Мы, Мигель Мартинес. Накануне (СИ) - Тарханов Влад - Страница 12

Показательной в этом деле выглядела история Ханны Мальм и Кулерво Ахиллеса Маннера. Маннер стоял у истоков создания компартии Финляндии и был ее вторым руководителем после Юрьё Сирола, с которым с тех пор отношения у него испортились. В начале двадцатых Маннер перебрался в СССР, где у него возникли отношения с другой финской коммунисткой — Ханной Мальм. Ханна была женщиной энергичной и не слишком стеснительной: она напрямую обвинила Куусинена и Сиролу в правом уклонизме, вместе с Маннером, который стал членом Исполкома Коммунистического Интернационала, пыталась противодействовать их влиянию. Куусинен направил в Интернациональную контрольную комиссию Коминтерна докладную, в которой, в свою очередь, обвинил Маннера и Мальм в антикоммунистической деятельности. Обвинения эти, конечно же, шит белыми нитками. Но комиссией руководил Зигмас Ионович Ангаретис, который состоял с товарищем Отто в весьма дружественных отношениях, подкрепляемых периодическими дорогими подарками. В тридцать пятом году обвиненные были исключены из компартии и арестованы. В начале тридцать шестого их дела пересмотрели, и они трудились на хозяйственных должностях в Петрозаводске. Летом тридцать шестого Ангаретиса взяли под стражу. Выплыло много такого, что он хотел бы скрыть и особенно его связь с Отто Куусиненном. Кстати, с преступную организацию с Маннером включили и Юсо Матеро, руководителя восстания в Салла. Просто потому, что тот осмелился критиковать Отто и покойного Сиролу (умер от естественных причин — инфаркта в начале тридцать шестого). А Лаури Матвеевич Лентомяки покончил жизнь самоубийством, когда его стали таскать на допросы по делу друга — Маннера.

Среди тех, кого оболгал Отто Куусинен были: известный переводчик и писатель Ивар Исаевич Ласси, и Яло Петрович Кохонен — бывший глава финансового департамента Совета народных уполномоченных Финляндии в ранге министра, Иван Иванович Перяля, находившийся на партийной работе в Карельской АССР, доцент Петрозаводского педагогического университета Виктора Викторовича Сало, инспектор Карелместпрома Артур Адольфович Усениус, один из лидеров Красной гвардии Финляндии Ээро Ээрович Хаапалайнен, как и многие другие. Главная их вина была в том, что они не признавали авторитет Отто Куусинена и критиковали его действия. Оказалось, этого достаточно было, чтобы попасть в опалу и подвергнуться преследованиям. Причем Отто и его соратники не гнушались написанием пасквилей, которые направлялись в ГПУ, а позже в НКВД. И только принятая политика бережного отношения к кадрам спасла их от расстрельной стенки. А это позволило в тридцать седьмом организовать пересмотр нескольких десятков дел, к которым руку приложили Отто и его команда.[1]

Кстати, о его команде. Кроме литовского коммуниста Ангаретиса, советского деятеля Коминтерна Пятницкого, непосредственно в ближний круг Куусинена вошли такие бывшие товарищи, как Арвид Оскарович Туоминен, позывной «Пойка» — мальчик, он вступил на стезю революционной борьбы в молодом возрасте, поэтому и получил такой партийным псевдоним. Был близок к ним и первый секретарь Карельского обкома ВКП(б) Густав Семёнович Ровио, который осуществлял своеобразный контроль за финнами, осевшими в советской Карелии. Кроме того, Отто опирался на семейную пару: Виллигарта Густавовича Оянена и Айно Пессонен. Впрочем, он состоял в дружеских отношениях с Аксель Моисеевичем Антиллой и Вальтером Ивановичем Валли. Впрочем, последние пошли по армейской стезе и тщательная проверка проведенная компетентными органами не выявила наличие преступной связи с Куусиненом.

