Королева Теней. Пенталогия (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт" - Страница 95

– Милорд магистр? – осторожно окликнул Аластор. – А это кольцо… оно… что это за кольцо?

Лицо старика приобрело странное, торжествующе тоскливое выражение.

– Это, мой любознательный юный лорд, предмет одного очень, очень давнего спора, – изрек он, поглядывая на мэтра Лоу с грустной хитрецой. – Однажды, лет семьдесят назад…

– Семьдесят пять, – поправил Лоу, не сводя взгляд с кольца. – Мэрли, старый ты прохвост… Семьдесят пять лет! Ты все‑таки его сделал…

– Должен же я был доказать, что ты не прав! – фыркнул магистр Мэрли и быстро отвернулся, но Аластор все‑таки успел заметить в его глазах тот же странный блеск. – Твоя смерть ничего не меняла в нашем споре! И вообще, не мешай рассказывать. Так вот, мои юные друзья, семьдесят пять лет назад два таких же юных тогда адепта нашли в запрещенной секции библиотеки описание любопытнейшего артефакта – абсолютного щита. Постоянно действующего, способного прикрыть носителя от любой враждебной магии, не требующего настройки… Он назывался Щитом Атейне в честь древней богини справедливости, уже совершенно забытой. Полагаю, что забытой к счастью, это наверняка была весьма кровожадная дама.

– Но это же невозможно? – растерянно спросила Айлин, и магистр артефактор кивнул.

– Так сказал и я. Трактат, однако, убеждал в обратном, вплоть до схемы создания, довольно простой, надо признать. Единственный спорный момент состоял в том, что для создания щита требовалось три живых сердца. Разумеется, это условие немедленно заставило нас забыть о создании подобного артефакта. Однако через пару месяцев Киран заговорил об этом сам. Он почему‑то был уверен, что должен быть другой, бескровный способ создать подобный щит. Мы заключили пари – я взялся найти такой способ, если только он и правда существует… К сожалению, Киран погиб, когда я только вышел… Даже не на возможность, а на ее слабый след. Но, как я уже сказал, его смерть ничего не меняла, я должен был доказать этому самоуверенному болвану свою правоту…

Голос призрака пресекся, а Аластор торопливо заморгал, надеясь прогнать жжение в глазах. Пыльно в этом склепе, вот что‑то и попало… Не плачет же он, как Айлин!

Страшно и представить, что пережил магистр! Потерять единственного друга и положить много лет на создание вещицы, пусть даже бесполезной, но единственной, напоминавшей живому об ушедшем! А с этим надгробьем что‑то не так, расплывается почему‑то…

– Я закончил работу над артефактом за несколько месяцев до собственной смерти, – закончил призрак и с натужной веселостью добавил: – Теперь, Киран, авторитетно заявляю: все твои выкладки были полной чушью! Щит Всеблагой – мой артефакт, мне его и называть! – и правда отражает любую враждебную магию, как и было описано, но работает он, только будучи подаренным любящим человеком! И перестанет действовать, как только подаривший разлюбит!

– Так это не мои выкладки – чушь, а непредусмотренное ограничивающее условие! – возмутился мэтр Киран тоже дрожащим голосом. – Умей проигрывать, Мэрли!

Аластор, боясь снова расчувствоваться, перевел взгляд на блестящие завитки простой медной оправы. Абсолютный щит! Наверное, очень полезная штука, если ты маг… и ведь это и его артефакт тоже, правда? Хотя бы немного? Магистр сам сказал, что отдает наследство им обоим! Значит… значит, он может подарить его Айлин, и это будет достойно! Правда, магистр сказал, что щит работает, только если подаривший любит… Но ведь Аластор ее любит! Совсем не так, как об этом шепчутся всякие юные дворяне, – еще чего не хватало! – но никак не меньше, чем Мэнди или Лоррейн! Хотя вот странность – с сестренками он знаком всю жизнь, а с Айлин – меньше месяца… Но все равно!

– Ал? – услышал он, поднял взгляд на подругу и замер. Кровь бросилась в лицо – Айлин протягивала перстень ему! – Возьми, пожалуйста. Я дарю его тебе! У меня и так есть щиты, свои собственные, а ты не маг, и… в общем, возьми!

Аластор сглотнул и молча кивнул, накрыв ладонью ее руку.

