Толераниум - Огородникова Татьяна Андреевна - Страница 29

Проект Василькова по привлечению «ветерана» к акции протеста с лихвой оправдал себя после того, как престарелый аферист по кличке Леший на голубом глазу заявил журналистам, что ему на самом деле двадцать пять лет.

– А выгляжу я так так из-за отвратительной экологической ситуации в мире. И особенно – в Венецке!

Секрет преждевременного старения Лешего вызвал шквал положительных эмоций среди журналистов, но жертва экологии продолжила раскачивать публику:

– Зарубежные ученые с мировыми именами точно знают, что целебный источник, из которого берет начало полноводная река, находится именно здесь, под этим памятником! Задумайтесь, что важнее? Память о тех, кого больше нет, или тысячи жизней наших современников и будущих поколений? – Леший вошел в раж.

Люди забыли, что жиденькая речушка Вена, протекающая по городу, никогда не была полноводной и быстрой. Но после речи главного эколога многие вспомнили ее именно такой.

Ковригин поставил галочку в списке мероприятий и помог Мише спуститься с трибуны. Миша был удовлетворен. Как обычно, своим присутствием и заключительным словом он сделал мероприятие. «Свобода, либерализм, толерантность – вот то, что нам нужно для полного счастья!»

30

Масик тосковал, нервничал и худел. Он никак не мог собрать в памяти ускользающий образ пианистки Нины. Тонкие руки с длинными пальцами, точеный профиль и подрагивающие ресницы, изящная нога на педали инструмента – все возникало по отдельности. Масик часами собирал картинку из отдельных фрагментов, но увы… Музыку вспомнить он тоже не мог: с детства у него не было ни слуха, ни голоса. Если бы еще хоть один раз он увидел Нину, запомнил бы ее навсегда и уже никогда не отвлекался на посторонние мысли. Раньше с ним не случалось, чтобы худая баба маячила перед глазами днем и ночью, а сейчас Масик знал, что жизнь за нее отдаст без сомнения… Все, что его окружало, теперь только отвлекало и мешало.

Больше всего мешала жена. Она топала по квартире тяжелой походкой, некстати подметала и мыла пол, что-то чистила, с грохотом мыла посуду, очень громко гладила. Утюг с отпаривателем издавал раздражающее мозг шипение и превратился в объект лютой, непреодолимой ненависти Масика. При взгляде на жену Масик не понимал, как ему могла понравиться Наташина коренастая фигура, ее толстые румяные щеки и мускулистые руки и ноги. Деревенская приземленная простушка. Она будто специально разрушала своим шумным домоводством картину его призрачного счастья. Как только Масику удавалось нащупать образ пианистки, Наташка влезала со своим утюгом или шваброй – и все снова рассыпалось. Зачем он вообще обременил себя семейной жизнью? И как некстати эти свечи, которые она зажигала каждый вечер, заглядывая ему в глаза…

Наташа прекрасно осознавала, что посещение секс-шопа и дежурство у филармонии в наряде Круэллы равноценно сжиганию мостов благочестия. После такой серьезной заявки было бы нелогично остановиться просто из чувства сохранения собственного достоинства. Какое там достоинство! Земля уходила у нее из-под ног. Подло воспользовавшись абсолютным доверием Масика, Землякова вероломно залезла в его компьютер.

«Я за тебя, родная, пойду хоть на третью ходку! Тебя я не променяю НИНА вино, НИНА водку!» Так и написано: НИНА – заглавными и слитно.

Наташа почувствовала себя раздавленным дождевым червем, ничтожным и не нужным никому на свете. Убийственные откровения любимого мужа, посвященные какой-то бабе, скрутили нутро Наташи в морской узел. «Хочу тебя увидеть снова! Поверь, мне без тебя – хреново!»

Да уж, хреновей не бывает! Тяжко вздохнув, Наташа сделала большой глоток прямо из горлышка бутылки, припасенной для романтического вечера с выздоравливающим мужем.