Наиболее сложно было разобраться с первой женой Отто — Айно Андреевной Куусинен, которая стала сотрудницей ИНО «Ингред». Она начала карьеру в разведке Коминтерна и продолжила карьеру в Разведупре РККА, долгое время находилась в Японии, сотрудничая с Рихардом Зорге. В начале тридцать пятого Отто вызвал супругу в Москву, где пытался продвинуть ее на пост посла в Швеции (вместо Александры Коллонтай). От этой сомнительной чести Ингрид отказалась, не желая участвовать в интригах супруга, который очень скоро завел себе молодую любовницу. Перечитав материалы дела, Иосиф Виссарионович пришёл к мнению, что Айно Куусинен к предательству мужа никакого отношения не имела.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ещё одной важной особенностью была особое положение финских коммунистов в Коминтерне. Это стало традицией еще с ленинских времен. Горячие парни из Суоми отличались особой жестокостью и выполняли самую грязную работу с показательным спокойствием и поражающей воображение эффективностью. Недаром Ильич так доверял именно этим парням, они осуществляли охрану его тушки в самых сложных обстоятельствах. Не даром именно в стране чухонцев вождь скрывался от царской охранки. И делал это более чем успешно. И внутри партии товарищи разбирались между собой, также не стесняясь никого и ничего. В начале двадцатого года в Петрограде осело большое число коммунистов из уже независимой Финляндии. И не только руководителей партии, но и рядовых членов. Их штаб-квартира располагалась в доме Бенуа, точнее, особняке на Каменоостровском проспекте в доме 26–28 на пятом этаже. Это заведение еще назвали «клубом Куусинена» в честь Отто Куусинена, который в феврале двадцатого инсценировал собственную смерть в конспиративных целях.

(тот самый дом Бенуа на Камменоостровском проспекте)

Тогда еще финские комми не знали, что с «товарищем Отто» связываться нельзя. Даже в таком виде. Двадцатого августа в этот клуб заявилась группа товарищей и с ходу открыла огонь на поражение по присутствовавшим там. Расследование показало, что нападавшими были рядовые члены финской компартии, которых потом еще назвали «револьверной оппозицией». Погибшие восемь товарищей относились же к руководству финскими коммунистами. В том числе среди погибших оказался один из братьев Рахья, Юкка («Иван Абрамович»). Расследование показало, что рядовые партийцы были взбешены тем, как хорошо и сладко устроились партийные боссы в Петрограде. Ну вот и разобрались с ними. Впрочем, советское руководство посчитало должным объявить эту стрельбу результатом провокации белофиннов.

В общем, выводы были сделаны. Под расстрел попали только товарищи Пятницын и Ангаретис. Остальные виновные отделались сроками на лесоповалах. А вот те, кто пострадал от действий агента мирового империализма, постепенно вернулись к мирной и созидательной жизни. Конечно, для дела революции в Финляндии эти товарищи были на сегодня непригодны. Её готовили другие, те, кто ушёл в подполье. Особенности состояния дел в соседнем государстве были еще и в том, что в стране даже после подавления правого путча Движения Лапуа, националисты только укрепили свои позиции в органах государственной власти, особенно в армии, в том числе ощущая поддержку со стороны Карла Густава Маннергейма. В стране начали действовать патриотическиевоенизированные молодежные организации типа шюцкора, обрабатывающее население в националистическом ключе. Компартия была запрещена в тридцать втором, большинство ее активистов находились в заключении. И в этой обстановке рассчитывать на широкую поддержку рабочего класса вроде бы и не приходилось. Тем более, что в стране ощущался небольшой экономический подъем.

В этих обстоятельствах сделали ставку на сотрудничество подпольщиков с легальными профсоюзными организациями, где поначалу тоже попали под пресс товарищи анархо-синдикалисты, но после подавления правого путча именно в профсоюзах власть чуток вожжи попустила. И этим воспользовались агенты Сталина, заметьте, коминтерновских работников к этому делу на пушечный выстрел не подпустили. Для них начало восстания оказалось полной неожиданностью. 28 мая в Гельсинфорсе произошла большая профсоюзная демонстрация (с разрешения властей) с чисто экономическими требованиями. Но тут свою роль сыграл известный предприниматель, политик и масон Тойво Рафаэль Вальдемар Хаарла. В свое время он высказывался в духе фашистского корпоративизма в профсоюзном движении, активно финансировал Движение Лапуа, был осужден на шесть месяцев тюрьмы, а после поражения путча правых примкнул к Патриотическому народному движению, продолжая активно финансировать Союз фронтовиков. Именно последние по активной просьбе Рафаэля Хаарла организовали расстрел мирной демонстрации из винтовок и револьверов. отчего погибло двадцать три человека. При этом только шестеро от пуль — остальные были задавлены из-за возникшей паники.