Инсайдер - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 27

– Вам известно такое имя – Арфарра?

Бемиш замялся.

– Он был первым министром…

– Он был дважды первым министром. Один раз – еще до иномирцев. Другой раз – после. После того как на Вее появились люди со звезд, император назначил первым министром человека по имени Нан. Потом его убрали. Не без помощи моего мужа.

Бемиш смутно вспоминал скандал пятилетней давности – потому что скандал этот был земной, а не вейский. Та м было что-то про Киссура – бывшего первого министра империи, ошивавшегося на Земле. Или на Ланне? Наркоманы и террористы. Угнанная машина, пьянка, избитый полицейский, арест по подозрению в соучастии в теракте, старательно раздуваемый кем-то скандал: Киссур то ли сбежал из тюрьмы, то ли был отпущен под подписку, но из допросов его соучастников, бывших с ним десять лет назад, выяснилось, что в трагедии с угоном боевого самолета виноват именно Нан. Кажется, это заявление сыграло свою роль в отставке министра-иномирца…

– Потом был другой премьер и программа государственных инвестиций. Очень высокие налоги и очень высокие расходы бюджета. В стране не осталось других официальных денег, кроме тех, которые были в казне. Или в банках, чьими акционерами были крупнейшие чиновники. А рабочим запретили увольняться с предприятий и свидетельствовать против хозяев.

Идари усмехнулась и добавила:

– В это время Шаваш был одним из самых горячих сторонников государственных инвестиций. Ему надо было оправдаться от дружбы с Наном, и он сочинял правительству все программы, по которым деньги уходили в песок. Там, где клали тонну асфальта, писали, что положено три тонны, там, где использовали литр краски, писали, что ушло пять литров. А по поводу законов, превращавших рабочих в рабов, он написал докладную записку, в которой говорилось, что вейский путь отличается от галактического тем, что хозяин не использует работников как наемный скот, а пожизненно отечески о них заботится. Это должно было кончиться гибелью страны, но это кончилось восстанием и уходом правительства. Потом был Арфарра. Он урезал государственные расходы и отменил законы о рабочих.

А мой муж подавил восстания в тех провинциях, где наместники загрустили о старых временах.

Бемиш почти не слышал того, что говорила женщина. Скрещенные полосы света от двух полногрудых лун сверкали на мраморной дорожке сада, из-под кружева на тонких запястьях Идари высовывали серебряные головки многокрылые змеи-браслеты, и профиль ее, с гордо поднятой головой и высокой лебяжьей шеей, был словно вырезан из лунной дымки.

– Спустя некоторое время Арфарра сказал одному человеку, Ванвейлену, у которого раньше очень много денег было вложено в империю: «Мы сейчас распродаем государственные стройки, почему бы вам не купить Ассалах?» – «Я не буду этого делать, – ответил Ванвейлен, – это самая омерзительная из кормушек Шаваша». – «Экономика империи улучшилась за год, – сказал Арфарра, – а вы использовали этот год, чтобы законсервировать ваши концессии, или продать их моему правительству, или избавиться от акций через подставные компании. Почему?» Ванвейлен подумал и сказал: «Я вложил в Вею много денег и понес большие убытки. Я поставил на кон – и проиграл. Вы упустили время. Народ потерял доверие к чиновникам, иномирцам и государю. Вы старик и больны, – что будет, когда вы умрете?» – «Я шесть лет как умираю, – рассердился Арфарра, – вы купите Ассалах или нет?» – «Нет». На этом они расстались. На следующий день Арфарра умер.

Бемиш теперь слушал, затаив дыхание.

– Мой муж боготворил Арфарру, – продолжала Идари, – и мне стоило большого труда умолить его не мстить Ванвейлену иначе как на Вее. Но тому все-таки пришлось улететь, потому что на Вее его бы ничто не спасло, и он потерял гораздо больше денег, чем рассчитывал. Я рассказываю это к тому, чтоб вы поняли, господин Бемиш, что на Вее выгода и смерть ходят гораздо ближе, чем на Земле. Особенно если вы покупаете Ассалах и дружите с моим мужем.

Бемиш вернулся в гостиницу поздно ночью. Где-то далеко в городе брехали собаки, над белым храмом висели звезды, и в соседнем квартале женский голос что-то жалобно пел под флейту.

Засыпая, Бемиш думал о женщине с черными глазами и черной косой, уложенной вокруг головы, и о двух людях, которых она свела с ума, – Киссуре и Шаваше. Еще он думал о человеке по имени Клайд Ванвейлен, о котором он, в отличие от других персонажей рассказанной Идари истории, знал очень много. Ибо Ванвейлен был миллиардером и человеком, за каждым шагом которого финансовое сообщество следило затаив дыхание. В отличие от Идари, Бемиш знал, что спустя полгода после описанных событий Ванвейлен едва не погиб: у его семиметрового лимузина на воздушной подушке отказали тормоза, машина пробила ограждение и нырнула в воду с двадцатиметрового моста, шофер утоп, охранник разбил голову о приборную доску, а Ванвейлен чудом из реки выплыл. История эта, благодаря связям Ванвейлена, в газеты не попала. И теперь Бемиш не был уверен, что Киссур сдержал свое обещание не мстить иначе как на Вее.

