Возлюбленный враг (СИ) - Грез Регина - Страница 51

— Грау, ты шутишь? Некуда бежать, здесь повсюду ваши люди, в серой мышиной форме или черной со скрещенными костями под серебристым черепом - нас остановят. И потом, мне надо вернуться в свое время, просто необходимо, Отто!

— А чем ваше время лучше? Что, на планете уже прекратились войны? Русские распустили армию и перестали выпускать «Катьюши». Русские стали жить в чистоте и порядке, богато и счастливо? И довольны все?

Он так странно произнес это слово - «катьюши»... У меня даже перехватило дыхание и повеяло чем-то родным, оттуда… из другой жизни. Но ведь Отто прав - там, в моем времени мы - русские, продолжаем воевать то с одними, то с другими… кровавый Афганистан… Чечня и весь Северный Кавказ в огне… потом Осетия... теперь Сирия и что-то на Украине непонятное и страшное назревает.

Русские по-прежнему гибнут, защищая свои интересы, свои идеи. Русские хотят мира, но для этого снова и снова идут на войну. Солдаты идут на войну, обычные молодые парни, не успевшие создать семью, продолжить себя в детях.

Конечно, внутри страны сейчас более - менее спокойно, хотя бы взять наш провинциальный сибирский городок - даром что столица нефтяного края, а то же мещанское тихое житье. Правда, в последние годы город активно разрастается, строятся новые дома, и в них заезжают молодые семьи, ожидая появления детишек.

Но кто может дать гарантии, что однажды и к нам не прилетит какой-нибудь новоявленный «Гюнтер Штольц» на своем истребителе, прикрывая стаю бомбардировщиков, и наш маленький мещанский рай не превратится в адское пекло, новую "Хиросиму".

Нет, так уже не будет в двадцать первом веке, о чем я говорю… Сейчас все может быть гораздо быстрее и ужаснее. Оружие нового поколения, самые современные разработки. Одно нажатие кнопки и целого города нет. Вместо людей пойдут в атаку умные машины.

Господи, страшно даже представить! Одно решение чьей-то холодной безжалостной воли и нет целого города.

В гостиную забежала Вита с тряпочкой в руках. Сделала нелепый реверанс перед Отто и защебетала, опустив подведенные глазки:

— Вы позволите начать здесь уборку, герр офицер? Или мне прийти позже, кажется, я вам помешала.

— Начинайте, мы уже уходим! - махнул рукой Грау.

Я заметила ехидную улыбочку польки, когда она проводила нас взглядом, не упустив из вида даже маленькую коробочку, которую я все еще держала в руках. Мне стало противно от понимающей ухмылки и на душе скверный осадок притаился. Правильно ли я сделала, взяв подарок немца, зная, что серьги дорогие, но ведь разве дело в цене?

— Обещай, что больше не будешь мне ничего покупать. Это нехорошо. Даже цветов не надо, я тебя очень прошу. Мы с тобой просто друзья. Да, именно друзья и никакие не возлюбленные, никакие не враги. Ладно?

Он промолчал и нахмурился. Что-то ему не понравилось в моих словах, поэтому глухо предложил:

— Пойдем в твою комнату и будем сидеть там? Вряд ли согласишься зайти ко мне. Или погуляем во дворе, решай! Может, все-таки в город… надо же нам где-нибудь быть.

Я тяжело вздохнула. Да, человеку приходится где-нибудь постоянно быть. Где-нибудь и с кем-нибудь, потому что одному иногда просто невыносимо.

Мы вышли на улицу, но больше ни о чем не говорили. Между нами возникло странное взаимопонимание без слов. И это новое состояние меня немного пугало. А еще я вспоминала фразу Отто о том, что «нам надо было закрепиться в Киеве и Ростове».

"Ишь чего захотел! Стратег..."

Неужели он мог представить, что мы отдали бы им Киев, про Ростов я вообще молчу, не видать им Ростова… Но каков оказался Грау? Как он может такое думать… И как я могу вот так запросто с ним гулять после такого признания?

Ах, да, он же собирается меня увозить и спасать, даже на своего прямого начальника может напасть ради меня, надо же… В голове путаница, я ничего не пойму. Просто мне хочется быть с ним рядом, видеть его и слышать, только что-то другое слышать, не про войну.

