Закон контролера - Силлов Дмитрий Олегович "sillov" - Страница 4

– У этого плана где-то процентов тридцать вероятности успеха, – с сомнением в голосе сказал Медведь. – Этот сталкер, конечно, наполовину мутант, но вряд ли настолько, чтоб в его организме прижился такой протез. Но твоя безумная идея насчет «ведьмина студня» меня натолкнула на одну мысль. Что, если попробовать заразить Снайпера волосохвостом?

Шаман удивленно поднял брови, отчего на его лбу образовалось несколько мясистых складок.

– И эти люди что-то говорят насчет моей безумной идеи, – фыркнул он. – Интересно, кстати, как она связана с протезом на основе «ведьмина студня»?

– Безумием, и только, – пожал плечами Медведь. – Понимаю, что никто до нас этого не делал, но вот смотри: волосохвост, конечно, питается кровью носителя, но в то же время он паразит правильный: в отличие от глистов, например, или той же онкологии жрет хозяина изнутри ответственно. Заботится о нем, лечит, поддерживает оптимальное физиологическое состояние. Как люди скот выращивают, например, или урожай. Хочешь покушать – изволь холить и лелеять пищу для того, чтобы она была вкусной и полезной.

– То есть ты предлагаешь просто пришить ему руку как придется, а потом заразить волосохвостом, и пусть эта тварь сама соображает, как ту руку нормально прирастить и вылечить. Я тебя верно понял? – уточнил Шаман.

Медведь снова пожал плечами.

– Ну, мы с тобой не хирурги, на другое учились. Ну да, пришьем на глазок. А там, где мяса и костей не хватает, напихаем свинины – не случайно ж вчера поросенка зарезали, думаю, это провидение. Свиное мясо по составу похоже на человеческое, а там пусть волосохвост сам разбирается со строительным материалом.

Я слушал все это, и идея кузнецов мне совершенно не нравилась. Но, с другой стороны, перспектива остаться без руки мне не нравилась еще больше, потому я встревать не стал – альтернативы-то, в общем, не было.

– Ну, давай попробуем, – фыркнул Шаман. – Ща иголку с ниткой принесу, а ты в подпол сгоняй, вроде была у нас банка с волосохвостом. Если не сдох еще, конечно.

– Не должен, – отозвался Медведь. – Я ему в прошлом месяце двух тухлых крыс в ту банку засунул, так что он как раз должен проголодаться.

Я молчал, притворяясь, что сознание ко мне так и не вернулось – что отчасти было правдой, так как я плавал где-то на границе между явью и забытьем. Пусть эти кузнецы делают что хотят, может, я с их экспериментов поскорее сдохну.

Шаман вернулся быстро со здоровенной цыганской иглой, в которую была продета суровая нитка, полиэтиленовым пакетом с кровавой требухой и свежей костью – полагаю, свиной. А еще за широким поясом у него было заткнуто топорище без следов использования – похоже, новое, недавно вырезанное из деревяхи.

– Очнулся? – хмыкнул он, заметив, что я за ним наблюдаю. – Ща лечить тебя будем. Ты только не обессудь, обезболивающих у нас нету, как и медикаментов, – у нас с братом любая рана быстро зарастает. Порода такая наша, стало быть, кузнечная, н-да. Так что вместо обезболивающих я тебе топорище принес.

И потянул из-за пояса деревяху.

Я не понял, о чем это он. При чем тут обезболивающие – и топорище? Разве что по макушке им меня съездить, дабы я вырубился и не мешал доморощенному хирургу надо мной издеваться.

Но все оказалось прозаичнее.

– Ты его зубами сожми, – сказал Шаман, поднося к моему лицу сомнительный аналог общего наркоза. – Захочется заорать – вгрызайся сильнее. Я во время работы посторонние звуки ненавижу, могу какую-нибудь фигню сделать.

Фигня в таком важном деле, как моя рука, меня не устраивала, потому я послушно зажал зубами кусок дерева, пахнущий смолой.

И тут же понял, что сделал это не зря.

Шаман, особо не церемонясь, воткнул иголку в мое мясо и деловито принялся пришивать мою оторванную, изуродованную, уже слегка посиневшую руку к культе.

