Крупные формы. История популярной музыки в семи жанрах - Санне Келефа - Страница 76

Из-за прилавка я лучше понял, как устроена экономика музыкального магазина. Азеррад в своей книге неодобрительно отзывался о популярных инди-группах вроде тех же Sonic Youth, со временем заключивших контракты с крупными корпорациями: “Как только они подписались на мейджор-лейбл, важная связь с андеграунд-сообществом была навсегда утеряна”. Однако широкое распространение музыкальных магазинов в 1990-е было во многом отражением силы крупных лейблов. Для лавки вроде той, в которой я работал, новые записи с независимых лейблов были инструментом, привлекающим клиентов – двух– или трехдолларовая разница в цене была нерелевантна, особенно если вычесть общую стоимость релизов, которые ты заказал, но не смог продать. Б/у-пластинки и диски, в том числе мейнстримные, приносили больший доход, особенно если удавалось приобрести их по дешевке – если разорялся чей-то бизнес или просто человек расчищал завалы старья в гараже (помню странное чувство дежавю от прочесывания секции б/у-пластинок в другом магазине – поговорив с владельцами, я выяснил, что они выкупили весь ассортимент закрывшейся парой лет ранее лавки “Rhymes” в Нью-Хейвене, а значит, я разглядывал все те пластинки, которые с тяжелым сердцем не стал покупать еще школьником). Еще лучше для маленького магазинчика были промо-копии с “кат-аутами” – обрезанными уголками или дырочками в обложках, которые проделывались для обозначения товара, не предназначавшегося к продаже. Инди-лавочки вроде нашей игнорировали это, а существенная разница между закупочной и продажной ценой была нам только на руку, поэтому мудрые женщины, владевшие нашим магазином, поддерживали постоянную связь с таинственными личностями, добывавшими откуда-то полные коробки промо-копий самых горячих релизов. Даже в небольшом кембриджском магазинчике вроде нашего большинство покупателей приходили за популярной музыкой. И существовала целая индустрия, нацеленная на то, чтобы исполнить их запросы, – индустрия столь масштабная и столь рентабельная, что мелкие бизнесы всех мастей могли существовать в ее тени и питаться ее объедками.

Упрямые пуристы

Осенью 1994-го, через год после того, как я поступил в Гарвард, в Бостоне состоялся один из самых масштабных и печально известных панк-рок-концертов. Группа Green Day согласилась бесплатно выступать на мероприятии местной альт-рок-станции WFNX на открытой площадке “Hatch Shell” у берега реки Чарльз. Есть несколько гипотез, что именно пошло не так. Ретроспективно можно с уверенностью утверждать, что разрешать спонсору, компании Snapple, бесплатно раздавать всем желающим бутылки с соком было ошибкой – аэродинамические свойства этих бутылок превзошли все ожидания. Но главной проблемой было то, что Green Day были слишком популярны. Незадолго до выступления вышел их прорывной альбом “Dookie”, именно в те дни становившийся настоящим блокбастером – вскоре ему суждено было превратить ансамбль, вероятно, в самую популярную панк-группу в истории. В “Hatch Shell” собралось около 70 тысяч зрителей, которые быстро снесли сначала хлипкие барьеры, – а затем и музыкантов, успевших исполнить всего полдюжины песен, прежде чем скрыться за кулисами от бесконтрольно летающих по воздуху бутылок из-под сока. Десятки человек были арестованы, а местному телевидению пришлось объяснять зрителям, кто именно был виноват в хаосе. “Их называли «панк-кидами с синдромом гиперактивности»”, – распространялся один репортер, и, слушая его, некоторые зрители постарше наверняка испытали теплый укол ностальгии. Со встречи The Sex Pistols и Билла Гранди прошло два десятилетия, но панк-рок по-прежнему нарушал общественное спокойствие.