— Грау, почитай мне стихи.

Он немедленно встрепенулся и сурово глянул на меня сверху вниз:

— Ты никогда не называешь меня по имени, я давно заметил. Чем тебе не нравится мое имя, ответь?

— Имя как имя.

Мне становится немного смешно, я не знаю, как ему объяснить, что это слово мне кажется кусочком взрослого имени, уменьшенной формой какого-нибудь Октавиана, например. Просто Отто - это коротко и несерьезно, совсем как Ася. У меня в школе поначалу даже были комплексы, я хотела зваться Анастасией, но мама не позволяла. Может, Отто тоже бы хотел быть Фридрихом или Вильгельмом.

— Грау мне нравится больше. Это имя похоже на крик одинокой чайки над водной гладью.

— А еще похоже на Грэй, верно? - оскалился он. - Даже не знаю, повезло мне с этим или нет… Ты помешалась на морях и капитанах, вот что я тебе скажу. У тебя в голове сущая чепуха, ты еще ребенок.

— Ты от меня недалеко ушел, между прочим, некоторые твои поступки это вполне доказывают.

Ладно, от тебя проку нет, тогда я сама буду читать стихи. Хочешь послушать Марину Цветаеву? В детстве и юности не понимала ее мятежности, а теперь каждый ее образ, каждая фраза проходит через открытое настежь сердце.

Не суждено, чтоб сильный с сильным

Соединились бы в мире сем.

Так разминулись Зигфрид с Брунгильдой,

Брачное дело решив мечом.

В братственной ненависти союзной

— Буйволами! — на скалу — скала.

С брачного ложа ушел, неузнан,

И неопознанною — спала.

Порознь! — даже на ложе брачном —

Порознь! — даже сцепясь в кулак —

Порознь! — на языке двузначном —

Поздно и порознь — вот наш брак!

— Я не Зигфрид, - мрачно заметил Грау. - Значит, шанс у нас с тобой точно есть. И ничего не поздно.

— А я просто слабая трусиха. Из союза двух слабаков тоже не будет толку, - поддела я.

— Откуда в тебе эти комплексы? Сейчас же прекрати ныть!

И так мы препирались до самого вечера, слонялись без цели по маленькому садику, потом снова бродили по дому, ужинали молча, косясь на Виту, которая бегала туда-сюда с тарелками, не столько прибиралась, как шпионила. Особого внимания удостаивался, конечно, Отто и казалось, Вита едва сдерживается, чтобы не плеснуть мне горячим супом в лицо.

Она открыто кокетничала с «паном офицером», будто случайно две верхние пуговки были расстегнуты на тесной лиловой блузочке. Меня эти выкрутасы жутко бесили, но Грау, вроде бы, не обращал внимания на прислугу, занятый своими унылыми думами.

К вечеру поднялся ветер, словно перед грозой, и мы закрыли все окна. Небо потемнело, а мое настроение стремительно покатилось вниз. Грау предложил пойти наверх, чтобы слушать дождь на чердаке. И я согласилась.

Единственная ночь

Кажется, был только девятый час, но быстро стемнело, небо закрывали тучи, ни единого просвета. Отто вытащил из коробки огромный потертый канделябр, разместил на нем две наши полуобгоревшие свечки и зажег их. По стене с алыми парусами вспугнутыми птицами замелькали тени - на крохотные огоньки дуло из невидимой щели. Странные мысли роились у меня в голове.

«На свечку дуло из угла и жар соблазна вздымал как ангел два крыла крестообразно… На озаренный потолок ложились тени, скрещенья рук, скрещенья ног, судьбы скрещенья...»

Борис Пастернак. А тут еще, как нарочно, и крест готов из двух перекладин корабельной мачты. Меня будто обожгло.

— Грау, а ты никогда не думал… О, нет, ты даже представить себе не можешь, что я сейчас скажу…

Он не обращал внимание на мои взволнованные слова, вытаскивал из-под тряпья старой корзины бутылку вина и коробку конфет, подготовился, значит, ну-ну...

— Отто, ты слышишь, как я тебя называю, милый Отто, бросай немедленно гламурную мишуру и слушай внимательно.