Не было бы счастья - Лагутина Елена - Страница 37

Плечо у Ярослава заживало, по выражению врача, делавшего перевязки, как по учебнику. Он уже выходил из дома не только на перевязки — съездил пару раз в милицию, поговорил с Одиноковым.

— Ищем, — печально говорил Виктор Васильевич, — но вы же понимаете…

Ярослав, разумеется, понимал. Тем не менее мысль о том, что Карманов может по-прежнему бродить вокруг с пистолетом, несколько нервировала. Впрочем, день шел за днем, ничего не происходило, и тревога постепенно стихала, отступая перед ежедневными житейскими делами. Начиналось лето — пора строительства, и пошла новая волна заказчиков. Не слишком обращая внимание на недовольное ворчание отца, он постепенно приступил к работе. Очень постепенно, потому что постоянно отвлекали посетители — друзья и знакомые, до которых доходили самые невероятные слухи о его ранении.

Один старый приятель приехал «попрощаться с умирающим», поскольку ему стало известно, что Ярослава изрешетили автоматной очередью во время мафиозной разборки. Другому было точно известно, что Ярослава взорвали в машине и врачам пришлось ампутировать правую ногу по самое колено. Предложение сходить на стоянку и убедиться самому, что целехонькая «ауди» стоит на месте, а также предъявленные в полном ассортименте ноги, как левая, так и предположительно отсутствующая правая, посетителя ни в чем не убедили. Ногу он обозвал протезом и предложил Ярославу станцевать. Герман Александрович не выдержал этой бредовой сцены, вышел из своей комнаты, наорал на придурка и выгнал его.

Позвонила Оля. Разговор с ней был коротким и изысканно вежливым. Заверив, что ничего страшного с ним не произошло, следовательно, в помощи он не нуждается и проигнорировав намек на то, что она не против вернуть ему ключи, которые он забыл у нее дома в последний спой визит, Ярослав распрощался и с облегчением повесил трубку.

Не утруждая себя предварительными звонками, забежала Диана, очень милая, хотя и несколько излишне говорливая женщина. С ней Ярослав мирно расстался пару лет назад, сохранив самые приятные воспоминания о их не слишком длинном и утомительном, в самый раз, романе. Она с порога начала кричать про Чечню и про то, какой это идиотизм, имея такую хлебную профессию, вербоваться ради денег в контрактники и ехать в «горячие точки». Снова на помощь X пришел отец, и вдвоем они кое-как убедили ее, что ни в какую Чечню Ярослав не ездил, в контрактники не вербовался, а пулю словил на центральной улице родного города. Во избежание дальнейшего потока сплетен Диане твердо заявили, что стрельба была случайная и ни Ярослав, ни милиция в сознательном на него покушении никого не подозревают. Это было уже не так интересно, и она быстро успокоилась. Хотела было по старой дружбе предложить свою помощь в уходе за больным, но, наметанным глазом определив несомненное присутствие в квартире женщины, очень громко и очень многословно одобрила это, потом расцеловала отца и сына в обе щеки, перемазав ярко-алой помадой, и упорхнула.

Когда дверь за ней захлопнулась, Ярослав и Герман Александрович, молча переглянувшись, дружно отправились умываться. Объясняться с Ларисой ни тому, ни другому не хотелось. Она, правда, ни разу не демонстрировала чего-либо, похожего на ревность, но ведь Ярослав до сих пор и повода не подавал. С другой стороны, к безграничному его изумлению, выяснилось, что сам он способен мучиться от ревности без всякого явного повода.

Георгий тоже завалился без звонка с огромным букетом белых роз и двумя небольшими, но плотно набитыми пластиковыми пакетами.

— Ну вы, ребята, умеете развлекаться, ничего не скажешь! — весело говорил Георгий, уверенно направляясь на кухню. — Сам погулять люблю, но до стрельбы ни разу еще не доходило. — Он плюхнул пакеты на стол и выразительно махнул букетом: — А где Ларочка?

— На работе, — сдержанно ответил Ярослав, принимая цветы. Он уже видел подобный букет, причем не где-нибудь, а дома у Ларисы. Уверенности, конечно, не было, но на нервы действовало.