Харчевня «Рыжая Собака» располагалась в довольно-таки нефешенебельной части города. Вход в нее был обрамлен богами в форме змей, обвивающих два бронзовых дверных столба, под дощатым потолком качались латунные с блестками лампы, и деревянные стены были украшены двумя дюжинами подписей и крестов. Подписи собирались в течение двух десятков лет и принадлежали самым известным ворам нынешнего царствования, которые умели писать. Кресты тоже принадлежали самым известным ворам, которые писать не умели.

По крайней мере двое из этой почтенной компании сидели в углу, обсуждая свои какие-то малопристойные дела, и при появлении Киссура подошли к нему поклониться.

Киссур познакомил с ними Бемиша. Первый из воров, мрачный золотозубый красавец лет сорока, извлек из кармана визитку, на которой именовался президентом какой-то экспортной компании, и заверил Бемиша, что, если господину понадобится, он будет в полном его распоряжении.

Засим оба вора, сопровождаемые телохранителями, отбыли в неизвестном направлении. Киссур мрачно заметил, что они едут на встречу с конкурентами и что если их сейчас задержать, то одной перестрелкой в городе будет меньше.

– Так задержите, – посоветовал Бемиш.

– А зачем? Пусть пауки едят друг друга.

Киссур и Бемиш только приступили к молочному поросенку, нежно-белой горой выступающему из моря ароматной подливки, когда Киссур вдруг поднял голову: перед ним стоял Камински. Коммерсант имел несколько унылый вид. Под глазом у него было огромное синее пятно, словно у шамана, раскрасившегося для гадания, а рука висела в шелковой петельке.

– Я пришел попрощаться, – сказал Камински, – я завтра улетаю на Землю.

Киссур молча смотрел на него.

Камински отодвинул стул и сел.

– Я был не прав, – сказал он, – изо всех вейских чиновников вы – действительно честный. Вам от меня не надобно было ни гроша. Вернувшись, я непременно расскажу друзьям, что вейские чиновники делятся на две категории: нечестные чиновники, которые просят у иномирцев взятки и сводят через них собственные счеты, и один честный чиновник, который искупал меня в бассейне.

– А еще, – сказал Киссур, – вы расскажете, что вы – невинная жертва темных махинаций. Что вы хотели купить землю за двенадцать миллионов, но вам приставили нож к горлу и убедили купить за полтора.

– Нет, – сказал Камински, – им я, как было дело, не расскажу. А вот вам, господин бывший министр, пожалуй что расскажу, для пополнения вашего экономического образования. Я приезжаю сюда и являюсь к этому Ханиде: «Я хочу строить деловой центр». Ханида – сама вежливость. Он рассыпается в похвалах. Он надеется на дальнейшее сотрудничество. Он почему-то хвалит мое бескорыстие и так им восхищен, что предлагает мне землю не за двенадцать миллионов, а за полтора. Я отказываюсь, потому что чем сомнительней сделка, тем больше проблемы. Что ж! Двенадцать так двенадцать. Господин Ханида просто счастлив. Он говорит, что низкий человек заботится о выгоде, а благородный – о справедливости. Он причисляет меня и себя к благородным людям. Я начинаю работы и вкладываю деньги. Между тем земля еще не куплена, – меня уверяют, что это формальность. В один прекрасный день я прихожу к Ханиде, и он опять заводит речь о полутора миллионах. Я вежливо отказываюсь. Ханида пожимает плечами и внезапно холодеет как лягушка. Он говорит, что разрывает контракт. Я выхожу из себя: помилуйте, я уже затратил огромные деньги! Ханида в ответ цедит что-то сквозь зубы об эксплуататорах, сосущих печень и кровь империи. Тогда я иду к Шавашу, вашему дорогому другу. Он предлагает мне… достаточно сказать, господин Киссур, что он предлагает мне что-то очень похожее, только хочет от меня вдвое больше Ханиды. И тут я сделал ошибку. Мне надо было повернуться и улететь. Пропади они пропадом, эти расходы! Но мне было жалко денег. Я уже нанюхался вашей вони. Я видел, что Ханида сделает то, что обещает, и подписал контракт. Моя ошибка была в том, что я забыл о Шаваше, который предлагал мне то же, что Ханида. Шаваш был раздосадован тем, что Ханида не поделился краденым. Разумеется, кодекс местных приличий не позволял ему самому выступить в роли доносчика. И вот он, выбрав подходящий миг, рассказывает эту историю вам, и вы поднимаете шум! И этот шум отзывается в душе Шаваша приятным звоном монет. И вот империя в очередной раз остается с носом, а Шаваш – с полной уверенностью, что при следующей сделке Ханида сам отдаст ему половину, только чтоб не мешал!