– Вот и прекрасно, – услышал он делано беззаботный голос мэтра Лоу. – А теперь, юноша, не выпить ли нам? За встречу, знакомство, и чтобы ваши с моей милой ученицей приобретения хорошо носились? Мэрли сказал, что у вас есть карвейн!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«Какая жалость, что учитель по этикету не рассказывал, как правильно пить карвейн с призраками, если нет стаканов и в присутствии юной леди!» – невольно подумал Аластор, снимая фляжку с пояса, и сделал первый в жизни глоток обжигающе крепкого карвейна.

Хрипящего, взмыленного от бешеного галопа коня Грегор осадил у самых ворот Академии.

– Открыть ворота! – заорал Саграсс, отставший на какие‑то полкорпуса.

От его вопля всполошились вороны, облюбовавшие частью стены академии, а частью – окрестные деревья, и снялись с мест, закружили над улицей, хрипло и недовольно каркая.

Ворота, заскрипев, начали открываться с издевательской медлительностью, и Грегор грязно выругался про себя. «Глупее всего, – подумал он мрачно, – что эти минуты ровно ничего не решают, если Ревенгар все же вернулась в общежитие и сейчас мирно спит. И тем более бесполезны, если, не допусти Претемная, с ней случилась беда. Но эта проклятая неизвестность совершенно невыносима!»

Ворота наконец распахнулись настолько, чтобы пропустить всадников, и Саграсс, нетерпеливо приподнявшись на стременах, бросил:

– Мы доставим тело в холодную. Блисс! Немедленно отправляйтесь за мэтром Денвером. Милорд? Вы присоединитесь к нам?

– Позже, – вытолкнул Грегор сквозь стиснутые зубы. – Мне нужно закончить кое‑какие дела.

– Как угодно, – сдержанно кивнул Саграсс, подстегивая коня и первым въезжая во двор Академии.

Спешиваться он не стал – сразу свернул к северному флигелю, учебному леднику Фиолетового и Зеленого факультетов.

Грегор же спешился, бросил поводья подбежавшему дежурному конюху, заспанному и взъерошенному, и направился к женскому крылу общежития, очень стараясь не торопиться, но мощеная дорожка словно сама бежала навстречу. На ней, как невольно отметил Грегор, не было ни единого следа: ни человеческого, ни собачьего, ни проталинки в выбелившей дорожку последней изморози, ни кладбищенской грязи. Ничего.

«Это ничего не значит, – упрямо подумал Грегор. – Могла ведь Ревенгар вернуться другим путем? Проклятье, да каким – другим?! Долетела по воздуху верхом на своем умертвии?! Пошла не по дорожке, а по траве, а затем влезла в комнату по стене через окно?! Претемная, какая же невозможная чушь! Но если… если ее и впрямь нет в комнате, если она все же не вернулась с кладбища… Тернер, я тебя и из Претемных Садов достану! Самого выпотрошу и кожу сдеру…»

Он все же не выдержал и, уже войдя в общежитие, сорвался на бег, одолел три лестничных пролета, почти этого не заметив, и остановился у самой двери комнаты Ревенгар. И замер, не решаясь толкнуть дверь, почти видя опустевшую комнату, застеленную с вечера кровать или, может быть, свернутый из одеяла валик, накрытый покрывалом, книги, которые она никогда больше не откроет…

«Грегор, возьми себя в руки, чтоб тебя! Если боишься открыть дверь – открой ее, наконец, и не смей бояться!»

От толчка дверь распахнулась, и Грегор шагнул за порог с той решительностью, с которой там, на границе, вел людей в атаку и бросал смертельные проклятия на остатках резерва. Бросилось в глаза приоткрытое окно, стопка книг на столе, пустая кровать – та, на которой должна была спать соседка Ревенгар…

И на второй кровати – смешавшиеся на подушке волосы, медно‑рыжие и пшенично‑светлые…

Барготовы подштанники! Да что здесь?!..

Грегор обошел кровать – и окаменел. Ревенгар, перемазанная то ли пылью, то ли кладбищенской землей, полностью одетая – разве что накидка висела на спинке кровати, да сапоги стояли у тумбочки – сладко спала, а рядом с ней так же безмятежно спал совершенно незнакомый Грегору мальчишка… нет, юноша! Лет шестнадцати на вид, не меньше, и так же совершенно точно не адепт, судя по одежде и отсутствию ученического перстня…