"Фантастика 2024-119".Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Горъ Василий - Страница 40

— И да, и нет! — вздохнул я, насладился непониманием, появившемся во взгляде одноклассницы, а потом озвучил кусочек легенды, придуманной моей «любимой тетушкой»: — Тут, в России, еще принимаю некоторое участие. А за границу еще не выезжал из-за отсутствия загранпаспорта.

— Так эту вкладка в паспорте любого из родителей делается от силы за двое суток!

— Ты забыла о том, что я сирота… — напомнил я, удивился румянцу стыда, появившемуся на щечках дворянки, и решил дальше не давить: — Впрочем, с недавних пор у меня появился опекун — фактический дед. Но по ряду причин он не хотел светить мои таланты. А теперь, когда я поступил в Императорский Лицей, махнул рукой и позволил дочке делать все, что ей заблагорассудится.

— То есть, вы хотите сказать, что в феврале поедете на чемпионат Европы в Италию⁈ — насмешливо поинтересовался Жемчужников, нарисовавшись рядом со Ждановой.

Я утвердительно кивнул. Молча. Ибо общаться с этим слизняком считал ниже своего достоинства.

— Да кому вы там нужны! — язвительно воскликнул он и нарвался на ледяной взгляд Землянички:

— Петенька, мы с Лютобором Игоревичем разговариваем НЕ С ВАМИ. Поэтому извольте заткнуться и забиться под свой стол. Или, как вариант, возмутиться моим хамством и хоть раз в жизни вызвать обидчицу на дуэль!

Я думал, что парень взбесится. Ан нет — утерся, опустил взгляд и с видом побитой собаки уперся в конец помещения.

— Как ни прискорбно в этом признаваться, но ты был прав — далеко не каждый благородный имеет право так называться! — презрительно скривилась Жданова, забыла о существовании Жемчужникова и восхитила: — Садись, а то у меня миллион вопросов, и ты замаешься стоять!

Сел, отрешился от возмущенного ропота одноклассников, поймал ее взгляд и вопросительно мотнул головой.

— Можешь показать ДУА? — облизав губки и молитвенно сложив ладони перед грудью, спросила она.

Я открыл соответствующую программу, нашел официальный документ и вывел на экран комма.

Виктория прочитала текст, забитый в графу «Категория», и изумленно посмотрела на меня:

— Доступ к управлению спортивными автомобилями? Что за бред⁈

— Ну-у-у, гонять на «Шквале», «Искорке» или, к примеру, тюнинговом «Кайзере» мне разрешено… — с преувеличенно серьезным видом сообщил я. — А вот садиться за руль какой-нибудь «Лани» или, к примеру, «Континента» — нет. Ибо могу убиться…

—…от скуки? — съязвила она, затем заявила, что подобное «исключение из правил» выглядит форменным издевательством над здравым смыслом, посмотрела на часы и… предложила отправить Валентину за третий стол. В компанию к личному телохранителю самой Ждановой. Дабы «нам не было необходимости разбегаться на время уроков»!

— Ви-и-ик? — вкрадчиво начал я, как только она замолчала.

— Ау? — проворковала она.

— Ты помнишь формулировку моего представления классу?

Тут взгляд девочки потемнел, а улыбка погасла:

— Хм…

— Ага! — подтвердил я. — Я на самом деле люблю учиться, поэтому во время уроков сосредотачиваюсь на самих уроках. Поймешь и примешь — мне будет приятно. Нет — как-нибудь переживу.

— А он, как я посмотрю, совсем безбашенный! — донеслось откуда-то из-за моей спины, и Жданова сорвала обиду на Елизавете Тимофеевне:

— Еще одно слово в таком тоне — и я заставлю вас проглотить половину передних зубов: этот парень, в отличие от вас и большинства моих знакомых, не боится говорить правду даже тогда, когда это невыгодно!

На этом начинающийся конфликт временно прервался. Из-за того, что на пороге кабинета появилась его хозяйка.

Следующие минут восемь-десять прошли по стандартному сценарию — Марина Викторовна проверяла, насколько хорошо мы усвоили пройденный материал, задавая на редкость заковыристые вопросы. А потом плотоядно ухмыльнулась и толкнула небольшую речь, в которой, фактически, поставила знак равенства между понятиями «дворянин», «интеллигентный человек» и «поэт».

