Здравствуй, 1984-й - Иванов Дмитрий - Страница 26

– Сергей Сергеевич, он краску не хочет отвезти Зинаиде, – неожиданно заливается слезами блондинка.

Я и Сергей смотрим на нее изумленно, да и прохожие, а вернее, пробегающие, тоже начали оглядываться.

– Да отвезу я краску, если сумку дадите, а то коробка не выдержит и развалится, – вздыхаю я.

– Утром к ним поехала машина. Почему краску туда не положили? – спрашивает у нее руководитель.

– Я забы-ы-ыла, – жалостливо воет Сашок и заливается слезами в искреннем горе.

Я неожиданно для себя обнимаю девушку за плечи, и рыдания постепенно затухают на моей груди. Сергей Сергеевич смотрит на нас насмешливо и идет сам смотреть фронт работы.

– Коробка из царских запасов. Анатолий не донесет даже до остановки, – резюмирует он. – Вы его специально такой глупостью заставили заняться?

Девушки сделали вид, что не поняли вопроса, но за минуту нашли мне две сетки, в которые я погрузил по две трехлитровые банки краски. Сашка уже не ревет, а стыдливо смотрит на окружающих. Прощаюсь со всеми и иду на улицу. Девушка вышла меня проводить.

– Толя, – поднимает глаза она. – Ты извини, если что.

– Не бери в голову, давай лучше в кино сходим? – предлагаю ей, еще раз окинув ее оценивающим взглядом.

Сашка смеется:

– Шустрый ты. Я подумаю.

Бреду с краской на автовокзал, и тут впереди меня останавливается «жигуль», и я слышу голос:

– Толя, садись, подвезем.

Глава 20

Фарановы! Мама и папа – спереди, и Аленка – сзади.

– Я с удовольствием, – отвечаю на приглашение подвезти. – Только у меня тут краска в банках. Дядь Миш, что с ней сделать? В багажник?

– В ноги ставь, – вздыхает Фаранов. – В багажнике разбиться может.

Он, по-моему, не сильно рад нам с краской, но перечить жене и любимой дочке не может. Я не тушуюсь, ведь лучше в авто с красивой девочкой, чем в автобусе с храпящей бабкой, заваливающейся поминутно тебе на плечо. Чё? Так и было, пока я ехал сюда! Аленка уже без платка помогает разместить краску у нас между ног. Одну сетку держит сама, вторую я.

– А мы тебя ждали! – радостно палит родителей «бэшка» (так мы называли учеников из параллельного класса).

– Вот, смотри чего дали, – протягиваю бумажку Аленке, затем показываю и родителям.

А пусть не думают, что я мышей не ловлю.

– Красноярск! – ахает она. – Я думала, ты ближе будешь учиться, – грустнеет ее мордашка. – Там холодно!

– Красноярск? – заинтересовался дядя Миша. – На КАТЭК дали путевку?

– Нет, в комсомольскую школу. А что за КАТОК? – прикалываюсь я, хотя отлично знаю.

– Канско-Ачинский Топливно-энергетический комплекс, – важно говорит дядя Миша. – Комсомольская стройка! Всесоюзная! Уже лет пять строят разрез, город и ГРЭС. У меня свояк там вкалывает, экскаваторщиком.

– Это Петька? – вступила в беседу тетя Маша.

– Он денег зарабатывает, как мы с мамой вместе, даже больше, – хвастается батя Аленки.

Причем делает это без зависти, с гордостью. Так немногие могут, только очень хорошие люди, по моему мнению.

– Да я пока в школе буду учиться, мне же еще десять классов заканчивать.

– Толя, а верно, что ты математику на пятерки сдал? – меняет тему тетя Маша.

– Сдал, меня даже в Москву доцент приезжий заманивал, – не без гордости ответил я.

– Молодец, парень, – похвалил отец.

– А я в медицинский хочу, – попыталась вернуть к себе часть внимания Аленка.

– А какое сейчас самое серьезное заболевание? – поддержал я тему.

– Рак, наверное, но его не лечат, только ранние стадии, – грустно сказала девчонка.

– Значит, надо обследоваться регулярно, и желательно полностью, – категорично утверждаю я.

– Это конечно, – соглашается Аленка, чем радует меня.

Может, года через три уговорю ее на серьезное обследование.

– Дождь, что ли, собирается? – озабоченно заметил дядя Миша.

И действительно, небо впереди стремительно чернело, а поскольку ветер дул на нас, то стало очевидно, что скоро будет дождик.

