фразы. Он не слепой и не наивный. Он просто не хочет признаваться вслух своему старшему сыну. Хотя я вижу его насквозь.

Когда родители поймут, что через некоторое время мы тоже начинаем их анализировать?

Мой отец не будет никем, если не будет волевым до самой смерти, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы дать ему это.

– Ты просмотрел данные, которые я отправил...

– Мои мысли и оценка «Синк Технолоджи» уже в письме на твоей почте, папа.

Я иду к мусорному баку, выбрасываю испачканное ведро и поворачиваюсь обратно.

– Тебе нравится идея совета директоров выкупить их долю?

Компьютеры всегда были моей фишкой. В них есть смысл; они не задают вопросов, и обычно есть код, чтобы исправить проблемы, когда они не работают. Понять компанию моей семьи – не проблема; дело в людях, которые там работают.

Люди – не мой конек. Никогда не были моим увлечением и, вероятно, никогда не будут. Я понимаю эмоции, чувствую их, но я активно ненавижу их каждую секунду дня. А люди? У них их чертова тонна. И ни к одному из них нет инструкции. Ты не можешь перестроить их систему, и в половине случаев то, что ты видишь, никогда не является тем, что ты получаешь на самом деле.

Я со вздохом возвращаюсь на свое место и опускаюсь в кресло. Мне хочется закурить, хочется чего-нибудь, что избавит меня от запаха рвоты и клинических запахов больниц.

Последние два года я чувствовал себя в спешке, как будто мир заметил, когда я начала выздоравливать, и сказал: Вот. Вот все, что ты пропустил, пока горевал.

У меня от этого постоянно болит голова, все эти вещи, которыми мне приходится жонглировать.

– Их консультации по безопасности впечатляют. Прибыль приличная. Легко понять, почему совет директоров в этом заинтересован.

– Но?

Когда я смотрю на него, его бровь приподнята. Его глаза впалые, тело кажется все более хрупким с каждым днем. Я могу не понимать, как люди работают, но я могу их читать, и я понял это по человеку передо мной.

– Мне недостаточно того, что я хочу их выкупить. Их разведданные о киберугрозах слабы, и это еще мягко сказано. Реагирование на инциденты слишком медленное, – я прижимаю большой и указательный пальцы к глазам, надеясь, что от этого пульсация пройдет. – И я чертовски ненавижу владельца.

Он смеется. Тот самый смех, который я слышал почти каждый день в своем доме на протяжении всей своей жизни. Глубокий, исходящий из живота. Интересно, будет ли этот звук отдаваться эхом в коридорах, когда его не станет, или время и его украдет у меня.

Смерть – не враг.

Враг время.

– Да, он немного засранец.

Я насмехаюсь. Это мягкая оценка.

– Сынок, – его рука ложится на мою и сжимает ее. – Я знаю, что в твоем возрасте это много. Когда мне было двадцать два, я пытался понять, в какой бар я пойду. Я не хотел отдавать компанию в твои руки так рано, но...

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Я знаю, – говорю я просто. Ему не нужно тратить силы на то, что я и так понимаю. – Все в порядке.

– У тебя всегда это хорошо получалось, – появляется его беззубая улыбка. – Знающий.

Суровый диагноз, поставленный моему отцу прошлой осенью, означал, что в двадцать два года мне придется возглавить «Хоторн Технолоджи» в качестве исполняющего обязанности генерального директора, пока я не передам его по наследству. Я рано окончил школу и уже начал работать под его началом в компании, к большому неудовольствию многих людей.

Возможно, они бы помогли, если бы знали, что последнее, чего я хочу, – это учиться управлять многомиллиардной компанией. Однако я знаю, что их беспокоит не мой возраст.

Нам всем приходится идти на жертвы, и слушать шепот в офисе по поводу моей умственной состоятельности – это то, с чем я готов мириться ради него. Он любит меня, многое для меня сделал, и дать ему уверенность в том, что наследие нашей семьи находится в надежных руках, – это меньшее, что я могу сделать.

– У тебя хорошие инстинкты. Самые лучшие, Сайлас. Доверяй им всегда. Ты не потерпишь неудачу, – сурово говорит он, вселяя в меня уверенность. – Я сообщу совету директоров, что мы не будем двигаться вперед с «Синк Технолоджи».

Мой телефон пикает в кармане, когда я киваю ему. Вытащив его из переднего кармана, я вижу сообщение от Рука. Когда телефон разблокируется, созданный им групповой чат уже открыт, а самым последним сообщением является его фотография с сигаретой во рту, когда он отдыхает на пляже.

Солнце отражается от черных солнцезащитных очков, которые он носит, и на его коже проступает загар, которого я никогда раньше не видел. На груди у него несколько новых татуировок, и это заставляет меня задуматься о том, что мы пропустили в жизни друг друга из-за расстояния. Однако его ухмылка говорит о том, что это все тот же Рук, все тот же парень, которого я всегда знал.

Тэтчер: Твоя грудь похожа на школьную парту.

Рук: Я обнимался с кактусом и он нежнее, чем ты.

Я едва сдерживаю смех. Им двоим еще предстоит перерасти свои мальчишеские ссоры. Если кто-нибудь из них не прекратит их, они будут продолжаться вечно, пока не заденут чьи-то чувства, и это, безусловно, будут чувства Рука.

Все чувства Тэтчера связаны с Лирой. Для остальных у него ничего не осталось.

Алистер: Заткнись, мать твою.

Вот он. Отец Колдуэлл спешит на помощь. Удивительно, что он не посоветовал Руку пользоваться солнцезащитным кремом. Мы отдалились друг от друга, но в глубине души мы будем знать друг друга до седых волос.

Время, пространство, расстояние, смерть.

Ничто из этого никогда не отнимет у нас того, что мы знаем наверняка — что мы знаем друг друга до глубины души. Мы никогда не говорим об этом вслух, это просто предрешенный вывод.

Мы те, кто мы есть. Неважно, куда мы идем и как меняемся, всегда останется эта узловатая, перекрученная нить, связывающая каждого из нас. То, что мы нашли друг в друге в детстве, мы не хотим отпускать никогда.

Они для меня братья. Каждый из них. Крепче любой крови.

Тэтч – единственный парень, с которым я регулярно вижусь: мы оба решили остаться в Пондероза Спрингс после ареста Стивена Синклера. Мы даже вместе закончили колледж, и остальные ребята приехали поддержать нас.

Два года.

Прошло два года с тех пор, как мы нажали кнопку «play», чтобы начать жизнь без мести. Кажется, что они пронеслись так быстро, будто время совсем не прошло, а еще вчера я хоронил тела.

И все же я чувствую это в своей груди.

Время, которое ускользает от меня.

Оно измеряется моим горем и его этапами.

Принятие было самым болезненным.

– Как мальчики? – мой отец кашляет в кулак после вопроса, вероятно, уже заглянув через мое плечо на экран телефона. Он всегда был таким любопытным.