Как и следовало ожидать, эта провокация возмутила всех «не поэтов». А так как на уроках этого преподавателя любые споры «по делу» только приветствовались, то Евгения Евдокимова, конечно же, высказала свое «фи». Причем весьма аргументированно, хотя, местами, и не очень логично.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

После нее Лисицина внимательно выслушала еще несколько учеников. Что интересно, ни на миг не прекращая прогуливаться между столами. А затем задержалась возле моего, резко развернулась ко мне лицом и поймала взгляд:

— А что скажете вы, Лютобор Игоревич?

В принципе, ее интерес объяснялся предельно просто: не далее, как на прошлом уроке я не согласился с мнением княжича Константина, высказал свое и переборщил с оригинальностью подачи информации. Вот женщине и захотелось разобраться в моем мировоззрении.

Отыгрывать назад или каким-либо образом показывать неуверенность в этом обществе было нельзя, поэтому я неспешно встал и пожал плечами:

— На мой взгляд, вы несколько утрируете, но определенное рациональное зерно в вашем утверждении, безусловно, имеется. Хотя бы потому, что любой образованный человек с достаточно хорошим словарным запасом и чувством ритма может писать неплохие стихи, а отсутствие оного может заменить знанием нескольких законов стихосложения. Да, результат, вероятнее всего, будет далек от гениальности, но это и не удивительно, ведь гениальными стихи делает не рифма, а оригинальная идея и образы, посредством которых она реализована.

— А чуть поподробнее об этих законах можно?

— Почему бы и нет? — улыбнулся я и перечислил все. В порядке, некогда услышанном от матушки: — Количество гласных букв в рифмуемых строчках должно быть одинаковым; ударения должны падать на одни и те же слоги; рифмовать желательно не один последний слог, а два и при этом чередовать глухие согласные со звонкими.

— Что за бред? — презрительно фыркнул Засекин, возненавидевший меня после поражения в дуэли и цеплявшийся к словам при любой возможности.

— А вот с этим вопросом мы с вами разберемся коллегиально… — холодно усмехнулась учительница,

сделала небольшую паузу и выдала задание: — У вас полчаса на написание эпиграммы на тему… косности мышления Ярослава Федоровича! Дополнительное требование — прямые оскорбления запрещены. Итак, время пошло…

Последняя фраза, как обычно, оборвала начинающийся ропот, и мои одноклассники склонились над терминалами. Мне не хотелось топтаться на чьем-либо самолюбии, но ситуация обязывала, и я создал новый текстовый документ. А через десяток секунд вбил в него первое предложение:

«Засекин Ярослав — ума палата…»

Продолжение родилось само собой:

«все знает, все умеет и ваааще…»

Потом внес одно исправление в первую строчку, заменив многоточие двоеточием, немного поломал голову с подбором окончания третьей строчки и, выбрав слово «небогато», секунд за сорок определился с мыслью, которую оно должно было замыкать:

«Лишь с рифмами в палате… небогато»

А потом неслабо помучился с четвертой, ибо получающиеся варианты, как правило, не звучали. Впрочем, в какой-то момент в памяти всплыло еще одно подходящее слово, и я, «достроив» эпиграмму, с чувством выполненного долга перечитал ее с начала до конца:

Засекин Ярослав — ума палата:

Все знает, все умеет и ва-а-аще!

Лишь с рифмами в палате… небогато.

Зато с избытком «правильных» клише!

Зацепина, как обычно, пасшаяся в моем терминале, не удержала смешок и, тем самым, привлекла к нам внимание Лисициной. Стоять в центре класса ей было скучно, и женщина подошла к нам. А когда прочитала мое творение, несколько раз бесшумно прикоснулась пальцами правой руки к ладони левой, изображая аплодисменты, а затем еле слышно прошептала:

— Браво, Лютобор Игоревич! Десятка с плюсом за эпиграмму и столько же — за ответ на мой вопрос. А теперь напишите, пожалуйста, эпиграмму на меня. Тема — на ваш выбор.

В принципе, ничего особо сложного в этом задании я не видел, так как рубился с матушкой в буриме почти каждое воскресение. Но мы развлекались, что называется, без тормозов, то есть, стараясь выворачивать смысл каждого двустишия оппонента так, чтобы оно вызывало смех. И никогда друг на друга не обижались, ибо знали, что за любым, даже самым «жутким» уколом или подначкой прячутся любовь и искреннее уважение.