Первый/последний (СИ) - Ру Тори - Страница 33

— Владик! Окажи любезность, присоединяйся к трапезе!

Проморгавшись, выхожу из-за шкафа и натягиваю улыбочку:

— Привет, дед. Что за шедевр?

— Картофельный гратен, — гордо заявляет Князь и, всплеснув руками, оседает на «трон». — Владик, ты чего такой опухший? Что стряслось?

— Перцовкой во дворе залили, — бурчу и занимаю свой стул. — Гады. Неместные. Еле отошел.

— Ах, пакостники... — тяжко вздыхает дед. — Не иначе, девяностые возвращаются. Сколько раз Санька в такие же неприятности попадал, и не счесть!.. Даже куртку ножом порезали, было дело...

Дед пускается в рассуждения о несправедливости этого мира, а я ковыряюсь серебряной вилкой в слоях пригоревшей картошки и никак не могу прийти в себя. Эрика с надеждой и нежностью смотрит из светлых, похожих на сон воспоминаний, убеждает, что все будет хорошо и я достоин лучшей участи, и я ловлю легкое головокружение, прячу глаза и снова тайком вытираю их.

Отродясь не знал, что умею быть сентиментальным придурком.

Дед крякает, надевает на нос перевязанные изолентой очки и деловито проводит пальцем по настенному календарю с полуобнаженной мадам, приклеенному к обоям все той же синей изолентой. Он задумчиво возводит очи к потолку, что-то шепчет, и до меня запоздало доходит: у старика завтра днюха!

Подпираю подбородок ладонью и усмехаюсь:

— Дед, да помню я, не переживай. Организуем в лучшем виде!

Достаю айфон, залезаю в приложение службы доставки и оформляю в ресторане заказ на десять персон. Несмотря на образ жизни, дед феноменально различает все оттенки вкуса и поэтому неравнодушен к изысканным блюдам.

— Только водку не бери. Бодягу эту... Я лучше у Насти... У Насти куплю... Свое, экологически чистое, — приговаривает Князь, и я киваю:

— Будет исполнено!

***

Фосфорные стрелки старинных часов показывают без четверти два, но я не могу уснуть — стоит прикрыть веки, на их фоне вспыхивают яркие, словно расцвеченные фильтрами кадры осеннего вечера и плавные, раскованные движения Эрики в закатных лучах...

Мозги закоротило, я любуюсь ею и вновь и вновь офигеваю от внезапного прозрения: какая она красивая и сексуальная...

Дурная кровь приливает к голове, вязким горячим желанием растекается по венам, я не на шутку завожусь. Матерюсь и пытаюсь вытащить из памяти какой-нибудь мерзкий тошнотный треш, но легче не становится — я слишком отчетливо помню приоткрытые губы в миллиметре от моих, податливое тепло стройного тела и черное, мерцающее звездами небо в синих глазах. Воображение выходит из-под контроля, рисует Эрику без одежды, и я рискую окончательно сойти с ума.

Невероятным усилием воли включаю разум и договариваюсь с собой: я не озабоченный подросток, чтобы представлять девчонку и тайком передергивать под одеялом на ее вожделенный образ, да еще и под аккомпанемент мозговыносящего храпа деда, спящего в той же комнате.

Ну и... если перейду черту даже мысленно, уже вряд ли смогу остановиться, а это не нужно ни мне и ни ей...

Смачно заряжаю себе кулаком в дубовый лоб, бодро вскакиваю, натыкаясь на соседские ящики и тазы, тащусь в ванную и встаю под ледяной душ.

«Ты никчемный!..» — внушает прокуренный, глухой, до удушья знакомый голос, но высокий и чистый звучит громче и убедительнее:

«Ты талантливый!»

«Ты холодный и равнодушный!» — не унимается первый, но второй отчаянно спорит с ним:

«Ты чуткий и добрый!»

«...На тебе закончится моя жизнь...» — безнадега хлопает черными крыльями и хрипло орет: «Nevermore!», но свежий весенний ветер раскрывает в моей душе форточку и изгоняет прочь мрак и хтонь.

«С тебя началась моя новая жизнь!»

В отражении мутного зеркала горят мои ненормальные, красные глаза, с волос ручейками стекает вода, зубы сжаты до ломоты в челюстях.

Я никогда никого не любил, не хотел, чтобы меня любили, ничего не просил и не собирался меняться, но внезапно в моей жизни появилась девчонка из другого измерения, и я... ей поверил.

