Крупные формы. История популярной музыки в семи жанрах - Санне Келефа - Страница 43

Разумеется, продолжающаяся музыкальная сегрегация по-разному затрагивала черных и белых артистов. Как сказал когда-то Эдди Леверт из The O’Jays, “черная музыка не всегда приносит такие же деньги, как поп”. Неспособность закрепиться в поп-чартах повредила карьере Лютера Вандросса, и он знал об этом – по контрасту, то, что Мадонна не смогла покорить R&B-чарты, почти никак на ней не сказалось. В случае с Тимберлейком песня “Gone” была стратегической победой, даже несмотря на то, что не попала в топ-10 – с ее помощью он заслужил доверие со стороны R&B-слушателей, что впоследствии помогло ему превратиться из смазливого участника бойз-бэнда в серьезного взрослого артиста. В 2002 году он выпустил первый сольный альбом “Justified”, ставший поп-блокбастером – одна из песен с него, “Cry Me a River”, оказалась и в R&B-чарте, на 11-м месте. Празднуя запуск сольной карьеры, он спел на “Супербоуле” 2004 года в компании певицы с другой стороны поп / R&B-разлома, Джанет Джексон, чья электронная поп-музыка оказала влияние и на него, и на его постоянного соавтора, продюсера, известного как Тимбаленд. Выступление не осталось в анналах как триумфальное – во многом оттого, что в танцевальной части Тимберлейк частично сдернул с Джексон лифчик, обнажив ее правую грудь. Получивший название “Нипплгейта”, инцидент стал одной из самых громких поп-культурных историй года: Майкл Пауэлл, председатель Федеральной комиссии по связи США, назвал его “удручающим”, и орган оштрафовал транслировавший мероприятие телеканал CBS более чем на полмиллиона долларов (правда, штраф затем оспорили в суде). Шумиха фактически положила конец хитмейкерской карьере Джексон – до “Нипплгейта” каждый ее альбом, начиная с “Control”, приносил ей как минимум два сингла в горячей десятке, после него у нее не было по-настоящему успешных хитов. Но Тимберлейк избежал последствий – неделю спустя он даже выступал на церемонии “Грэмми”, которая вновь транслировалась по CBS, и продолжал быть одним из самых популярных артистов страны (в 2018 году его опять пригласили выступить на “Супербоуле”). Этот эпизод многое прояснил: Джанет Джексон, несмотря на всю свою известность, оставалась R&B-певицей – поэтому она в одночасье вернулась к более маргинальному статусу. Тимберлейк тем временем был поп-звездой, вдохновлявшейся R&B, но не ограничивавшейся им.

Возможно ли, что долговечность R&B была каким-то образом связана с присущей жанру дерзостью? Два его предшественника, джаз и блюз, с годами стали респектабельны, параллельно отрываясь все дальше и дальше от современной популярной культуры. К 1980-м тот же джаз, к примеру, считался одной из самых универсально уважаемых художественных традиций в США, хотя чем дальше, тем чаще он цвел не в радиоэфире, а в стенах консерваторий и некоммерческих институций, таких как “Джаз в Линкольн-центре” – она была основана в 1987 году (исключением оставался смус-джаз, ставший на какое-то время относительно популярным радиоформатом, – показательно, что именно он был единственной формой джаза, не вызывавшей особого уважения). Возможно, если музыкальному жанру грозит опасность исчезновения, его проще поместить в музей или включить в учебную программу; возможно также, что грубоватая жизнестойкость R&B привела к тому, что ему никто и не думал уготовить подобную судьбу.

Но есть подозрение, что процесс может работать и в обратную сторону: иногда дольше всего, десятилетиями процветают именно те жанры, которые наиболее откровенно и прямолинейно нацелены на то, чтобы радовать их собственную аудиторию. Песня “So Gone” певицы Моники была в многих отношениях типичным (то есть – типично замечательным) R&B-хитом начала 2000-х. Ее продюсером выступила Мисси Эллиотт, одна из пионеров хип-хопа, которая использовала духовые и струнные из “слоу-джема” 1970-х для создания томного клубного трека. Голос Моники роскошно “размножили” на несколько аудиодорожек, но текст композиции был достаточно прозаичным, отражающим рутинную досаду, вызванную несчастливой личной жизнью: “Я все время спрашиваю себя, что я делала не так / Что тебя нет дома всю ночь, и ты даже не звонишь”. Песня провела пять недель на вершине R&B-чарта и достойно – 10-е место – выступила и в поп-музыкальном хит-параде. А в 2016-м, спустя много лет, ее возродили к жизни в рамках вирусного челленджа в соцсетях с хэштэгом #sogonechallenge – пользователи выкладывали ролики, в которых читали рэп поверх ее бита. Не было никакой специальной причины, по которой эта композиция могла бы снова стать популярной именно в этот период, но челлендж определенно диктовался некой особой формой ностальгии. Когда “So Gone” стала популярной в первый раз, она значила многое в мире R&B – но сильно меньше за его пределами. Люди, любившие песню тогда, могли чувствовать, что они в каком-то смысле ее хозяева, что это их “эксклюзивная музыка”, каковой R&B часто оставался даже после всего того, что было в его истории.