Выглядело это довольно жутко и ощущалось, словно кузнец орудовал не обычной иглой, а раскаленной докрасна. Что ж, он оказался прав – топорище помогло. Когда вонзаешь зубы в мягкую древесину, вместо того чтоб орать как ненормальный от запредельной боли, – оно легче. Боль в корнях зубов, принимающих на себя недетскую нагрузку, немного глушит ту, другую, и помогает не отъехать в спасительное забытье. Хотя, может, оно и лучше было бы – вырубиться и не чувствовать это все.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я б, может, даже и извивался непроизвольно от таких адских ощущений, но мощные лапы Медведя придавили меня к столу. Плечи будто тиски сжали – ни дернуться, ни даже пошевелиться.

– Терпи, – сказал Медведь. – И не выключайся. Так надо.

– Кому надо? – прохрипел я, больно скребанув пересохшим языком по топорищу.

– Тебе надо, – терпеливо разъяснил кузнец. – Может, Мирозданию, которому ты зачем-то нужен. И еще волосохвосту. Он без боли работать не будет. То ли питается он ею, то ли еще что, но на бездыханные тела он вообще не реагирует. Капризная тварь.

Я попытался сфокусировать взгляд на банке, стоящей на том же столе.

Похоже, Медведь не врал. Тварь внутри прозрачного сосуда заметно возбудилась – копна ее тонких щупалец интенсивно шевелилась, словно растревоженный клубок змей. Очень паскудное с виду существо, от одного взгляда на него тошнотворный комок подкатывает к горлу. Оставалось надеяться, что кузнецы знают, что делают…

Между тем Шаман шитье закончил примерно на две трети, оставив кровавый «карман» между культей и изуродованной рукой. Завязав нитку узлом и перекусив зубами длинный конец, Шаман взял свежую свиную кость и принялся крошить ее пальцами над «карманом», словно сырую булку. Нереальная силища для человека, конечно, – хотя кто сказал, что братья обычные люди? Обычные на Распутье Миров не живут, выполняя то ли функции привратников возле входов в иные миры, то ли их хранителей.

Накрошив в «карман» костной муки, Шаман принялся пихать в него свиную требуху, легко разрывая на кусочки фрагменты кишок. А когда напихал, по его мнению, достаточно, то открыл банку, схватил шевелящийся пучок волос и прилепил его на место операции, в тот самый кровавый «карман».

Волосохвост, похоже, только этого и ждал.

Его «шевелюра» моментально облепила мою руку – и тут я понял, что такое настоящая боль!

Мне реально показалось, что от этой мучительной волны, мгновенно разлившейся от руки по всему телу, я сейчас сдохну. Потому что живое тело не способно терпеть такую пытку. Не рассчитано оно на такие страдания и просто обязано или окочуриться, или как минимум отключиться…

Но не тут-то было!

По ходу, волосохвост реально питался чужой болью. Глаза у меня заволокло алой пеленой, тело затряслось, словно меня подключили к высоковольтной линии. По всем законам физиологии я должен был либо сдохнуть от такой адской пытки, либо вырубиться – но ни того, ни другого не происходило. Я бился на этом чертовом столе, выбивая каблуками берцев из дубовых досок пулеметную очередь, из моего рта сочилась кровавая пена, пропитывая алым топорище, которое я грыз, будто обезумевший пес… Щепки от разлохмаченного дерева кололи мне губы, язык и десны, но разве можно было сравнить эту боль с той, что разрывала на куски мое тело изнутри…

Не знаю, как долго продолжалось это ужасное испытание, которое я точно никогда не забуду, но вдруг в один момент все закончилось. Словно меня от высоковольтной линии рубильником отключили.

Раз – и всё.

И лежу я мешком на столе, облепленный своими мокрыми шмотками, насквозь пропитанными потом и кровью.

И пошевелиться нет никакой возможности, потому что сил нет от слова «вообще».

И в черный от копоти потолок я смотрю не мигая лишь потому, что сил нет даже закрыть глаза…

– Неплохо сработал волосохвост, – донесся до меня голос Шамана. – Можно сказать, хорошо сработал. Отпусти этого сталкера, Медведь. Он теперь не дернется, даже если ему начать кувалдой ноги ломать. Волосохвост при первом знакомстве все выпивает из человека – силы, боль, болезни, мысли, эмоции, после чего внедряется в пустое тело, чтоб начать там новую жизнь.