«Я сама виновата, – рассуждала Наташа. – Упустила. Недооценила. Не смогла. А кто-то смог! У Масика есть баба. Интересно, какая она… А мне что делать… Как же я… Семья… Дети…»

Под воздействием алкоголя мозг выдал беспощадный вердикт: Масик влюбился. И если еще не изменил, то вот-вот изменит собственной жене с неизвестной творческой личностью. Ясное дело, от Масика просто так никто не откажется. Но и она, законная супруга, будет бороться за свою любовь! К глазам подступили слезы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Телевизор в Мишином кабинете работал непрерывно, круглосуточно. У толеранов появился свой либеральный канал, который круглосуточно транслировал собрания, выступления и ток-шоу Толеранина Первого. Поначалу Мише было просто приятно видеть себя в телике, а потом стало необходимо. Он отмечал, как уверены и точны стали его жесты и взгляды.

Ковригин постучался в кабинет Толеранина Первого и уважительно проструился внутрь.

– Ты чего, Ковригин? Что принес?

Ковригин опустил глаза и едва слышно прошептал:

– Сообщение. Оно устное. Просветительская работа, говорят, хромает.

Ковригин протянул Мише:

– Так выберите идеолога на тендерной основе! – возмутился Миша. – Зачем я такую ораву кормлю?!

Инертные горожане жили и мыслили по старинке, большинство не отличали справедливый мордобой от шокирующей мир агрессии. Но менять мировоззрение были готовы далеко не все.

В Толераниуме был объявлен секретный конкурс на должность главного просветителя. Основное качество, которое требовалось от претендента, – смелость и одновременно готовность к побоям. Редким сочетанием противоположных наклонностей мог обладать только революционер, одержимый устройством нового порядка, к тому же блестящий оратор, хороший спринтер, желательно – с высоким болевым порогом. Ювеналы, геронтологи и демографы считали, что только их представитель может занять ответственный пост. К тому же вопрос попахивал серьезными денежными вливаниями, которые можно было освоить под покровом идеологической работы.

Ювеналы переодели и загримировали своих лекторов, чтобы те походили на популярных в подростковой среде киногероев. Самым красноречивым среди выдвиженцев был аниматор в костюме человека-мочалки, известного детям как Спанч Боб.

– Родители не могут принуждать вас что-то делать, повышать голос и уж тем более – применять насилие, – заботился о слушателях лектор.

Насилие, как оказалось, начинается с поднятого вверх указательного пальца, не говоря уже о постановке в угол или шлепке по попе. Подзатыльник родителя Мочалка приравнял к преступлению. Но сейчас дети самостоятельно могут защитить себя. Стоит только пожаловаться по телефону или оставить заявление на сайте «Япротивточкаком», родители больше не посмеют нарушить права и свободу ребенка. Ребятам предоставят возможность проживания в уютном интернате с полным обеспечением, и они сами будут решать, хотят они видеться с такими родителями или нет. Подобные меры давно применяются во всех цивилизованных странах.

Эта фраза по протоколу должна была завершать лекцию, но продвинутая детвора желала задавать вопросы. Свободная часть общения со слушателями была самой неприятной. Многие путали интернат с интернетом, но это полбеды. В глухой тупик лектора загоняли вопросы, которые даже в инструктаже рекомендовали «обходить стороной». Кто платит за интернат, какая субординация в этой общаге, можно ли вернуться домой, если не понравится…

Дети сейчас слишком умные, им мозг не запудришь. Как бы деликатно объяснить, что оплата за ювенальное заключение будет удерживаться со счета родителей? Что проживание в интернате предполагает многочасовую работу вместо учебы? Что решение о возвращении домой остается на усмотрение опекунского совета при интернате? Как объяснить этим дуракам, что право голоса ребенка переходит от злых родителей к добрым опекунам?.. К тому же интернатов пока в городе нет, приходится опираться только на позитивную статистику от зарубежных попечителей. Знали бы эти попечители, с кем приходится иметь дело! Случалось, после лекции слушатели суетливо вскакивали и, на ходу бросив «Мне домой пора, а то бабуля по шее надает», радостно выбегали из аудитории на встречу с классическим домостроем.