Соблазнённый (ЛП) - Кент Рина - Страница 26

— С каких это пор ты стал полицией этики?

Он сжимает челюсть и бросает еще один взгляд на девушку, словно желая убедиться, что с ней все в порядке. Слабак, блядь.

— Я бы не согласился на твои инвестиции, если бы у меня была порядочность, но я не буду подвергать жизни детей опасности.

— Ты не подвергаешь их опасности. Ты их спасаешь, Джонсон. Они бы умерли на улицах и стали бы еще одной статистикой. Еще один промах правительства, но мы делаем им одолжение. Даем шанс укрепить их слабые тела, не так ли?

Джонсон на мгновение замолчал.

— Мне нужно больше времени, чтобы это было безопасно…

Он прерывается, когда я поднимаю руку. Через секунду Неро оказывается за спиной девушки, скорчившейся на стуле. Его пистолет направлен ей в висок.

Глаза Джонсона чуть не вываливаются из глазниц. Его тело наклоняется к ней, но он не двигается. Он знает, что я могу разнести ей голову за секунду.

Поэтому, как умный человек, медленно поворачивается ко мне лицом и негромко произносит:

— Она не имеет к этому никакого отношения. Отпусти ее, мать твою, или я клянусь…

— Она — мой билет против тебя, Джонсон. — Я наклоняюсь вперед так, что оба моих локтя оказываются на столе. — Ты смеешь игнорировать мои звонки и тянуть время? Никто мне ни в чем не отказывает. Я возьму тебя за кишки и убью медленной смертью, прежде чем ты снова скажешь мне «нет», — я показываю на девушку. — Твой выбор прост. Испытать Тип «Омега» или смотреть, как твоя французская кукла умирает ужасной смертью. Ах. Я закопаю ее так глубоко, что ты даже не найдешь ее тело.

На этот раз он не пытается скрыть свою реакцию. Сжав кулаки, он обрушивает свой кулак на мое лицо и сбивает меня с ног. Это больно. Я никогда не был физически крепким человеком.

Неро направляет пистолет на Джонсона, держа руку на плече девушки. Я качаю головой и встречаю яростный взгляд Джонсона с улыбкой. С разгневанными людьми легко. Злым людям не все равно.

— Не впутывай ее в это дело, — рычит он.

— Испытание «Омега», — мой тон спокоен.

Он отталкивает меня.

— Что именно вы ей дали?

— Образец Типа «Омега». Мои люди подмешивали его в ее напитки и еду с того самого дня, когда ты пригласил ее на свидание. Бармен. Секретарша в вашем здании. Таксисты. Она выглядит живой, нет? Еще одна причина проверить ее.

— Ты, блядь… — он дышит через нос, затем бормочет про себя. — Вот почему она падает в обмороки.

— Что за риск без побочных эффектов?

— «Омега» еще не стабильна. Дети умрут.

— Они и так были мертвы. — Я встречаю его взгляд и указываю на пистолет Неро. — Теперь скажи «да» или смотри, как ей вышибают мозги.

— Хорошо. Я начну тест, а ты оставишь ее в покое.

Я улыбаюсь. Глупые, гребаные маленькие люди. Даже Джонсон может быть охвачен такими бессмысленными эмоциями. Я застегиваю куртку.

— Если что-то случится, она всегда будет у нас в качестве разменной монеты. — Я похлопываю его по напряженному плечу. — Береги ее, Джонсон.

— Еще кое-что. — Через секунду он уже у меня перед носом, его ноздри пылают. — Я создал «Омегу». И если я решу похерить ее и всю вашу организацию, то сделаю это. Если ты, близко или далеко, снова будешь угрожать жизни Камиллы, я уничтожу тебя и искупаюсь в твоей гребаной крови.

Вот это уже больше похоже на того безжалостного Джонсона, которого я знаю. Тем не менее, он будет поддерживать «Омегу», потому что это его единственная гарантия того, что я не трону его французскую куклу.

Я улыбаюсь на выходе.

«Яма» официально запускается.

Пусть начнется веселье.

Глава 24

У меня пульсируют виски. В горле сухо и песчано, как в пустыне.

Я открываю глаза и обнаруживаю, что лежу на кровати в квартире Доминика. За окном наступила ночь. Мягкий белый свет освещает комнату.

Простыни шуршат, когда я сажусь, обхватив голову руками.