Панк-ривайвл 1990-х начался по чистой случайности еще в 1986 году с запуска одного независимого рекорд-лейбла. Он назывался Sub Pop и базировался в Сиэтле, где культивировал, как это свойственно инди-лейблам, особый, узнаваемый стиль. Группы, подписанные на Sub Pop, отличались от окружающего их мира постпанка своими очевидными симпатиями к тяжелому року, и они на новом витке воскрешали те самые мясистые, блюзовые риффы, которых остальные панки привыкли сторониться. В 1989 году, как раз когда Sub Pop постепенно превращался в популярный инди-бренд, один из музыкантов, выпускавшихся на лейбле, сказал в интервью, что местный саунд – это “тяжелая музыка, сыгранная в медленном темпе”. Интервьюера звали Эверетт Тру, он специально приехал из Англии, чтобы написать отчет о сиэтлской андеграунд-сцене. А музыканта звали Курт Кобейн, и он любил панк-рок, хотя и не стремился непременно играть именно его. В мире независимых лейблов, из которого произошла группа Nirvana, термин “панк” использовался как буквально, по заветам Мэтта, записавшего мне когда-то пестрый “панк-микстейп”, так и в более узком смысле – в том, который имели в виду The Exploited, крича: “Punks not dead!” В интервью канадскому кабельному телеканалу MuchMusic 1991 года Кобейна спросили о том, принадлежит ли его группа к панку, и он выдал подобающе противоречивый ответ. “Не думаю, что нас когда-то причисляли к панк-року, мы просто выступали на андеграунд-сцене, – довольно угрюмо начал он. А потом пожал плечами, его лицо вдруг прояснилось, и он сменил направление: – Панк-рок нравится нам больше, чем любая другая музыка, так что – да! Мы панк-рокеры!”

К этому времени Nirvana уже покинули Sub Pop ради мейджор-лейбла и превратились в знаменосцев сиэтлского саунда, который обозначали как “гранж”, хотя никому из представителей этого направления термин не нравился, и сами они его не использовали. Правда, иногда казалось, что, чем больше Кобейн отдалялся от панк-сцены, тем более по-панковски он себя ощущал. Внезапный всемирный успех Nirvana сделал его спикером по всем темам, хоть как-то связанным с группой, – включая и тему панк-рока. В 1992 году он был запечатлен на обложке Rolling Stone в футболке с рукописным слоганом: “Корпоративные журналы по-прежнему отстой!” (старые фанаты Nirvana наверняка были в курсе – а новые наверняка нет, – что это была отсылка к панк-лейблу SST, продававшему футболки и наклейки с лозунгом “Корпоративный рок по-прежнему отстой”). А еще Кобейн был готов на многое ради того, чтобы раскрутить менее известных артистов из панк– и постпанк-андеграунда. В сопроводительном тексте к сборнику Nirvana “Incesticide” 1992 года он поведал трогательную историю о том, как искал и нашел участницу давно распавшейся, полузабытой британской группы The Raincoats, певшей тонкие и извилистые песни. Я открыл ее для себя годом позже на радио WHRB – а раньше не знал о The Raincoats, потому что не читал сопроводительный текст к “Incesticide” и вообще не слушал Nirvana, заранее решив, что они точно недостаточно панки. Этот ханжеский панк-пуризм довольно сложно оправдать – и все же я попробую.

Сиэтлская сцена, из которой вышла группа Nirvana, была довольно праздной, поэтому на успех Nirvana и последовавшее за ним назойливое внимание медиа и рекорд-лейблов многие ее представители отреагировали с сарказмом или неприятием (в 1992 году информатор, принадлежавший к этой компании, отправил в The New York Times “словарик гранжа”, который газета послушно напечатала – но это оказалось всего лишь удачным пранком, потому что крутые парни из Сиэтла, увы, никогда не говорили “давать ваньку-встаньку” вместо “тусоваться”). Однако Green Day происходили из Калифорнии, и тамошняя панк-сцена как раз была подчеркнуто антимейнстримной. Полный клякс черно-белый фэнзин из Сан-Франциско MAXIMUM ROCKNROLL, или MRR, выполнял в американском панке функцию законодателя мод – и иногда арбитра по вопросам морали. Его создатели также владели панк-клубом “924 Gilman Street” по ту сторону Залива, в Беркли; правила заведения – без возрастного ценза, без алкоголя и наркотиков, строго на волонтерской основе, против иерархий и корпораций. А среди лейблов никто не документировал калифорнийскую панк-сцену полнее и ярче, чем Lookout! Records. Среди его клиентов выделялась, к примеру, группа Operation Ivy, смешивавшая неистовый панк-рок с несколько менее неистовым звучанием ска, бодрого ямайского жанра. Или те же Green Day, с 1989 года выпускавшие свои на редкость дружелюбные к слушателям поп-панк-записи. Если Operation Ivy были знамениты страстными песнями о насилии в обществе и на панк-концертах, то любимыми темами Green Day были любовь и присущие ей страдания. Фронтмен Билли Джо Армстронг пел с легким английским акцентом, как будто отдавая дань уважения старинному панк-року 1970-х, – но тексты его песен, надо думать, вызвали бы у ветеранов панка приступ тошноты: “Я смотрю на тебя через комнату // Ты уже уходишь? // Дай мне еще немного времени”.