«Хм, дождик. Ничего себе дождик!» – думал я через десять минут, сидя в машине, стоящей на обочине дороги под проливным ливнем.

Мои попутчики также были удивлены таким количеством воды.

– Льет-то как. Надо с дороги съехать совсем, а то мало ли кто въедет, – озабоченно пробормотал наш водитель и осторожно выехал на обочину дороги подальше от проезжей части.

Тем временем стена дождя уже закрыла обзор и видимость упала метров до десяти. Звуки дождя убаюкали Аленку, и она уснула на моем плече. Хоть было и неудобно сидеть, я ее не будил. Фарановы разговаривали о своих домашних делах, а мне оставалось тупо смотреть в окно. Вдруг машина, скрипнув, поехала боком куда-то вниз. Дядя Миша встревоженно пытался рассмотреть, куда мы едем, но ничего не было видно, ясно только, что нас несло с обочины в овражек.

«Только бы машина не опрокинулась», – встревоженно подумал я, представляя, что будет с салоном, если вдруг банки с краской разобьются. Для автомобилиста теперешних времен это будет вселенское горе.

Скорость сползания нарастала, и дядя Миша крикнул:

– Ребята, держитесь, можем перевернуться.

Машина действительно попыталась перевернуться, но лишь немного завалилась набок, столкнувшись с чем-то вроде дерева. Аленка, проснувшись, с изумлением обнаружила, что буквально лежит на мне лицом к лицу, и вообще, что-то поза у нас странная.

– Па-а-ап! Что с нами?

Батя ее тем временем придавил маму, упав на нее, и пытался вылезти, открыв дверь. Дверь, очевидно, заклинило, и у него ничего не получалась. Тетя Маша, хоть и ругалась вполголоса, но, похоже, не пострадала.

– Алена, попробуй открыть дверь, тебе ближе, – прошу я уже окончательно проснувшуюся девчонку.

– Толя, с ума сошел, нас зальет сразу, – отпирается она.

– Она права, – откуда-то из-под папы говорит мама.

– Машина может и на крышу перевернуться, тогда кузов поведет, ремонтировать устанем, – приводит довод отец, а автомобиль и вправду покачивается.

– Алена, дуй к нам, а ты, Толя, попробуй открыть дверцу, – командует тетя Маша.

Сверкнули ловкие девичьи ножки, порхнул подол, слегка оголив коленки, и я, встав во весь рост, с трудом открываю дверь машины. Хлынувший поток воды меня не смутил, и я, повиснув на руках, наконец шлепаюсь в траву. Пиджак я снял, а вот брюкам капец! Следом за мной лезет дядя Миша – им там тесно втроем в одной половине машины. Ему, по причине роста, висеть на руках не надо, он спрыгивает легко, как кузнечик, одарив меня в благодарность камуфляжем из грязи. Сквозь потоки воды наблюдаю картину – машина съехала в кювет, где росли деревья, но зацепившись за одно из них и встав на бок, свой путь закончила. Пока закончила, но ветер и шевеления женского пола в машине грозили дальнейшими неприятностями с переворотом на крышу и прочими радостями.

– Ну-ка тихо там! Машка, вылезай! Потом ты, доча, – неожиданно строгим голосом сержанта крикнул отец и муж и потом дал команду мне: – Ты слева, я справа. Держи, чтобы машина не завалилась.

Что? Держи? Я что ему, Сизиф – тяжести поднимать? Взор падает на сломанный машиной ствол дерева, отрываю до конца деревцо и в один момент подпираю свой край этой лесиной. Дядя Миша доблестно зашел в тыл машины и держит свой край руками. Я не такой дебил и стою у капота, толком не держа автомобиль. Притихшие дамы выбираются из кабины, и теперь максимум, что грозит семейству Фарановых – это починка авто. С помощью тети Маши и еще какой-то матери мы опрокидываем машину назад на колеса. Аленка мокнет в одиночестве на приличном расстоянии от машины, меня Фарановым жалко значительно меньше. Лезть назад в кабину не решаемся, она хоть и стоит на четырех колесах, но и овраг приличной глубины, а ну как заскользит ниже? Бредем с тетей Машей к дороге, искать помощь, оставив дядю Мишу караулить свое транспортное средство, а Аленку не взяли по причине ее якобы бесполезности. Ну-ну. В мое время бесполезными были бы мы трое, а Аленка бы запрягла в помощь первого встречного. Тонкое платье облегало ее ладную фигурку, и создавалось полное впечатление, что девушка голая. Округлый зад, небольшая грудь, стройные ноги, облепленные платьем, – загляденье.