Доминик сидит на краю кровати и держит в руках бутылку воды. Я выхватываю ее и выпиваю половину одним глотком. Прохладная жидкость успокаивает горло.

Как только я заканчиваю, Доминик забирает бутылку. Я провожаю взглядом его широкие плечи, обтянутые белой футболкой. Ткань облегает его мышцы, когда он поворачивается, чтобы поставить бутылку на тумбочку.

Я прикусываю нижнюю губу, любуясь открывшимся видом. Я забываю даже о пульсирующей боли в виске.

Как может простое движение превратить меня в сгусток нужды?

Доминик снова смотрит мне в лицо, но, хотя он и замечает, что я смотрю на него, не демонстрирует ни одной из тех раздражающих ухмылок. Его лицо закрыто.

— Привет, — говорит он.

— Salut (с фр. Привет), — я улыбаюсь и показываю на свою голову: — Что случилось?

— Мы долго гуляли под солнцем. Ты упала в обморок от жары.

— Ох, — я надулась. Кто, черт возьми, так делает? Это отстойно. Я испортила шанс провести сегодня с Домиником столько времени, сколько физически возможно.

— Ты устала? — он берет мою руку в свою и кладет два пальца на точку пульса на моем запястье. Он хмурит брови. — Ты чувствуешь рвоту или обморок? Кружится голова? Была ли в последнее время какая-нибудь странная усталость?

Этот шарик растет в моем сердце, когда я понимаю, что Доминик, который никогда ни о ком не беспокоился, беспокоится обо мне.

— Не думаю, что я беременна, если ты об этом спрашиваешь, — говорю я шутливым тоном. — Я не буду пока связывать тебя.

Доминик так сильно стискивает зубы, что у него щелкает челюсть. Он отбрасывает мою руку, как будто коснулся огня.

Мой желудок опускается.

— Я пошутила, — шепчу я.

Мы всегда шутили. Почему он защищается сейчас?

Он снова встречает мой взгляд, и на этот раз в его глубоких карих глазах светится нежность, от которой замирает сердце.

— Мне жаль, — его голос тихий. Искренний. Спокойный. Слишком спокойный.

Доминик не умеет извиняться. Он относится к тому типу бесстыдников, которые берут то, что хотят, когда угодно и как угодно, без каких-либо сожалений.

Поэтому, когда он ни с того ни с сего извиняется, я понимаю, что что-то не так. Абсолютно неправильно.

Сегодня нам было так весело. Мы даже разговаривали о гипотетическом будущем, которое начинает мне нравиться без моего согласия.

Что изменилось между этим полуднем и настоящим моментом?

— Должна ли я бояться? — пробормотала я, борясь с комом в горле.

Нежность исчезает с его лица. Его темные глаза погружаются в пугающую пустоту. Они мрачные, глубокие и совершенно пустые. Мои пальцы впиваются в простыни, и по позвоночнику пробегает дрожь.

— Бояться? Ты должна быть в ужасе, Камилла. — Его голос монотонный, совершенно лишенный того Доминика, которого я знаю. — Ты настолько наивна, что думаешь, что со мной в безопасности? Может, ты решила, что особенная, потому что мы трахаемся? Ты просто еще одна моя жертва, Камилла.

Его слова жалят. В носу начинает покалывать, а в глазах появляется давление, но я сдерживаюсь. Он нарочно говорит жестоко. Ни одно из этих слов не является правдой. Тот мужчина, который обнимал меня сегодня во время прогулки по улицам, был искренним. А этот — нет.

— Ты лжешь. — Я смотрю ему прямо в глаза. — Я единственная, кто может распознать твою ложь, помнишь, Дом? Я не знаю, почему ты врешь, но оставь это. Я не верю ни единому твоему слову».

Маска монстра все еще держится на его лице.

— Ты достаточно верила мне, когда я заставлял тебя думать, что ты особенная. Я сделал это только для того, чтобы поиздеваться над тобой. Ты бросила мне вызов, Камилла, а я люблю уничтожать свои вызовы.

— Лжец, — спокойно произношу я. — Я уже заняла уютное местечко в твоем сердце, ты же знаешь. Мы с твоим сердцем как лучшие приятели, и оба согласны, что ты лжешь сквозь зубы. Так что попробуй еще раз, Дом.

Я не успеваю предупредить, как губы Доминика прижимаются к моим. Его сильная рука хватает меня за затылок, а его рот захватывает меня. Я задыхаюсь, а потом стону.