И теперь вряд ли смогу существовать по старым правилам.

***

Глава 30. Эрика

«...Мать всегда говорила, что я — лучше, чем отец. Я умный, серьезный, целеустремленный и знаю, чего хочу от жизни. И я никогда бы не повел себя так безответственно, как мой или твой папаша. Эрика, золотце, мы дружим с трех лет, ты подходишь мне по всем параметрам, я для тебя — настоящая находка. Закончим одиннадцатый класс, поступим в универ и поженимся...

— О чем ты, мы вроде даже не встречаемся?..

— Теперь встречаемся. Какие-то проблемы?..»

Прошлогодний разговор на школьной линейке, испугавший меня до судорог, сейчас кажется досадной смешной нелепостью.

— Нормальная семья — это про понимание и любовь. Сделай таким тоном предложение другой девчонке и поделись с ней своими наполеоновскими планами. Посмотрим, как далеко ты будешь послан...

За неимением интернета я снова проверяю себя на прочность — шарю по папкам с фотографиями двух последних лет и внимательно рассматриваю запечатленных на них подростков. Почти на каждой я с Костей — в школе, возле музыкалки, на концерте его любимой группы, дома, у него в гостях... Бледное запуганное существо с пустым взглядом и нелепым бантом на шее — пожалуй, я и впрямь подходила этому рыхлому закомплексованному ботанику.

Если вдуматься, я никогда не собиралась с ним встречаться. До выпускного надеялась, что проблема разрешится сама собой, и мне удастся соскочить, но страх перед будущим основательно подточил волю к сопротивлению. Я слепо верила в бредни Кости про то, что не справлюсь — общество не примет меня, а гипотетические друзья предадут, сделают больно и посмеются. И что Костя, конечно же, меня простит, но мне будет во сто крат тяжелее смотреть ему в глаза.

Вранье. Вранье для несчастного, зависимого ребенка.

Прошлое, которое никогда не должно повториться.

Щелкаю мышкой, и обе папки летят в корзину.

В понедельник обзаведусь новой сим-картой и отвечу на его сообщение, призванное запугать и усмирить. Пусть поймет — я стала намного сильнее. Я справлюсь, чего бы мне это ни стоило.

В душе сияют огоньки гирлянд, и порхают трепетные бабочки. Влад...

Поливаю благодарную орхидею, пробегаюсь по недельным лекциям, готовлю полезный ужин, лежу в ванне в облаках благоухающей пены, и Влад не выходит из мыслей и сердца. У него нет девушки, а у меня нет парня. Я не знаю всех обстоятельств его жизни, но уже очень многим ему обязана. Может, я фатально заблуждаюсь, но Влад ни с кем не ведет себя так, как со мной — не боится показаться смешным, грустным, слабым, но всегда остается надежным, красивым и сильным.

С ним не страшно и не приходится ничего доказывать окружающим. От его бережных прикосновений, обжигающего сенсоры тепла и волшебного парфюма я впадаю в сладкое оцепенение, качаюсь и уплываю, как бумажный кораблик на волнах спокойного моря. Нам хорошо вместе, и... если бы он открылся мне, я бы очертя голову нырнула в его омут.

***

Сегодня снова ясно и солнечно, на стенах застыли золотые блики и бледно-фиолетовая сетка теней, из форточки тянет прохладой, душа звенит от предчувствий. Я кручусь перед зеркалом в новых брюках и кремовой шелковой блузке — да, это классика, но, благодаря нестандартному вкусу Влада, даже в ней я умудряюсь выглядеть дерзко и по-хорошему вызывающе. Подумав, расстегиваю две пуговицы у горла и, без страха и отвращения, разглядываю шрам — он говорит не о позоре, а о пережитой боли и ее преодолении.

Незримого поводка больше нет: разорван и выброшен в урну, где ему самое место.

Накидываю пальто и рюкзак и, повернув ключ в замке, быстро спускаюсь по бетонным ступеням, но у выхода застываю в приступе дурного волнения: вчера, под покровом темноты, я без спроса влезла Владу в душу. Между нами что-то неуловимо изменилось, и я не знаю, чего теперь ожидать. Если Влад, как обычно, сыграет в приятеля и сделает вид, что забыл о том разговоре, мне будет больно. Но... если он рискнет, проявит инициативу и предложит что-то большее, я... точно умру.