— Ты ей позволяешь? — искренне удивился Георгий. — Не понимаю. Заполучил такую женщину и разрешаешь ей работать?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он вытащил из одного пакета бутылку шампанского две пол-литровые бутылки водки «Финляндия», двухлитровку «Пепси-лайт» и большую коробку конфет.

— Если ей нравится, — пожал плечами Ярослав.

— Не знаю, не знаю, по-моему, баловство это. — Георгий отодвинул конфеты на край стола и вытряхнул из второго пакета два куска окорока в вакуумной упаковке, коробку треугольных плавленых сырков «Виола», банку оливок, полпалки копченой колбасы, банку корнишонов и пластиковую коробочку паштета. Герман Александрович, глядя на заваленный продуктами стол, машинально прижал ладонь к животу в области печени. — Сидела бы дома, сейчас бы быстренько нам все приготовила, атак придется самим. Когда она возвращается?

— Через час должна быть.

— Ну, тогда ждать не будем, — решил Георгий, — начнем без нее. А то знаю я, где час, там и два, слюной изойдем за это время.

Надо было бы сразу его выгнать, но как-то неудобно, человек от чистого сердца пришел проведать. А потом, когда сели за наспех накрытый стол и выпили по первой, совсем неудобно стало. А гость чувствовал себя гораздо свободнее, чем хозяева. Наливал водку, говорил тосты и непрерывно учил Ярослава, как надо вести себя с женщинами вообще и с Ларисой в частности. Кончилось тем, что Ярослав не выдержал и довольно грубо заявил, что он дожил до тридцати двух лет, не получая ценных указаний Георгия в этой важной области, и надеется, с Божьей помощью, и дальше без них обходиться, а что касается конкретно отношений с Ларисой, то это и вовсе не его, Георгия, собачий бизнес. Поэтому не будет ли он любезен на эту тему заткнуться?

Георгий в бутылку лезть не стал, послушно помолчал минуту, выпил еще стопку, зажевал куском колбасы и спросил задумчиво:

— А о чем же тогда разговаривать, если не о бабах?

— О политике? — предложил Герман Александрович.

— Не, о политике с друзьями да под хорошую водку никак нельзя, — не согласился он. — Обязательно поругаемся, гарантирую. Сто раз проверено.

— А если будешь продолжать про Ларису, — сурово нахмурился Ярослав, — то я гарантирую…

— Про погоду можно, — торопливо влез Герман Александрович.

— А чего про нее говорить? — Георгий удивленно уставился на него большими темными глазами. — Хорошая погода, и что?

— Не знаю… англичане же разговаривают все время про погоду, находят, значит, что сказать.

— Так то англичане, — неожиданно загрустил Георгий, — разве их поймешь? Загадочная нация…

Приход Ларисы оживил притихшую компанию. Все бросились ее усаживать, накладывать на тарелку закуски, открыли шампанское и конфеты. Георгий оценивающе оглядел их с Ярославом рядом, кивнул удовлетворенно:

— Хорошо смотритесь, ребята! Ларочка, ты не подумай чего плохого, я за тебя очень рад. И за тебя, Славка, тоже. Молодец, даром время не терял! Эх, что бы мне подсуетиться… а может, еще не поздно?

— Размечтался, — проворчал Ярослав, подтягивая Ларису к себе вместе с табуреткой и положив руку ей на плечи.

Она улыбнулась, легко скользнула по его щеке губами.

После этого Георгий вел себя почти совсем прилично, разговаривал исключительно о машинах (они с Ярославом затеяли обсуждение характеристик автомобилей класса «Мерседес») и только изредка подмигивал Ларисе, на что она, впрочем, не реагировала абсолютно. Тем не менее часа через два его все-таки выставили.

— Несчастный человек, — покачал головой Герман Александрович, — тяжело это, когда дома нет.

— Почему нет? — не поняла Лариса, убирающая в холодильник остатки закусок. — У них квартира, по-моему, трехкомнатная, Валюшка говорила. На троих нормально.

— Я же не о том, Ларочка. Жена, квартира, это само собой… а только разве это дом, если туда возвращаться не хочется?

Ярослава передернуло, и он впервые за весь вечер, да что там, за все время их знакомства, испытал что-то вроде жалости к Георгию — такому большому, красивому и благополучному.