Процесс возрождения

На зрелый R&B, впрочем, можно было взглянуть и иначе – и увидеть в нем не постоянно эволюционирующий жанр, находящий все новые и новые способы удовлетворить запросы своей традиционной аудитории, а всего лишь жалкие останки того, чем он являлся раньше. В этой версии истории ритм-энд-блюза “смерть” жанра произошла не в 1980-е, с взлетом кроссовер-попа, а в 1990-е, после того как популярность приобрели яркие, сексуальные клубные треки. В свое время, утверждали ее сторонники, ритм-энд-блюз был вотчиной рефлексивных, политически сознательных артистов вроде Марвина Гэя и Ареты Франклин – а теперь респектабельную традицию отжали себе низкопробные донжуаны, поющие все как один об одном и том же: “Freak Me” (группа Silk, 1993), “Freak Like Me” (Адина Говард, 1995) и “Freek’n You” (группа Jodeci, 1995)[11]. Следовательно, дурная репутация R&B вполне заслуженна – и пришло время заняться реформированием жанра.

Реформистское движение внутри R&B получило название “неосоул” – термин сформулировал деятель шоу-бизнеса по имени Кедар Массенбург. С его помощью он описывал творчество прежде всего двух конкретных артистов: певца Ди Энджело (Массенбург был его менеджером), а также певицы Эрики Баду (ее он подписал на свой лейбл, дистрибуцией релизов которого занималась компания Universal). Баду дебютировала в 1997-м, а спустя год Массенбурга назначили руководителем другого лейбла в линейке Universal – Motown. Предлагаемая неосоулом альтернатива современному R&B предполагала апелляцию к прошлому – к соул-музыке 1970-х. “Это не был новый саунд, – много лет спустя рассказывал мне Массенбург. – Это был старый саунд, который мы по-новому переупаковали”. Выступая на заре карьеры на телеканале BET, Эрика Баду вышла на сцену с ароматической палочкой – ее перфоманс напоминал некий целительный ритуал. “Музыка несколько приболела, – сказала она. – Она должна родиться заново, и я одна из акушерок, принимающих роды”.

Это правда, что многие исполнители неосоула с симпатией относились к меланхоличному соулу 1970-х в духе Энн Пиблз и Донни Хэтэуэя. Массенбург поместил на свое знамя слово “соул” по той же причине, по которой многие деятели сцены, наоборот, отказывались от него в 1980-е и далее – потому что оно ассоциировалось с классической, более респектабельной версией ритм-энд-блюза. Но неосоул был не просто ретродвижением – в нем предпринималась и очередная попытка породнить R&B с хип-хопом. И Ди Энджело, и Эрика Баду начинали карьеру в хип-хоп-группах, однако в конечном счете показали R&B-певцам скорее контринтуитивный путь взаимодействия с хип-хопом – не усиливая, а наоборот, умеряя исполнительскую энергию. Дебютный альбом Ди Энджело, “Brown Sugar”, вышел в свет в 1995-м и звучал приджазованно и слегка расфокусированно: медленные, глуховатые биты, бормочущая вокальная манера – как будто он слишком крут для того, чтобы внятно артикулировать слова. Первая пластинка Эрики Баду, “Baduizm”, в свою очередь, продемонстрировала нам и гибкость ее голоса (который критики часто сравнивали с Билли Холидей), и присущее ей специфическое чувство ритма. Главный сингл с альбома, “On & On”, стал первой песней в стиле “неосоул”, достигшей верхушки R&B-чарта. Его припев был образцом старомодной хип-хоп-белиберды (“Вперед и только вперед / Моя монограмма движется вперед, как катящийся камень”), но певица выдыхала слова так нежно, как будто шептала любовные признания. Заодно она напоминала всем этим рэперам: есть кое-что, что она умеет делать, а они – нет: петь.